Усталость сморила его, и он не заметил, как задремал. Мерный шум мотора действовал усыпляюще. Сколько он проспал, Женька сказать бы не смог. Внезапно его резко бросило вперёд, затем назад и, наконец, скинуло на пол. Он упал на что-то мягкое, хрипло вздыхающее и охающее и догадался, что это был Мишка, сидевший с краю. Ему мигом вспомнилась обида за незаслуженный удар по лицу, и, сообразив, где должна быть голова Михаила, он с силой двинул туда локтем и по мгновенному вскрику догадался, что попал.

Кто-то из девчат ползком перебрался через них и открыл дверцу. Вслед за ней выбрался наружу и Женька. Машина съехала с дороги, задние колёса остались в кювете, а передние, перевалив через бугор, повисли над другой канавой. Машина прочно уселась на днище кузова. Вокруг машины, то заглядывая под неё, то пробуя раскачать, ходил Васька. Изо лба его сочилась кровь.

— Теперь её только трактором стянешь, — печально проговорил он, взглянув на Женьку.

Из машины вылез Мишка и, прихрамывая, направился к ним.

— Ты что ж это наделал, гнида вонючая! — закричал он на Ваську, приблизившись к ним.

Васька благоразумно отступил за машину.

— Занесло вот… Юзом пошла, — сбивчиво объяснил он.

— Занесло! Заснул, подлюка, за рулём, вот и занесло!

— Чего уж теперь поделаешь, — примирительно сказал Женька.

Михаилу, видимо, в аварии досталось больше всех. Он прихрамывал и, морщась, потирал левую руку.

— Тебе легко говорить, ты на меня падал, — ворчливо ответил Михаил. — А я на голый пол. Да ещё кто-то из девок мне каблуком в глаз саданул.

В сером сумраке рассвета Женька увидел, как опухает, заплывает Мишкин правый глаз, и сообразил, что Мишка принял его острый локоть за женский каблук.

«Вот так тебе, — мстительно подумал он. — Не будешь больше зря руки распускать!»

Все их попытки сдвинуть машину с места оказались напрасными, она села прочно. Тогда они бросили её и пешком, прихрамывая, постанывая, потирая синяки и шишки, поплелись к городу. Дошли до окраины и, не попрощавшись, разошлись в разные стороны. Даже провожать девчат не пошли. И больше никого из них троих, ни Нину, ни Марину, ни Зою, Женька не видел.

Денег, полученных за проданные электрогитары, хватило ненадолго, всего на неделю. О доле за магнитофон Михаил и не заикался, и Женька даже не знал, продал он его или оставил себе. Одалживаться у матери становилось всё труднее, и Женька невольно в мыслях возвращался к прежним преступлениям. Кажущаяся теперь лёгкость и безнаказанность внутренне подготовили Курочкина к совершению нового преступления. Не хватало только подходящего случая. И вот однажды такой случай наступил.

В этот вечер он, Михаил и Заяц снова сидели в ресторане вокзала. Водка была уже выпита, на повторение денег не хватало, но они всё сидели за столом. Уходить было некуда: по домам расходиться еще рано, бродить по пустынным улицам не хотелось, да и скучно, а в ресторане было светло и тепло.

Они молча сидели за столом. Говорить ни о чём не хотелось. Женька откинулся на спинку стула и мечтательно следил, как тает синеватый дымок его сигареты. В это время за соседний столик уселся новый посетитель. Он был явно пьян.

— Ишь, какой бухарик завалился, — заметил Мишка.

— Вытурят его сейчас отсюда, — лениво и беззлобно откликнулся Женька.

Пьяный осматривал зал в поисках официантки. Вот он увидел её, попытался встать, но покачнулся и снова сел на стул.

— Голубушка! — громко позвал он. — Поди-ка сюда!

Официантка обернулась на крик, увидела пьяного и вопросительно взглянула на буфетчицу. Та еле заметно качнула головой и указала глазами в глубину зала, где за одним из столиков сидел лейтенант милиции. Официантка заскользила между столиками.

— Сто грамм водки! — громко заказал пьяный, когда она подошла к нему. — И чего-нибудь закусить!

— Гражданин, посетителей в нетрезвом виде мы не обслуживаем! — не менее громко ответила официантка. — Прошу вас освободить столик.

