Суния медленно села, изумленно уставившись на Ауриану. Сама мысль, что кто-нибудь, не говоря уже о самой Ауриане, мог нуждаться в ней, была нова и непривычна, и все переживания тотчас отступили на второй план. Ауриана поднесла к губам ослабевшей подруги глиняную баклажку с остатками разведенного водой вина, которое ей украдкой, передали знакомые преторианцы.

Наблюдая за судорожно двигавшимся кадыком Сунии, Ауриана мрачно подумала: «Я изголодалась хотя бы по капельке надежды. Если у меня не появится какой-нибудь реально достижимой цели в жизни я погибну».

На рассвете семнадцатого дня ее пребывания в римской тюрьме Ауриана проснулась, почувствовав внутри себя толчок, словно какой-то дух разбудил ее. Она села на соломенной подстилке. Как всегда через высокое узкое окно в камеру вливался косой поток света, но этим утром он казался ей не просто потоком, а золотым пальцем божественного провидения, указывавшим на то, что пришло, наконец, ее время. Она перевела взгляд на Сунию, которая зарылась, свернувшись комочком, поглубже в солому и мирно посапывала во сне, как собачка.

«Она не чувствует ничего. Значит, этот знак свыше подан только мне».

На завтрак принесли чуть теплую ячменную кашу. Наступило время утренней смены караула, и дверь в закуток, где содержались женщины, с лязгом распахнулась.

Вошли две служанки, выглядевшие просто сногсшибательно в разноцветном шикарном одеянии. Судя по их надменному виду можно было подумать, что они прислуживают самой императрице. Одна из них, девушка арабского происхождения, была одета в тунику шафранового цвета. Под блестящими черными глазами можно было заметить легкие, искусно подведенные тени. Другая, эфиопка, одетая во все алое, гордо держала курчавую голову, украшенную стеклянными бусами. В ушах ее висели массивные золотые сережки. Служанки благоухали корицей и гиацинтом. Вслед за ними вошли четыре невольника, которые несли украшенную орнаментом бронзовую шкатулку с бриллиантами, сундук из ливанского кедра, ведро с водой и несколько рулонов ткани.

Ошеломленные пленники наблюдали за всем этим молча и с опаской.

— Нам приказано приготовить и одеть тебя, — обратилась к Ауриане арабская девушка скрипучим голосом. — Если ты будешь сопротивляться, мы приведем на помощь стражу.

— Одеть меня? — тихо проговорила Ауриана. — Для чего?

Обе служанки посмотрели друг на друга, словно сомневаясь, отвечать им на этот вопрос или нет. Затем эфиопка, хитро улыбаясь, сказала:

— Чтобы доставить удовольствие богу.

Низ живота Аурианы внезапно скрутило в тугой узел, вслед за чем наступило тревожное возбуждение. Она поняла, что эти служанки должны были отвести ее к какому-то очень важному лицу, и если Парки все еще благоволят к ней, то этим лицом может оказаться сам Император. Ей и в голову не приходило надеяться на такой счастливый случай. В этом случае она могла осуществить свой давно вынашиваемый замысел отмщения за честь родины и свою собственную.

Суния смотрела на нее с ужасом, как на загнанную лань, которую вот-вот прикончат охотники. Эфиопка открыла верхнюю крышку сундука и стала быстро вынимать оттуда набор терракотовых горшков. Золотые браслеты, нанизанные в изобилии на ее руки, вздрагивали и отбрасывали яркие блики. Арабка проворными пальцами сняла с Аурианы тюремные лохмотья и начала тереть ее пемзой. Затем она взяла один из горшочков и полила тело пленницы гиацинтовым маслом, ловкими круговыми движениями втирая его в кожу. Занимаясь своими делами, служанки весело болтали, но Ауриана не могла разобрать почти ни единого слова. По-латински они говорили с сильным акцентом, то и дело перемежая свою речь выражениями на другом языке.

