Маоней спокойно, как в тире, опустил пистолет и прицелился — убегать от твари, обладавшей упорством текущей воды, было совершенно бессмысленно. «Бывший» продолжал приближаться, словно не замечая наведенного на него оружия.
Когда до него осталось всего шагов пять, Талу выстрелил. Пуля попала в сердце — он видел входное отверстие, — но «бывший» продолжал спокойно идти, даже не вскрикнув. Казалось, пуля попала в дерево. Талу выстрелил два раза подряд — «бывший» согнулся под ударами пуль, но выпрямился, по-прежнему без единого звука, хотя хлынувшая из ран кровь залила его серый комбинезон. Затем он вдруг набросился на него и со страшной силой взмахнул тесаком, целясь ему в голову. Талу успел выстрелить еще раз, неловко отпрыгнул, споткнулся и упал. Тяжелое лезвие вонзилось в ствол дерева и осталось торчать там. «Бывший» выпустил оружие из перебитой руки и набросился на поднимавшегося Талу. Он навалился на юношу всей тяжестью и прижал его к земле, нащупывая левой рукой горло. Талу беспомощно задыхался под тяжестью твердого, жесткого тела, чувствуя, как по его бокам текут горячие ручейки чужой крови.
Когда «бывший» попытался выдавить ему глаза, Талу, наконец, опомнился. Высвободив правую руку, он прижал ствол пистолета к боку твари и дважды нажал на спуск. «Бывший» обмяк, из отверстия его маски на грудь юноши потекла струйка крови. С трудом сбросив массивное тело, Талу приподнялся, осматриваясь — насколько позволяло мерцание перед глазами.
Повсюду вокруг пылали огни, освещая мрачный лес, клубящийся дым скрывал все. Сквозь сильный звон в ушах был слышен лишь треск — пламени, а может, и шагов. Маоней поднялся на ноги, вздрагивая от пережитого напряжения. Не было похоже, чтобы кого-то привлекли его выстрелы, но все же…
Он понял, что засевший в стволе тесак будет лучшим оружием в данных обстоятельствах. Однако, как он ни старался, даже шевельнуть глубоко вбитое лезвие ему не удалось. Талу заметил, что кора вокруг клинка вздулась, и из разреза вытекает липкий темный сок, распространяя резкий, будоражащий запах.
Ощутив холод, он провел рукой по груди — она была вся в уже загустевшей крови. С отвращением обтерев себя травой, он обернулся. Прошитое шестью пулями тело «бывшего» тупо шевелилось — если были целы нервные пути, киберблок еще несколько минут мог управлять уже фактически мертвым телом. Осторожно приблизившись, Талу ткнул ствол пистолета под его челюсть и выстрелил вверх, чтобы поразить компьютер под стальным шлемом твари. На сей раз она замерла навсегда, но этот выстрел во всех отношениях был лишним — на дороге, вдали, показалось несколько «беглых» с оружием наготове. Увидев их, Талу сунул пистолет за ремень и опрометью бросился прочь, в темноту.
Он остановился уже далеко от дороги, вдруг услышав хриплые стоны боли. Осторожно подойдя поближе, Талу увидел крепкого мужчину, несомненно, «беглого», в белой рубашке с засученными рукавами. Он сидел на корточках над распластанным телом. Судя по сохранившимся обрывкам черной формы, это был один из его бойцов, распятый между стволами ближайших деревьев и Талу, несмотря на полумрак, узнал его — Анкей Риото, командир истребителей. Всего час назад это был рослый, сильный юноша с большими серьезными глазами. Сейчас его живот был распорот и «беглый» деловито наматывал кишки файа на палку. Но Талу ужаснуло не это, а то, что эти выпотрошенные останки еще корчились от боли, издавая совершенно невыносимые звуки.
Он среагировал инстинктивно, абсолютно бездумно — вскинул пистолет и выстрелил, чтобы прекратить это. Пуля попала в висок Анкея, его голова неестественно дернулась и тело застыло. «Беглый» мгновенно вскочил и обернулся, сжимая в руке длинный окровавленный нож. Талу вновь выстрелил, целясь ему в лоб, но оружие издало лишь щелчок — патроны кончились. Присевший было от страха «беглый» злорадно расхохотался.
— Эй, парень! Ты мне понравился! Иди ко мне — я тебя… — он сделал неприличный жест.
