H. ВАСИЛИАДИС

ТАИНСТВО СМЕРТИ

Свято–Троицкая Сергиева Лавра 1998

{стр. 2}

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II

Перевод с новогреческого

В монографии профессора Афинского университета Н. Василиадиса освещается важнейшая проблема человеческой жизни и православного богословия — проблема смерти. В книге показывается, с одной стороны, бессилие античной и светской философии дать удовлетворительный ответ на этот пугающий неверующего человека вопрос, а, с другой стороны, раскрывается учение Восточной Церкви о таинстве смерти и будущей вечной жизни. В монографии широко представлены мнения святых отцов на эту проблему.

Перевод выполнен Издательским отделом Свято–Троицкой Сергиевой Лавры по изданию: Ν. Βασιλειάδη. Το μυστηριον του θανατου. Αθήναι, 1994.

© Η. Василиадис, Афины.

© Свято–Троицкая Сергиева Лавра, 1998.

Перевод, макет, оформление

{стр. 3}

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Я всегда восхищался русским народом — его верой, святостью, терпением, любовью и стойкостью в Православии. Поэтому я испытывал невыносимую боль, видя его тяжкие мучения, начавшиеся в 1917 году и продолжавшиеся семь десятилетий — как и пребывание древнего Израиля в плену Вавилонском!

Господь, судьбы Которого — бездна великая (Пс. 35, 7), попустил большому красному дракону (Откр. 12, 3), то есть антихристу, преследовать и мучить Русскую Церковь «до времени». Может быть, для того, чтобы явить мучеников, а землю Российскую напоить их кровью, которая некогда стала семенем для возрастания Церкви. Как сказал христианский апологет Тертуллиан, «semen est sanguis Christianorum», то есть семя, которым умножается Церковь, — это пролитая кровь христианских мучеников.

Большой красный дракон буквально бросился на Россию в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени (Откр. 12, 12). И поскольку власть его временна, он принялся за свое черное дело изо всех сил и используя все средства, какими только располагал. Он вообразил, что может похоронить Церковь Христову!

{стр. 4}

Однако, русский народ Божий, вооружась Крестом, крепостью в вере и любовью к Пресвятой Троице, мужественно принял душевные и телесные мучения и выстоял. И не просто выстоял, но и силой Христовой низложил дракона! Еще раз овцы, христиане, победили волков — антихриста и его служителей! Иначе и быть не могло!

И ныне Крест Христов сияет в благословенной стране Российской, которую благоутробный Господь исторгнул, как головню из огня (Зах. 3, 2). Он исторгнул ее внезапно, в то время, когда никто не ожидал и снова восстановил ее в свете воскресения.

Для меня явилось весьма приятной неожиданностью предложение знаменитого древнего монастыря — Свято–Троицкой Сергиевой Лавры — о переводе на русский язык моей книги. Поэтому православное монашеское богословское братство «Спаситель», членом которого я имею честь и благословение Божие являться, с готовностью предоставило монастырю право перевода этой книги в надежде на то, что она поможет возрождению Православия в России. Члены нашего братства — клирики и миряне, возносят от всей души молитву о том, чтобы эта книга укрепила в наших единоверных братьях веру в Победителя смерти и всемогущего и премудрого Кормчего истории и человеческих дел.

Для нас, православных, слово Апостола Павла: «Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти» (Рим. 6, 9) — не дает угаснуть нашей надежде на вечную жизнь с Богом, сколько бы врагов и трудностей нам ни встретилось в этом временном мире. Поэтому средоточие всей нашей жизни — в победном гимне нашей Церкви:

«Христос Воскресе! Воистину Воскресе!»

Николаос П. Василиадис

Св. Пасха 1995 г. Афины

{стр. 5}

«НЕЛИЦЕПРИЯТНЫЙ ВЫМОГАТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА»

Вопрос, потрясающий человека

В человеческой жизни есть два самых главных, таинственных и внушающих трепет события — рождение и смерть, причем смерть вызывает более сильные переживания и более сложные проблемы. Мы встречаемся со смертью на каждом шагу нашей жизни. Смерть всегда рядом с нами, как и жизнь. Смерть является тенью каждого земного создания, его обязательным и неизбежным концом. Раз мы родились, то мы должны и умереть.