— Не смотри так, они же не пытают меня, — сказала Ауриана Сунии, когда служанки закрепили у нее на груди то, что на их языке называлось шлейкой и надели ей через голову тунику из тонкой шерстяной ткани белого цвета. Затем арабка, напевая странные, лишенные мелодичности мотивы, стала пудрить лицо Аурианы свинцовыми белилами. Покончив с напудриванием, она взяла горшочек с румянами и подрумянила щеки. После этого начертила брови сурьмой и навела тени специальной краской для век. Глаза Аурианы теперь соблазнительно блестели и казались круглыми. Пальцы арабки порхали по лицу, едва прикасаясь к коже и походили на руки художника, наносящего последние легкие мазки на готовый портрет. Губы Аурианы, покрытые тонким слоем винного экстракта, казались выпуклыми и темными.

Женщины-пленницы ничего не могли понять и лишь тихо глазели на происходящее, разинув рты. Эту тишину прервал нервный смешок Сунии.

— Пожалуйста, не смейся надо мной, Суния, — волнуясь, прошептала Ауриана, чувствуя все возрастающее нервное напряжение.

«Они издеваются над моим лицом. Я становлюсь посмешищем. Кто затеял эту жестокую игру и зачем?»

— Прости меня, я не хотела тебя обидеть, но ты теперь совершенно другая, — произнесла Суния. — Нет, Ауриана… я еще никогда не видела тебя такой красивой.

Однако испытания Аурианы на этом не закончились. Теперь за дело принялась эфиопка, которая собрала волосы Аурианы в пучок на затылке и закрепила при помощи двух черепаховых гребней. Ту часть волос, что ниспадала из пучка, она разделила на три части и заплела в косички. Помогая друг другу, служанки вплели в косы крупные жемчужины. Эти косы они затем переплели между собой и свернули в змеевидную спираль. Все это сооружение было зафиксировано надетой сверху почти невидимой шелковой сеткой. В довершение всего они посыпали прическу золотым порошком.

Суния сделала глубокий вдох. Удивление уступило место зависти. Она протолкнулась поближе и, протянув руку, попыталась дотронуться до волос Аурианы, но одна из служанок больно ударила ее по руке. Эфиопка достала затем из сундука наряд из белой ткани с блестками. Она была настолько тонка и прозрачна, что казалась вытканной из тумана. Ауриана вздрогнула, когда этот наряд скользнул по ее коже подобно струе холодной воды.

— Не вздумай ненароком порвать эту вещь, — проворчала раздраженно арабка. — Тебя сурово накажут. Она стоит больше, чем ты. Это шелк, и его продают по цене золота.

Суния всегда находила внешность Аурианы очень привлекательной, но теперь… От стоявшей перед ней женщины несравненной красоты, в которой угадывались черты прежней Аурианы, исходил мягкий лунный свет. Это преображение натолкнуло Сунию на мысль о том, что в ее подругу вселилась сильфида, которая изменила ее душу. А может быть, наоборот, именно сейчас ее душа предстала в своем истинном виде.

Пока служанка прикрепляла к прическе золотые украшения, изготовленные в виде виноградных листьев, Суния незаметно подкралась к шкатулке и выкрала оттуда несколько маленьких горшочков с румянами и белилами, спрятав их в складках своего балахона из грубой шерсти. Когда представится случай, она попробует эти чудодейственные мази на себе.

А служанки тем временем надевали на ноги Аурианы сандалии с бриллиантами и при этом сетовали, что ступни у этой невольницы, неотесанной бабы из дикого племени были безобразно большими. Обув ее, они отошли в сторону полюбоваться на свое творение.

— Ее красота безупречна, — заявила эфиопка. — Варварская Афродита!

— Нет, лесная нимфа. Во дворце о ней думают именно так. Подожди-ка, мы забыли про аромат лесов.

Арабка пошарила в сундуке и достала оттуда синий стеклянный флакон с высоким узким горлышком. Смочив палец в содержимом флакона, она помазала ароматическим маслом виски и шею Аурианы. В воздухе приятно запахло хвоей.

«Как же мне драться в этих неудобных сандалиях и в тунике?» — подумала Ауриана.

— Вот и все, Ниобе! — воскликнула арабка, подавая Ауриане бронзовое зеркальце. Обе они посмотрели друг на друга и прыснули от смеха. — Посмотри на себя!

Ауриана от неожиданности вздрогнула, но затем почувствовала облегчение. Нет, они не сделали из нее уродливую ведьму. Совсем наоборот. Она могла видеть только себя в этом зеркале, и все же оттуда на нее смотрела какая-то чужачка, одевшая полупрозрачную маску.