Талу застыл, понимая, что уже не успеет перезарядить оружие. «Беглый» воткнул нож в дерево и стал приближаться, мерзко ухмыляясь. Когда он подошел вплотную, Маоней наотмашь ударил его рукояткой пистолета в висок… точнее, попытался. «Беглый» не стал ни уворачиваться, ни отражать удар. С той же мерзкой ухмылкой он просто перехватил руку юноши, тут ударив его левой рукой в поддых. Талу задохнулся от боли, выронив оружие. «Беглый» швырнул его на землю, навалился сверху, зверски выламывая правую руку юноши сразу в двух суставах. Свободной рукой он обхватил голый живот Талу, плотно прижав файа к себе. Маоней бешено рванулся — и его руку, казалось, вырвали из плеча. В глазах у него потемнело от боли; немного опомнившись, он ощутил, что рука «беглого» скользнула вниз, нащупывая ширинку. В дикой ярости, уже не обращая внимания на боль, Талу изо всех сил, бешено, откинулся назад, ударив противника затылком в челюсть. Хватка «беглого» ослабла, он ударил его еще раз — и вырвался.
Поднявшись, Талу схватился за плечо — оно горело, как в огне, рука почти не действовала. Опомнившись, «беглый» опять попытался его ударить, но Талу отбежал. Они стали осторожно двигаться по кругу и на лице «беглого» вновь появилась ухмылка — поскольку, вырвавшись, жертва не пыталась удрать, происходящее казалось ему забавной игрой. Он не обращал внимания на то, что глаза юноши жутко сузились и блестят, словно у дикого зверя. Выбрав удобную позицию, Маоней остановился, очень хорошо понимая, что второго шанса у него не будет. Прежде, чем его противник успел отреагировать, он прыгнул на него, перекатываясь через левое плечо. «Беглый» был ошарашен тем, что юноша бросился ему в ноги и не успел вовремя отскочить. В то же мгновение босая ступня Талу с силой врезалась ему в пах. Мужчина захрипел и согнулся, обеими руками хватая себя за промежность. Но его глаза зажглись жуткой, безумной злобой.
Не давая противнику опомниться, Талу лягнул его еще раз, прямо по сцепленным пальцам, и «беглый» рухнул. Юноша поднялся, опираясь о дерево, осматриваясь и растирая пальцы поджатой ноги, отбитые о гениталии напавшего. Вокруг было тихо, лишь у его ног хрипел скрюченный «беглый», все еще судорожно сжимавший свои половые органы.
Заметив свой пистолет, Талу подобрал и перезарядил его, достав из кармана последнюю обойму; сделав это, он сразу почувствовал себя увереннее. Теперь оставалось только пристрелить «беглого», но он медлил. Одно дело — стрелять в атакующего, совсем другое — добивать лежачего, стонущего от боли. Маоней еще никогда не убивал людей и это оказалось невыносимо трудно. Оглядываясь, он опять увидел тело Анкея и его затошнило. Участь взводного была несравненно хуже смерти; и, в то же время, какая-то темная часть души Талу радовалась, что она миновала его. Он замер, испуганный этим, не понимая, сошел он с ума или еще нет. Лишь сейчас ему открылась вся чудовищная бездна ненависти, окружающей файа и самым мучительным было то, что ее нельзя было признать несправедливой — создание «бывших» было несравненно хуже увиденного сейчас им.
Талу отвлек громкий треск — к нему, ломая заросли, приближалась гекса, направляя на него свой пулемет. Он бросился в сторону, зная, что никому из попавших в прицел гексы не стоит рассчитывать на спасение.
Однако, к его радости, очереди не последовало — тварь уже успела расстрелять все пятьсот полудюймовых пуль, которыми ее снабдили, и теперь пыталась просто схватить его. Талу увернулся и побежал, зная, что медлительная туша не сможет его догнать. Едва она скрылась из виду, он остановился — гексы не умели идти по следам и потеряв добычу из виду, прекращали погоню. Впрочем, за ним не гнались. Он услышал донесшийся сзади короткий сдавленный вопль и понял, что судьба «беглого» решилась и без его помощи.
Теперь Талу больше всего хотелось забиться поглубже в заросли и сидеть там как можно дольше. Идея вполне разумная, но в них его никто не найдет, когда подойдет помощь. Он решил вернуться к дороге и подошел к ней уже довольно близко, когда вновь послышались спокойные мерные шаги. Талу, вздрогнув, спрятался за дерево. «Бывший» шел за ним напролом через заросли, размеренно водя пулеметом из стороны в сторону и нажимая спуск, хотя патронов у него уже не было. Когда он повернул к нему, Талу уложил его тремя выстрелами в грудь и потом добил еще двумя в шею — оставлять умирать в лесу человека, пусть и «бывшего», ему не хотелось.