— Чего же это Заяц не едет? — с раздражением спросил Мишка. — Ведь договорились же…

Заяц не приехал, а пришёл пешком часов в десять, когда терпение и Мишки, и Женьки кончилось, и они уже совсем не надеялись, что придёт. От него явственно тянуло спиртным запахом.

— Так ты что же… — еле сдерживая злость, начал Мишка. — Ведь договорились в семь!

— А чего спешить-то? — ответил Заяц. — Ведь всё равно раньше одиннадцати на дело не пойдём. Так ради чего бы я это на три часа раньше припёрся?

— А машина где?

— Там возле школы в проулочке стоит.

— Так что ж ты, гад, — скрипя зубами, прошипел Мишка, и схватил Ваську руками за рубашку на груди и притянул вплотную к себе, — завалить нас всех хочешь? Поставил машину!.. Да её уже, наверно, полста человек срисовали!

— А ты зря не психуй, — отводя его руки, спокойно ответил Васька. — У меня в том проулочке, как бы тебе сказать, симпатия живёт. Так я завсегда, как приезжаю, в том проулочке машину на прикол ставлю. И все соседи об этом знают. Вот и сегодня я отметился. Никто и внимания не обратит. А вот если бы я в город приехал и там не побывал, наверняка бы кто-нибудь засёк.

Мишка отпустил его рубашку.

— Ну ладно. А выпил зачем? Напорешься на кого-нибудь и хана.

— А на кого напороться? — пожал плечами Заяц. — За город я по проулкам выскочу, а там с большака сверну на просёлочную дорогу. Туда и днём-то ни один гаишник не заглядывает, а ночью-то и тем более.

Из дома они вышли часов около одиннадцати. С собой взяли три мешка, кусачки, отвёртку и небольшой ломик. Парк встретил их, как и накануне, шуршанием опавшей листвы, только на сей раз оно показалось Женьке ворчливо-злобным. Как и вчера, светились только два окна учительской комнаты.

— Где тут ввод? — прохрипел Мишка, доставая кусачки. — Показывай.

— Без лестницы не достанешь.

— Ну так тараньте лестницу живей!

Женька с Васькой обошли школу, останавливаясь через каждые пять шагов и прислушиваясь. Но всё было тихо и спокойно. Удача сопутствовала им, на всём пути до мастерской никто не встретился. И лестница оказалась на месте. Они притащили её, Мишка перекусил кусачками телефонный провод. Теперь они подставили лестницу к окну второго этажа. Мишка стал медленно подниматься по ступенькам. За ним взбирался Женька. Заяц остался стоять внизу. Послышался негромкий скрип стекла, а потом радостный шёпот Мишки:

— Да тут окно не заперто!

Он по-кошачьи неслышно вскарабкался на подоконник, просунулся в створку приоткрытого окна и исчез в темноте класса. Через несколько томительных секунд снова появился в проёме окна и махнул призывно рукой:

— Давай сюда!

Женька вскарабкался на подоконник и шагнул в темноту. Следом за ним поднялся и Васька Заяц. Хотя глаза уже несколько привыкли к темноте, Женька всё равно не узнавал класса. Всё как-то было по-другому: и парты стояли теснее, и доска была чернее, и портреты на стенах казались незнакомыми.

Мишка подошёл к двери, толкнул её.

— A-а, чёрт, заперто! — прошипел он, отступил шага на два и приготовился плечом попробовать выбить её.

— Подожди! — остановил его Женька.

Он помнил, что здесь был внутренний замок, и запирался он снаружи. А изнутри достаточно было освободить вторую створку двери, и она распахнётся. Он присел, нашарил внизу крючок. Тот вошёл в петлю туго.

— Потяни на себя дверь! — шёпотом приказал Женька.

Мишка ухватился за ручку. Крючок щёлкнул, и дверь распахнулась. Они, ступая на цыпочках, вышли в коридор. Лунный свет разливался по стене и полу, блики падали на доску медалистов, переливались, и казалось, что медалисты подпрыгивают и подмигивают Женьке.

— Веди, дальше куда! — подтолкнул его Мишка.

Женька подошёл к радиоузлу, поднялся на цыпочки и запустил руку за карниз, пошарил — и сердце его похолодело: ключа не было! Он беспомощно оглянулся; дружки его нетерпеливо переминались сзади. Тогда он повёл рукою над всей дверью. И в самом конце, когда он уже потерял всякую надежду, пальцы его ощутили холодок металла. Женька облегчённо вздохнул:

— Вот он где!

