К невесте направляются женщины с подарками в руках: сюзане с изображением птицы — символа Самарканда, фруктами, колыбелью для будущих детей.

Такова центральная часть росписи. На боковых же стенах изображены гости от соседних племен и близких народов, прибывшие с подарками на свадьбу: справа — представители народов юга, слева — севера.

Идея, воплощенная в этой композиции, — о том, что самые естественные и человечные отношения между народами — не конфликт, не война, а дружба, мир, гостевание, — вот так, как на этой свадьбе. Идея эта и ныне близка и дорога мне.

Много лет у меня была мечта создать многоплановое произведение, посвященное временам жизни человека — весне, лету, осени и зиме его судьбы. Эту идею вдохновило творчество великого Навои, его произведения, где сквозит мысль о вечном круговороте жизни.

Когда меня пригласили в санаторий «Узбекистан» в городе Сочи, я, увидев зал этого санатория, подумал, что, возможно, именно здесь осуществится моя многолетняя мечта. Вместе с тем это дало бы возможность отразить в подобной работе мотивы самых разных произведений Навои — и созданных на заре его жизни, и в период расцвета его творчества; осень и зиму судьбы великого поэта, его встречи с прекрасной Гули, хоть эту историю считают легендой...

Уже в Ташкенте я поделился этими замыслами с ученым-литературоведом Хамидом Сулеймановым, который одобрил их и охотно согласился подобрать для меня подходящие бейты из лирики Навои, чтобы использовать их при оформлении этих композиций.

2      июля 1971 года Хамид Сулейманова писал мне:

«...Ваша картина, изображающая Нодиру-бегим в молодости, — большая удача. Поздравляю Вас от чистого сердца. Будьте всегда здоровы, радуйте людей новыми и новыми произведениями...»

Подобных писем, и более, и менее искренних, было впоследствии немало. Среди них — послание, в котором к весеннему пейзажу были подобраны стихи Мукими, к картине лета — строки Бабура, к пейзажам осени и зимы — бейты Навои.

Эта идея была для меня символом жизни природы: весна — рождение красоты; лето, середина года - зрелость, апогей расцвета; золото мудрости - осень, и - зима преклонного возраста... И вновь после зимнего сна — пробуждение, возрождение: жизнь и дела человека продолжаются в детях...

Издревле у художников бытовала традиция: изображать времена года в образе прекрасных женщин, так же, как видится поэтам муза. Вот и в моей композиции изображены четыре нарядные красавицы — воплощение образов года.

С наступлением весны, с приходом весенней пери, мир одевается в зеленые одежды. Детвора занята беспечными играми. В косы девушек вплетены кисточки для волос. Проницательный поэт с книгой в руках внимает пению птиц, стихи его призывают нас в объятия природы.

Опять весна, и зелен сад, и соловей влюблен.

Друзья, пусть грянет полных чаш веселый перезвон.

Святая дружба — дар небес, она — сердцам бальзам.

Когда вокруг тебя друзья — ничем ты не стеснен.

Лето. Юноша и девушка встретились под сенью древа жизни. Фантазии поэта воплощаются в цвете: парящая в воздухе аллегорическая красавица — пери лета - держит в правой руке ляган, полный фруктов, а левой рукой манит на лужайки, покрытые зеленью, в горные дали с их водопадами. На вершине горы, символизирующей высоты творчества, поэт в белом одеянии вдохновенно слагает газели. Сопровождающий эту сцену бейт Бабура гласит:

Дарит лета пора нам свиданья и встречи друзей,

И турниры поэтов, и пиршества сердца страстей.

Красавица-осень изображена на фоне золотого великолепия природы, на одной руке у нее — младенец, в другой она держит чашу с вином и осенние фрукты, словно приглашая еще раз испытать наслаждение опьянением. А старый поэт, опирающийся на посох, слагает стихи о своей жизни, прошедшей в страданиях, являя собой символ осени жизни, склона лет, достойно прожитых. Эта мысль иллюстрируется таким бейтом:

Молвил месяц с небес, увидав осень жизни моей:

«Лишь один желтый лист задержался средь голых ветвей...»