При этом из всех земных существ только люди задумываются над смертью. Животное проводит свои дни, даже не подозревая о смерти, и потому заботится лишь о том, что необходимо в данный момент. Оно не задается вопросом, почему существует мир, не размышляет над тем, почему мир таков, каков он есть, и что происходит с теми созданиями, которые исчезают с лица земли. Иначе обстоит дело с людьми. Человек, благодаря разуму, которым наделил его Бог, живо осознает, что он смертен. Паскаль уподобляет человека тростнику, ломкому, но мыслящему, и добавляет: «Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо сознает, что расстается с жизнью […], а она {стр. 6} (Вселенная) ничего не сознает» [[1]]. Итак, человек — единственное из земных созданий, наделенное способностью познания и осмысления феномена жизни. Для человека смерть становится поистине сугубо индивидуальным, сугубо личным событием бытия. И поскольку он знает, что рано или поздно встретит смерть, то это обстоятельство становится самым тяжелым и мучительным явлением его жизни.

Но наша трагедия и скорбь перед лицом смерти усугубляются, если мы не желаем признавать это событие! Мы не хотим смириться со смертью! Поэтому одни из нас делают все, чтобы насколько возможно отдалить ее, иные же просто пытаются… не думать о ней! Тем не менее мы вполне понимаем, что никакими стараниями не сможем отдалить до бесконечности наш уход из темницы земной жизни. Испанский художник–абстракционист Пабло Пикассо, когда ему перевалило за девяносто, восстал против науки, коль скоро она не может продлить жизнь человека… до 150 лет! Но если бы наука добилась и этого, чудак–испанец посетовал бы, что жизнь не продлена до 200 лет! Даже если мы и сумеем с помощью науки «продлить нашу жизнь на два или три века, смерть не будет побеждена, поскольку устройство нашего тела делает ее необходимой» [[2]]. Поэтому никто не в силах отвратить устремленность нашей жизни к могиле, несмотря на все гуманные попытки геронтологии, этой новой отрасли медицины, быстро развивающейся в последнее время. Врачи–геронтологи прописывают гормоны и витамины, рекомендуют диету и так далее, и наша цивилизация, которая «отрицает смерть», возлагает все надежды на эти современные эликсиры. Данте в «Божественной комедии», приступая к описанию сошествия {стр. 7} в ад с проводником Вергилием, заметил, что тридцать пять лет — это половина жизненного пути. Наши современники по достижении тридцати пяти или сорока лет обращают взоры к философскому камню… в геронтологии, надеясь дожить до столетнего возраста!

Но как и где избежит кто–либо смерти, этого последнего врага (1 Кор. 15, 26), который угрожает нам разными способами, приговаривает нас к физической немощи, может внезапно возникнуть перед нами незваным, прервать нить нашей жизни своей страшной косой, опустить занавес и далеко увести нас от театра земного бытия? Поэтому было бы более разумно, не прекращая думать о продлении жизни, попытаться исследовать, объяснить и осмыслить смерть. Почему, в конце концов, нужно ждать ее с тревогой и страхом? Застанет она нас врасплох или же после долгих приготовлений — зачем встречать ее с отчаянием и ужасом? Раз уж мы не можем изобрести лекарство, спасающее от смерти, разве не разумнее и не полезнее смириться с нею? Безусловно! Тем более, что это великое событие ставит перед нами чрезвычайно серьезные проблемы. Когда мы рассматриваем жизнь сквозь призму смерти, мы ясно видим, что наше жизненное предназначение достигает огромных измерений — измерений, уводящих в вечность. Сквозь призму смерти многие мучительные жизненные проблемы обнаруживают особенную глубину. Смерть ставит нас перед временностью нашей жизни и ее трагичностью. Она заставляет нас, хотим мы того или нет, увидеть непродолжительность этой жизни, осознать, что нам отводится маленький и незначительный отрезок времени в безграничном океане вечности. Смерть, «этот нельстивый палач», как называет ее святитель Иоанн Златоуст, призывает нас постоянно помнить, что земная жизнь, сколь бы она ни была продолжительной, — преходяща, временна, быстротечна. И, несмотря на наше неприятие смерти, она зовет нас к беседе! Или, скорее, к размышлению над {стр. 8} вопросом, почему человек, «как буря, поднимается и, как прах, разрушается; как огонь, разжигается и, как дым, рассеивается; как цветок, украшается и, как трава, иссыхает» [[3]].