В радиоузле было гораздо темнее, чем в коридоре. Осторожно, стараясь не шуметь, выбегая в коридор при каждом подозрительном постороннем шуме, они взломали шкаф, сложили в мешок электрогитары и усилитель, в другой засунули колонки.

Васька Заяц шарил по столу.

— А это что такое? — недоуменно уставился он на небольшой четырёхугольный ящик. — Патефон не патефон, чемодан не чемодан.

Женька подошёл к нему.

— Где? Это? Магнитофон.

— Побожись! — удивлённо воскликнул Васька.

— Эх ты, деревня! Мага, что ли, ни разу не видел?

— Ну повезло! Вот повезло! — лихорадочно бормотал Васька, засовывая магнитофон в мешок. — Вот олухи, такую ценную вещь просто на столе оставили.

Они отнесли всё похищенное в класс, к окну, через которое залезли в школу, и сложили там.

— Теперь покажи, где у вас военный кабинет, — сказал Мишка.

— А зачем?

— Возьмем там мелкокалиберки, обрезы сделаем. Пригодятся.

Женька направился было к двери, но вдруг остановился. Он вспомнил, как военрук демонстрировал им защитную сигнализацию. Как только открывалась дверь кабинета или шкафа, автоматически включалась сирена-ревун.

— Ничего не выйдет, — мрачно сказал он и рассказал про сигнализацию.

— Жаль, — констатировал Мишка, выслушав его. — Веди тогда в химкабинет, может, там спиртиком разживёмся.

В химкабинете они действовали гораздо наглее: то ли прошло первоначальное чувство страха, то ли притупилось чувство опасности, то ли они уверовали в свою безнаказанность. Они теперь не вздрагивали от каждого малейшего звука, не шипели друг на друга, когда кто-нибудь натыкался на стол. Только Мишка один раз дал Ваське подзатыльника, когда тот уронил с полки шкафа стеклянную банку. К счастью, банка не разбилась,

Спирт они так и не нашли, видно, он хранился где-нибудь в другом месте. Васька Заяц внимательно рассматривал банку, за которую он схлопотал по шее.

— Слышь, Цыпа, а в ней что?

Женька поморщился. Он не любил своего прозвища — и откуда его Заяц узнал! — но всё-таки ответил:

— Не видишь: ящерица заспиртованная.

— Ага, — обрадовался Васька, — сразу, значит, и выпивка и закусь в одной посудине.

— Там не спирт.

— Как так? Сам же сказал: заспиртовано.

— Раньше когда-то спирт был, потому так и говорят. А теперь формалин заливают.

— Поставь на место! — вмешался Мишка.

Заяц недоверчиво покачал головой, но поставил банку на полку. И всё же, дождавшись, когда Женька с Мишкой отошли и не обращали на него внимания, Васька решил проверить. «Подождите, умники, — думал он. — Посмотрим, кто из нас глупее». Он откупорил банку и сделал глоток.

Банка со звоном грохнулась на пол. Мишка с Женькой резко обернулись и увидели вытаращенные в диком испуге глаза Васьки, прижатые к горлу руки, и банку, валяющуюся на полу, и всё поняли.

— Глотнул всё-таки! — злым шёпотом произнёс Мишка.

Васька в испуге хватался то за горло, то за живот.

— Отравился! Спасите!

— Тише ты, дура! — цыкнул на него Мишка и обернулся к Женьке. — Не загнётся?

Женька трясся в беззвучном смехе.

— Ничего не будет, — сквозь смех наконец проговорил он. — Лишних раза два в туалет только сбегает.

Трудно сказать, поверил Васька Женьке или нет, но всё остальное время он ходил сзади и больше ничего не трогал, только отплёвывался и шипел, как рассерженный гусь, и повеселел только тогда, когда они, ничего не найдя в химкабинете, решили возвращаться в класс.

Они уже были на полдороге, когда Васька вдруг остановился.

— Погодите. Забыл.

Он повернулся и почти бегом направился обратно в кабинет. Они недоумённо посмотрели ему вслед.

— Чего ещё этот чумовой надумал? — спросил Мишка. Женька только пожал плечами. Догадаться, что может взбрести в голову Зайцу, было просто невозможно.

Так и получилось. Не прошло и минуты, как Васька вернулся, держа что-то за спиной. Он приблизился вплотную к Женьке и вдруг резко сунул ему в лицо жутковато белеющий в лунном свете человеческий череп. Сухо щёлкнули мёртвые зубы, Женька в испуге отшатнулся, Васька засмеялся.