— Да ведь сегодня 1 сентября, — удивлённо присвистнул Иван. А он и забыл совсем. Нужно будет зайти сегодня в школу и поздравить Владимира Кирилловича и других учителей. Вот, всего лишь два месяца прошло, как он окончил школу, а как всё изменилось в его жизни!
В этот момент кто-то окликнул его. Он обернулся. Перед ним стоял Женька Курочкин. Несколько секунд Иван рассматривал его. Да-а, за эти два месяца и у Женьки произошли серьёзные изменения. Правда, одет он по-прежнему модно, а вот сам как-то полинял. Исчезла из глаз самоуверенная заносчивость, уголки губ печально опущены вниз, лоб пересекла морщина.
— Что рассматриваешь? Не узнаёшь?
— Трудно узнать столичного пижона.
— А-а, — устало махнул рукой Женька, — какое это пижонство! Посмотрел бы ты, как в Москве одеваются! Вечером на улице Горького такие ходят. Ты бы глаза на лоб выкатил.
— Ладно, дойдёт и до нас. Ну как ты?
— А что как? Вот, видишь, вернулся в родные пенаты. Увы, не со щитом.
— А подробности?
— Пойдём ко мне, посидим, поболтаем. Там и все подробности расскажу.
— В этом? — Сергеев критически осмотрел свою рабочую одежду. — Нет уж, я тебе всю мебель испачкаю, мать ругаться будет. Пойдём лучше в школьный парк, там на скамеечке и потолкуем.
Они вошли в парк. Деревья ещё гордо поднимали свои пышные шапки, хотя осень уже кое-где тронула листья жёлтой и красной краской.
— Ну, рассказывай, — сказал Иван, когда они уселись на скамейку.
— А что рассказывать? — неожиданно зло ответил Женька.
— Что не поступил — вижу, — спокойно сказал Сергеев. — А почему?
— Поступишь там, как же! — раздражённо заговорил Женька. Он сидел, не поднимая глаз, сосредоточенно рассматривал узкие носки своих лакированных ботинок. — Там только по блату да с толстым карманом пролезть можно. Приедет какой-нибудь туз на собственной машине и сразу к директору в кабинет! А на нас, мелкую сошку, даже и не глядят!
На самом деле всё было не так, как это пытался изобразить Женька. В институте его пригласили в комиссию, с ним долго беседовал даже сам заведующий кафедрой творчества Литературного института, писатель, имя которого широко известно не только в нашей стране, но и за рубежом. Он детально, что называется, по косточкам разобрал стихи Курочкина и прямо сказал:
— Вы меня простите, молодой человек, но пока то, что вы делаете, — не поэзия. Послушайтесь доброго совета: идите на производство, глубже окунитесь в жизнь, пристально всматривайтесь, изучайте её. Там, может быть, вы найдёте и темы для своих произведений, и свой голос, то есть то, чего вам сейчас не хватает и чего вам не даст ни один институт.
Нет, с таким заключением Женька согласиться никак не мог. Он был твёрдо уверен, что другие его «обскакали», устроились по блату, а вот он не сумел,
— Сунуть бы им сотни две, сразу бы талант у меня обнаружили!
Сергеев скептически посмотрел на него, но промолчал.
— Потом, — уже несколько остывая, заговорил Женька, — мать приехала. Решили документы в сельскохозяйственную академию отдать, там какая-то знакомая тётки, у которой мы остановились, лаборанткой, что ли, работает. А там тоже конкурс, три человека на место. Ну, сам понимаешь, туда я не стремился, готовился кое-как и только потому, что мать настаивала. «Главное, говорит, в институт поступить, а в какой — неважно». Я ей говорю, что потом в колхоз пошлют, а она в ответ: «Разве мало в Москве научно-исследовательских институтов?» Ну, короче говоря, срезался я на английском. А если здраво рассуждать, зачем агроному, который всю жизнь в навозе копается, знать какой-то английский язык? Абсурд!
Помолчали. Потом Иван спросил:
— А теперь что делать думаешь?
Женька молча пожал плечами.
— Устраивайся к нам в депо.
— Стоило для этого кончать десятилетку! — Женька саркастически улыбнулся. — Нет, дорогой, трудовые мозолистые руки — это из поэзии двадцатых годов, а сейчас это — пошло!
— Ну, знаешь… — вспыхнул Иван.
— Прости, Ваня, — спохватился Женька, — не о тебе речь. А если откровенно: была бы у тебя возможность учиться дальше, я имею в виду материальную сторону дела, пошёл бы ты работать в депо?