— То есть как это не обслуживаете? — возмутился пьяный. — Я на свои деньги заработанные хочу выпить, а не на ворованные. Вот они!

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку скомканных денег. Мишка толкнул Женьку под столом ногой. Они переглянулись и поняли друг друга.

— Ещё раз вам говорю: заберите свои деньги и освободите столик, — твёрдо повторила официантка и, нагнувшись к нему, негромко добавила: — Уходите, гражданин, и не шумите, а то свободно можете пятнадцать суток заработать. У нас в зале сидит сотрудник милиции.

— Ну? — пьяный пытался что-то сообразить. — Ухожу, ухожу. Раз нельзя, значит, нельзя. Прости, голубушка.

Он долго пытался положить деньги в карман, но непослушная рука проскальзывала мимо. Наконец он всё же спрятал их, поднялся и, пошатываясь, побрёл к выходу.

— Получите с нас, — остановил Мишка официантку.

Та бегло взглянула на пустой графин и тарелку с закуской. Женька выложил на стол деньги и небрежно кивнул:

— Сдачи не нужно!

Когда они вышли на перрон, пьяный уже подходил к перекидному мосту. Стараясь не особо приближаться к нему, но и не теряя его из виду, они пошли за ним. Вышли в город, на освещённую центральную улицу. Их тревожила мысль, что пьяный живёт где-нибудь рядом и их затея провалится. Но, пройдя один квартал, он свернул в темную улицу. Ребята радостно переглянулись. Было темно и тихо. Пьяный впереди покачивался и что-то бормотал.

— Пора! — шепнул Мишка.

Они ускорили шаги, обогнали пьяного и остановились посреди тротуара. Он заметил их только тогда, когда подошёл почти вплотную.

— Вы чего, ребята? — запинаясь, пробормотал он.

— Деньги давай! — Мишка схватил его одной рукой за пиджак, а другой потянулся к карману.

— Как-кие деньги? — трезвея, проговорил пьяный и, поняв всё происходящее, пронзительно завизжал:

— Караул! Грабят!

Крик оборвался одновременно с глухим ударом. Пьяный упал. Мишка склонился над ним. Где-то хлопнула дверь, и тишину вдруг прорезал тревожный милицейский свисток.

— Бежим! — диким голосом закричал Женька и бросился в сторону. Он не видел, куда побежали Мишка и Заяц, перепрыгнул через один забор, потом через другой. Где-то рядом, захлёбываясь, залаяла собака.

Ещё один забор, и Женька очутился на соседней улице. Остановился только тогда, когда почувствовал, что дальше не может сделать ни шагу. Сердце готово было разорваться. Было тихо, за ним никто не гнался.

«Кажется, ушёл, — прошептал Женька, и дикая радость захлестнула его. — Ушёл! Ушёл!»

На мгновение мелькнула тревожная мысль: а Мишка с Зайцем? Но тут же он отогнал её: уж если он ушёл, то они и подавно, у них опыта побольше.

Усталый, внутренне опустошённый, добрался он до дома, свалился в постель, но сон не приходил. Снова тревожила мысль: где Мишка и Заяц? Поворочавшись с боку на бок добрый час, Женька, наконец, заснул. И не знал, что в это время в кабинете следователя Мишка торопливо называет его имя, фамилию, адрес, и следователь снимает трубку телефона, чтобы отдать приказ о задержании его, Женьки Курочкина.

А дальше всё было так, как не один раз виделось ему в ночных кошмарах: неожиданный стук в дверь, «Собирайтесь, гражданин Курочкин!», растерянный взгляд матери, её захлебнувшийся крик.

Владимир Кириллович заканчивает свои показания. Заканчивает так же, как и начал:

— Может быть, то, что я рассказал, не имеет прямого отношения к делу. Но мне хочется, чтобы все поняли: рядом с Курочкиным на скамье подсудимых незримо сидят и его бывшие друзья, и родители, и мы, учителя, и все те, кто был преступно равнодушен к его судьбе. Пусть не только Курочкин, но и каждый из нас спросит свою совесть: в чём его вина?

Владимир Кириллович сел. Женьке очень хочется поймать его взгляд, и в то же время стыдно, нестерпимо стыдно. И это снова вызывает озлобление. Копаются в его душе, словно в собственных карманах! Норовят сковырнуть каждую болячку, чтобы потом наблюдать, как за подопытным животным: как он будет себя вести.