Хоть, положим, не обидно,
Что полиции не видно,
Но немного будто стыдно
Так скрываться очевидно,
когда на этих улицах совершается явно, на глазах толпы, бесшабашное смертоубийство...
НАБРОСКИ СИБИРСКОГО ПОЭТА. Печатается по первой публикации в газете "Восточное обозрение" (1882, 9, 23 сент., No 24, 26; 1884, 12 янв., No 2), подписанной анонимом "Сибирский поэт". Авторство определяется нa основании библиографии, составленной П. В. Быковым, и примечания от редакции, сопровождающего посмертную публикацию последнего в цикле очерка:
"Редакц. На этом прервался последний фельетон нашего покойного поэта И. В. Омулевского. Мы часто говорили с ним о жизни этого города, лучшего в Сибири, где пробуждалась умственная жизнь и где так мрачно мне живется. Он застал этот город погоревшим, причем погибло и его имущество.
Нерадостно ему жилось здесь. От этого времени уцелело несколько набросков, и в том числе одно стихотворение, посвященное доктору, которое характеризует те невзгоды, которые испытывал поэт на родине. Вот это стихотворение:
БОЛЬНИЧНЫЙ ЭКСПРОМТ
(на память доктору Кр – кову)
В российской столице решили,
Что ум мой достоин поэта;
В Иркутске меня уложили
В больничную койку за это.
Но чем медицина поможет
В смягчении правды печальной,–
Что быть диагностом не может
И самый усердный квартальный?
О, доктор мой! в виде привета,
Я выскажу вам втихомолку,
Что нет на земле лазарета,
Который бы сбил меня с толку.
9 октября 1879 г. Иркутск, гражданская больница Кузнецова, 12 палата. Вечером".
"Восточное обозрение" – литературно-политическая газета, основанная писателем, ученым, общественным деятелем H. M. Ядринцевым в 1882 г. в Петербурге. В 1888 году редакция была переведена в Иркутск. Демократическую направленность издания усиливали осуществляемые на его страницах публикации редких сочинений декабристов. Так, в No 9, 23 за 1882 г. опубликовано "Переселение народов. Идеальные стремления и действительность" Д. И. Завалишина. Интересный материал о И. В. Омулевском и его окружении содержат "Сибирские литературные воспоминания (1884, No 6) и "Литературные и студенческие воспоминания сибиряка" (1884, No 20, 33) самого издателя газеты и друга писателя – H. M. Ядринцова. Из них следует, что И. В. Омулевский был знаком и часто сотрудничал с Н. А. Некрасовым, который поддержал социальную направленность его стихотворения "Солдатка", В. С. Курочкиным, Д. Д. Минаевым, слушал лекции Н. И. Костомарова. В "Восточном обозрении" (1884, No 6) увидели свет и воспоминания Н. С. Щукина "При разливе Оби". В свое время именно он ввел И. В. Омулевского в круг сибирского землячества в Петербурге, во многом способствовавший духовному формированию, гражданскому самоопределению писателя. Не прерывая связей с Сибирью, И. В. Омулевский оказывал поддержку молодым литераторам-землякам, в частности, как свидетельствует Н. М. Ядринцев, иркутскому поэту Красноперову.
Чаще выступая как поэт, И. В. Омулевский развил в "Восточном обозрении" и свой опыт публициста. Критический материал для "Набросков сибирского поэта" дала захолустная жизнь Верхоянска, Якутска, Минусинска и других "медвежьих углов" Сибири, многочисленные факты рутины, невежества, лихоимства, вымогательства. Не пощадил писатель и родной Иркутск, негласно признанный столицей Восточной Сибири. В архиве И. В. Омулевского сохранился автограф последней части "Набросков сибирского поэта" (ЦГАЛИ, ф. 371, оп. 1, д. 7), содержащий незначительные разночтения с журнальным текстом.
Ученые разговоры
Рассказ из путевых впечатлений
Сумерки. Священник села Рассушинского отец Николай только что восстал от послеобеденного сна; собственно говоря, даже и не восстал еще,– ибо лежит пока на диване,– а просто открыл свои заспанные глаза и как-то усладительно почесывает у себя жирную спину.
– Кваску бы теперь испить знатно было...– приговаривает его преподобие, не относя, по-видимому, ни к кому своей речи.
Молчание.
– Поди-ка, Аксинья, принеси...– обращается он через минуту уже прямо к работнице, греющейся в этой же комнате у печки.
Толстая работница Аксинья, глуховатая, но разбитная бабенка, приносит ему целую муравленую чашку мутно-красноватой жидкости.
– Знатная штука этот квас! – говорит отец Николай, залпом выпивая почти всю чашку и ставя ее подле себя на пол.
– Докуда ты будешь, страмник, эту гущу-то дулить? – ядовито замечает из другой комнаты золотушная попадья, тоже отдыхающая или, лучше сказать, нежащаяся на высоком пуховике.
– Нельзя, Нюрочка: жажда...
– Ты бы еще с утра-то бочку винища выпил!
– Ну уж, Нюрочка, и бочку! – обидчиво возражает отец Николай:– в бочке-то ведь сорок ведер, говорят...
– Да тебе, страмнику, что! – тоже вытянул бы, поди, и бочку, кабы поставили...
– Не может быть, Нюрочка, этого; по медицине невозможно...
– Дурака-то вот только такого не найдется,– не выставят тебе бочки-то...
– Где же мне сорок ведер выпить... чудная ты!
Попадья молчит.
– Это теперь и по физике даже не приходится...– аргументирует отец Николай.
Попадья и на это ничего не отвечает; не отвечает, впрочем, только потому, что в физике и медицине она смыслит не больше своей работницы, а способности батюшки – знает, как свои пять пальцев. Отец Николай на минуту задумывается... должно быть, над любопытным вопросом: может ли он, действительно, не стесняя законов двух помянутых наук, вытянуть один сорок ведер водки, если бы и в самом деле нашелся дурак, рекомендованный ему попадьею.
– Шнежку бог дает...– говорит, лениво зевая, снова приютившаяся у печки работница.
– А что?
– Да я шойчас на улице была,– крупной такой шыплет...
– Сы-ы-плет?.. Так вот видишь оно как!.. А что, ты как теперь думаешь, Аксинья...– спрашивает он, помолчав: – снег отчего бывает?
– Известно, отец Николай,– от бога...
– Это-то так, что от бога; да средствами-то какими?
– Да какими шредствами?.. Надо быть, ангела божии шлют...
– Ну ты это все так больше; нет, а ты по науке-то... как?
– И что это у тебя, у страмника, за разговоры такие всегда! – еще ядовитее замечает попадья, нетерпеливо повертываясь на другой бок.
– Смерть люблю, Нюрочка, ученые разговоры...
Молчание.
– И ты, дура этакая, туда же! – строго обращается попадья уже к Аксинье:– поди-ка лучше ставь самовар...
Работница уходит, по всему заметно, в крайнем неудовольствии.
– Ты у меня опять с бабой связался!.. Постой же ты... дай только благочинному приехать! – говорит злобно попадья, дождавшись ее ухода.
– Да я что ж, Нюрочка? – робко басит отец Николай.