— Не знаю, — честно признался Сергеев и, подумав, продолжал: — видишь ли, я думаю, что в школе у всех у нас, да и у некоторых учителей, было искажённое представление о производстве. Что греха таить, некоторые, вроде Верблюда, прямо пугали нас, что придётся выполнять «чёрную работу». Не знают у нас учителя производство, — убеждённо повторил он, — по-старинке судят. Хоть бы раз на экскурсию к нам в депо пришли. Убедились бы тогда, что «дедовские времена» давно прошли, и для «чёрной» работы большие знания нужны!
— Мыть детали в керосине, применяя все изученные законы физики и химии?
— Вот-вот, — поморщился Иван, — знакомая песня! Десять лет нам её пели! А мне, например, знания, полученные в школе, сегодня, ой, как пригодились!
В начале разговора он хотел поделиться с Женькой радостью, но теперь это желание прошло.
Помолчали. Беседа потеряла интерес и для одного и для другого — слишком разные у них взгляды. Взаимного понимания уже не было.
— Что знаешь о других наших одноклассниках? — спросил, наконец, Женька.
— Ирина в МГУ поступила, — не очень охотно заговорил Сергеев. — На географический факультет.
— Попала всё-таки? Ну да, она ведь с золотой медалью!
— Всё равно экзамены сдавала. Она молодец. Девятнадцать баллов из двадцати набрала. Серёжка Вьюн в военное училище в Омск уехал. Лидка Норина в продавцы пошла, в новом магазине в галантерейном отделе. Зайди для интереса! Завилась, накрасилась, и не узнаешь вовсе! Толька Тюлень в техническом училище при заводе «Электровыпрямитель», полупроводниками бредит.
Женька слушал без особого внимания. Судьба одних была ему безразлична, другим он в душе завидовал, над третьими откровенно посмеивался. Его интересовал из одноклассников только один человек, вернее одна, но Иван ничего о ней не говорил. Тогда Женька решил сам спросить:
— А Нина Чернова? О ней ничего не знаешь?
— Прислала она письмо в июле. Собиралась в Куйбышевский авиационный, но поступила ли — не знаю.
И вспомнив про неудачную, безответную любовь Женьки, решил соврать:
— Тебе привет передавала.
Женька резко повернулся к нему.
— Адрес её знаешь?
— Они ещё в гостинице жили. Отцу собирались скоро дать квартиру в новом доме. А адрес пока: Куйбышев, главпочтамт, до востребования.
— Ты ей ответил?
— А как же!
Иван промолчал о том, что ответил всего с неделю назад — всё некогда раньше было.
— Про меня что-нибудь написал?
— Да ведь тебя здесь не было, — виновато ответил Иван.
Женька задумался. А что если он сам напишет ей? Просто как товарищ товарищу? Но тут же отбросил эту мысль. Кого он хочет обмануть? Себя? Её? Нет, просто товарищами они быть не могут. Это ясно и ему, и ей. А писать то, что он чувствует и переживает, он не будет, у него есть ещё гордость!
— И не пиши ничего.
— Ну, я пошёл, — поднялся Сергеев, — а то ещё сегодня не обедал.
— Подожди, — запоздало спохватился Женька, — расскажи хоть, сам-то ты как?
— А что я? Работаю в депо токарем. Присвоили второй разряд. Выбрали в цеху комсомольским секретарём.
— В гору идёшь. А со спортом как?
— Занимаюсь потихоньку. Только времени свободного маловато. Ну, пошёл, а то мать, наверное, беспокоится.
И уже от самых ворот парка крикнул:
— Ты заходи! После четырёх я почти всегда дома! А в воскресенье — на стадионе!
Женька остался один. Встреча с Сергеевым растревожила его: все его одноклассники нашли место в жизни, хорошее или плохое, но всё-таки нашли. Один он, как неприкаянный. Что же ему делать дальше? Раньше всё казалось простым и лёгким: кончит школу, поступит в институт, потом придёт слава, известность, обеспеченность. И вот все надежды пошли прахом. Правда, мать говорит: «Ничего, годик отдохни, а потом поступишь». Но прежней уверенности у Женьки уже не было. Где гарантия, что через год что-то изменится? На собственном опыте он убедился, что попасть в институт нелегко. Широкая дорога, о которой ему так часто твердили в школе, вдруг, как ему показалось, упёрлась в тупик. Так что же? В самом деле, что ли, идти на завод, в депо? Хоронить свой талант среди грубых, бесчувственных людей под грудой металлических стружек? Ну, нет! Пусть трудятся такие ограниченные люди, как Иван Сергеев, а он ещё отхватит свой кусочек от пирога благополучия и славы! Не удалось в этом году, может быть, удастся в следующем или через два года. А пока… пока можно отдыхать, благо особой нужды он ни в чём не испытывает. В карманных деньгах родители тоже не отказывают, правда, дают не так много, как ему хотелось бы, но на танцы и сигареты хватает, остается и ещё кое на что. Так будем брать от жизни всё, что она может дать! Как поётся в одной песне: «Люби, покуда любится, гуляй, пока гуляется».