Как во всех циклах подобного рода, в «Полянском» цикле есть прочная автобиографическая основа. Но она всё же подчинена общей устремлённости меевского творчества, жаждущего слияния с «чистейшей красой». Отсюда и существенная особенность его внутренней организации: лирическая героиня, подобно Галатее, появляется только для безудержно-страстного поклонения и восхищения. И только едва ощутимыми намёками возникает то, что напоминает «денисьевский» цикл Тютчева, – почти романная коллизия с выдвижением на передний план образа лирической героини. Вполне естественно то, что центральное место в лирическом цикле Мея займёт стихотворение «О ты, чьё имя мрёт на трепетных устах…»:

Любовь для Мея – это уход от современного мира в обитель ласкающих грёз и красоты. В своём, так и не усвоенном читателем-современником, художественном изяществе он был поистине одинок. Меевское стихотворение 1858 г. «Арашка» (притча о попугае) вполне можно воспринять как метафору одиночества романтического поэта, развитие которой завершается печальной фразой: «Всё мертвецы, а были люди встарь». Вот это трагическое ощущение заставляло Мея всё дальше и дальше уходить в прошлое, что стало ещё одной причиной его активного интереса к русскому фольклору, традиции которого осваивались им с опорой на художественный опыт А. А. Дельвига («Русские песни»), А.В. Кольцова и А.А. Григорьева, которому Мей в знак дружбы посвятил стихотворение «Огоньки». Этому же способствовало творческое общение с А.Н. Островским и славянофилами (с 1848 по 1853 г. Мей входил в «молодую редакцию» журнала «Москвитянин»), Пленённый народной поэзией, Мей на основе былинного стиха создает героические образы Евпатия Коловрата («Песня про боярина Евпатия Коловрата») и Александра Невского («Александр Невский»), а на основе песенного стиха – такие лирические песни, как «Ох вы, годы мои, годы торопливые…», «Что ты, зорька, что, рожденница желанная…», «Ты житье ль моё…», «Как вечор мне, молодёшеньке…»

Поиски гармонии, красоты и идеального бытия в далёком прошлом привели Мея не только в античный, но и в библейский мир. По этой причине в его поэтике образовалась сфера антологической лирики и возник цикл стихотворений, в которых впечатляюще воплощены «библейские мотивы»: «Отойди от меня, сатана!», «Давиду-Иеремии», «Юдифь», «Подражание восточным», «Псалом Давида на единоборство с Голиафом», «Эндорская прорицательница», «Притча пророка Нафана», «Еврейские песни» (поэтическое переложение «Песни песней» царя Соломона), «Пустынный ключ. Моисеевых книг – исход», «Отроковица», «Сампсон».

Особое место в поэтическом творчестве Мея занимают исторические драмы «Царская невеста» (1849) и «Псковитянка» (1860). Написанные пятистопным ямбом, они продолжали традиции русской стихотворной драматургии, прежде всего «Бориса Годунова» А.С. Пушкина, и стали важнейшим прологом дальнейшего историко-поэтического проникновения в XVI в., в личность Ивана Грозного, внутренний мир человека того «грозового» времени со всем буйством страстей и сердечными муками любви. Романтическая поэтика драм, позволившая органично соединить историзм и лиризм с музыкой стиха, вдохновила Н.А. Римского-Корсакова на создание опер «Царская невеста» и «Псковитянка».

Литература

Фридлендер Г.М. Л.А. Мей // Л.А. Мей. Избранные произведения. Л„1962.

Бухмейер К.К. Л.А. Мей // Л.А.Мей. Избранные произведения. Л., 1972.

Гаспаров МЛ., Осповат АЛ. Мей Лев Александрович // Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. Т. 3. М., 1994.

Корнилов С.И. Мей Лев Александрович // Русские писатели. XIX век: Биобиблиографический словарь. 2-е изд., дораб. Т. 2. М., 1996.