Дева-зима, отправляясь в свой путь, нарядилась в синий камзол. Защищая ладонью пламя светильника от нежданных ветров, она осторожно передает огонь из своих рук грядущему году. Содержание этой сцены раскрывает следующий бейт:

Царит в слепящем блеске звезд холодный пир зимы,

Окрашивая целый мир лишь в краски дня и тьмы.

Внизу росписи во всю ее длину изображен полноводный Анхор — олицетворение неиссякаемых сил природы, бесконечности жизни, в которой вечно сменяют друг друга эпохи и поколения...

Цветовую гамму композиции составляют розовый и зеленый — цвета весенней поры; темно-зеленый во всех его оттенках — для лета; коричнево-желтые тона - гамма осени. Завершает все это черный и льдисто-голубой зимний «аккорд», где выделяется маленький огонек пурпурно-красного цвета, светящийся в руке пери зимы, как спасительным свет, манящий в будущее, как символ надежды...

Каждую из описанных аллегорий сопровождает солнечное светило в разных положениях: в весеннюю пору — оно только начинает восходить, летом — находится в зените, осенью и зимой — клонится к горизонту. В весенние дни солнечные лучи переливаются прозрачными розовыми тонами, летом они желто-красные, осенью — желтые и, наконец, зимой светятся бело-голубыми тонами.

По сей день я считаю, что эта работа, вдохновленная гением великого поэта, стала для меня тем творческим взлетом, о котором только может мечтать художник.

С той поры, когда я только осознал свое место в мире, и потом, в течение всей жизни, я старался впитывать и осмысливать все, что видел вокруг, переплавляя все впечатления жизни в своей творческой лаборатории. Любое наблюдение, переживание становится материалом для работы. И, конечно, никогда не прекращается для меня открытие поэтов Востока, прежде всего моего любимого Навои, чьи идеи неизменно рождают у меня все новые живописные образы. Не только такие значительные произведения, как «Хамса» великого Алишера, но и каждая строчка лирики восточных поэтов зовет брать в руки карандаш и создавать рисунки. Не знаю, хорошо ли это, но большинство книг в моей домашней библиотеке пестрят моими рисунками и набросками.

Вообще страсть к чтению всегда была мне присуща, причем к чтению не бездумному, а вдумчивому и серьезному. О воздействии поэзии на мое творчество, на рождение образов моих произведений я уже говорил, — она дает мне импульс, не сравнимый ни с чем. Первые, эскизные варианты, наброски впоследствии, при перечитывании любимых произведений, оформляются в воображении более четко, становятся основой для больших, завершенных работ. Именно такие черновые наброски пригодились мне при выполнении наиболее значительных, масштабных моих вещей — росписей в Большом театре оперы и балета имени Навои, в Музее литературы, в Институте востоковедения, создании «Согдийской свадьбы» и одной из самых крупных среди моих последних работ — керамического панно для станции «Алишер Навои» Ташкентского метрополитена.

Каждая крупная работа - это всегда большой труд души, напряжение всех эмоциональных и интеллектуальных сил. Понятно, что именно поэтому многие замыслы остаются не воплощенными. Так, мне не удалось добиться гармонии декора куполов и настенных панно в оформлении этой станции метро: богатство красок, сияние золотых узоров на потолке и куполах не получили своего развития на стенах: цветовая гамма потолка и куполов не соответствует колоннам, которые должны были быть облицованы керамическими плитками. Однако работы по оформлению были прекращены тогда, когда они еще не получили своего завершения; станцию пустили в эксплуатацию. И все же, несмотря на это, для тысяч и тысяч наших соотечественников станция метро «Алишер Навои» стала данью памяти и почитания великого поэта, символом любви к его бессмертному слову. И это греет меня по сей день, заставляя забывать все трудности и разочарования, которыми сопровождалась эта работа.