Выдающимся и скромнейшим, по признанию многих, поэтом некрасовского, демократического направления в литературе, искренним певцом скорби народной был Иван Саввич Никитин.

Никитин прожил короткую жизнь, полную неблагодарного труда, лишений, обид, физических страданий. «Мне доставались нелегко / Моей души больные звуки…», – писал поэт о себе. Родился он в Воронеже в мещанской семье и почти не отлучался из родного города. Отец владел свечным заводом и лавкой, отличался крутым нравом (был известным кулачным бойцом), пьянствовал, кроткая мать страдала от его домашней деспотии. Иван был единственным ребенком в семье. Грамоте мальчик учился у сапожника, затем обучался в духовном училище, где увлёкся книгами, и в духовной семинарии. Колоритные картины отупляющего семинарского уклада позднее он нарисует в повести «Дневник семинариста». Однако именно к этому периоду относятся увлечение Белинским и первые стихотворные опыты. Отчисленный из семинарии по «малоуспешности» (из-за смерти матери и запоев отца он пропускал занятия), молодой человек не имел более перспектив продолжить образование. Нужно было зарабатывать хлеб насущный.

Никитин торгует грошовыми свечками вразнос, работает в лавке отца, затем становится «дворником» (содержателем постоялого двора), более десяти лет трудится практически день и ночь, лично вникая во все хозяйственные дела. «А утомившись порядочно за день, – читаем в его письме, – в сумерках я зажигаю свечу, читаю какой-нибудь журнал, берусь за Шиллера <…>, покамест зарябит в глазах». «В моей грустной действительности единственное для меня утешение, – пишет он в другом письме, – книги и природа». Поэт не сразу обретает собственный голос. Первые стихи Никитина подражательны: в них чувствуются интонации М.Ю. Лермонтова, А. В. Кольцова.

Дебют И.С. Никитина в печати состоялся публикацией стихотворения «Русь» (1853). «Начать мощной и широкой «Русью» мог только поэт большого общественного дыхания», – пишет исследователь творчества Никитина В. И. Кузнецов.

Автор «Руси», как говорится, вдруг проснулся знаменитым и оказался причастным к обществу Н.й. Второва, изучающему историю, этнографию, фольклор Воронежского края. Сам Николай Иванович Второв стал на долгие годы его близким другом и литературным наставником. В кружке Никитин знакомится и с Де-Пуле, своим будущим биографом. Члены «второвского кружка» воспринимали его как самородка, преемника своего земляка Кольцова. Поэт упорно занимается самообразованием, изучает немецкий и французский, чтобы читать зарубежную поэзию в подлиннике. «Не знаю, – читаем в его письме, – какая непостижимая сила влечет меня к искусству…»

В 1856 г. будущий воронежский губернатор, историк граф Д.Н. Толстой публикует сборник Никитина «Стихотворения», который отправляется членам императорской семьи и вызывает большой резонанс в критике. Однако подорванное здоровье, хронические недуги приносят продолжительные физические страдания, отсюда скорбные интонации никитинской лирики. И мрачный мещанский быт, и внутреннее одиночество продолжают угнетать поэта даже тогда, когда его уже знала вся читающая Россия.

«Низкая природа», «грязная действительность» начинают осознаваться Никитиным как понятия эстетически значимые. В сферу поэзии он включает повседневный быт и нравы крепостных крестьян, бедного городского люда, судьбу отдельного человека из народа. Мечта «о социальной гармонии, о счастье и благе человека станет лейтмотивом всего творчества Никитина» (Л.А. Плоткин). При этом он творчески обращается к опыту Н.А. Некрасова. Лично познакомиться поэтам не удалось, но известно, что Некрасов, вначале холодно отнесшийся к стихотворным опытам начинающего поэта, затем через посредников передавал ему «убедительнейшую просьбу» печататься в «Современнике», заранее соглашаясь на все условия, что, увы, не осуществилось.