Панорамная композиция даёт Некрасову возможность рисовать и массовые сцены, где он с жадностью вслушивается в «народную молву» («Сельская ярмонка», «Пьяная ночь»), и наблюдает отдельные судьбы, несущие в себе типичные черты своих социальных групп. Семь правдоискателей с самого начала воплощают коллективный портрет крестьянства. Но у каждого из них есть и свой характер. Например, Лука, сторонник поповского счастья, «похож на мельницу», «упрям, речист и глуп». Для Некрасова важно, что истину пошли искать не самые разумные, не самые образованные крестьяне, а представители массы. И он постоянно подчёркивает глубину их потребности в верном ответе: «Заботушка» о правде их «из домов повыжила, / С работой раздружила», «отбила от еды». Они решили «дело спорное / По разуму, по-божески, / На чести повести».

Основные звенья сюжета вроде бы намечены в повторяющемся зачине: «Роман сказал: помещику. / Демьян сказал: чиновнику…» и т. п. Но жизнь сразу вносит свои коррективы в любую схему. Достаточно быстро крестьяне понимают, что счастье не в сытости и достатке, а в чём-то ином. Три составляющие земного счастья приводит совестливый, мудрый поп: «Покой, богатство, честь». Если два последних ещё можно увидеть среди имущих слоёв, то первый компонент в некрасовской поэме оказывается недостижимым. Вся пореформенная Русь лишена покоя: «Порвалась цепь великая, / Порвалась, расскочилася: / Одним концом по барину, / Другим по мужику!..»

Барское «счастье» представлено на примере Оболта-Оболдуева и князя Утятина. В первом случае крестьяне видят неистребимую помещичью спесь и тоску по прежней власти, во втором – «камедь» и бросающиеся в глаза черты вырождения. Если рассказ попа вызывает у них сочувствие, то истории помещиков – только повод для иронии. Жизнь верхов показана в проекции на мужицкий мир, и поэтому даже из повествования о власть имущих мы больше узнаём о крестьянах. Так в главе «Последыш» можно выявить несколько побочных линий: бурмистра Власа, добровольного шута Клима, холопа по призванию – Ипата и непокорного, надорвавшегося от непосильной роли Агапа.

Всё пространство поэмы густо населено. Иногда персонаж не успевает получить даже имени, но обрывки его судьбы вплетаются в панораму народной жизни. Таково виртуозное изображение «дороги стоголосой» из главы «Пьяная ночь». Некрасов воспроизводит обрывки разговоров, подслушанных странниками, и словесный коллаж складывается в картину «счастия мужицкого», «дырявого с заплатами, горбатого с мозолями…».

А небольшая глава под названием «Странники и богомольцы» даёт пёстрый срез Святой Руси. Некрасов рассказывает об отношении крестьян к нищим (иногда бессовестным попрошайкам): «… в народной совести / Уставилось решение, / Что больше тут злосчастия, / Чем лжи, – им подают». Приводятся примеры откровенного обмана в местах, менее всего для этого подходящих (похотливый «старец» якобы учил деревенских девиц церковному пению: «Он петь-то их не выучил, / А перепортил всех»). Следом идёт рассказ о пугающем небесными карами «старообряде» Кропильникове, угодившем в участок за «анафемство». И тут же упоминаются праведники: посадская вдова Евфросиньюшка в холерные года, «как Божия посланница», «хоронит, лечит, возится / С больными. Чуть не молятся / Крестьянки на неё». Божий человек Иона Ляпушкин старается выбрать для ночлега самую бедную избу, так как, благодаря усердию его почитательниц «чашей полною… становится она».

В неподкупные уста Ионушки вкладывается страшная притча «О двух великих грешниках», где отпущение грехов бывшему разбойнику Кудеяру напрямую связано с убийством жестокого пана Глуховского. Идея неминуемого возмездия подкрепляется здесь мистическим антуражем. История, что и говорить, впечатляющая, но по духу противоположная христианству. Некрасов сознательно осуществляет подмену православных ценностей на революционные: праведник вроде бы рассказывает о глубоком покаянии, но единственный плод этого процесса – убийство угнетателя. Зло побеждается злом, и каковы последствия этой стратегии, поэт, вероятно, не задумывался. Неслучайно эффектная концовка этой притчи как бы зависает в воздухе. Поэт искусно переключает внимание читателя на житейские обстоятельства. Потрясённое молчание слушателей прерывает сердитый крик прасола: «Эй вы, тетери сонные!/ Паром, живей, па-ром!» – / «…Пожди! Про Кудеяра-то…» – / «Паром! Па-ром! Пар-ром!» Что было с Кудеяром? Что стало с крестьянами пана Глуховского? На это ответил не Некрасов, а жизнь полвека спустя.

Всеобъемлющая любовь к народу не загораживает от Некрасова его низменных черт. Он действительно знал русского мужика, как мало кто другой. Пьянство, лень, врождённое холопство, безнравственность – всё это видит наблюдательный интеллигентский Гомер:

«Запачканность» может быть не только внешняя. Староста Глеб из главы «Крестьянский грех» запятнал себя предательством: будучи подкупленным наследником имения, он не объявил последней воли покойного барина о свободе для восьми тысяч крепостных. «Всё прощает Бог, а Иудин грех/ не прощается», – таково заключение Игнатия Прохорова, рассказчика этой истории.

Вряд ли правы те, кто считал, что Некрасов идеализировал народ. Скорее он всем сердцем настраивался на те его черты, которые внушали надежду. Это трудолюбие, чувство собственного достоинства, мужество, душевная щедрость. На таких людях он с удовольствием замедлял рассказ. К ним относится, например, народный резонёр Яким Нагой. В своей обличительной речи о причинах пьянства он ярок, убедителен, красноречив: «Нет меры хмелю русскому. / А горе наше меряли?/ Работе мера есть?» Себя он аттестует так: «Он до смерти работает, / До полусмерти пьёт». (Курсив автора). В его характере есть чудиика: спасаясь от пожара, он вытащил не скопленные за всю жизнь целковые, а примитивные «картиночки», купленные для сына. Эта наивная тяга к прекрасному мила сердцу автора. (В XX в. нечто подобное разглядит в деревенском жителе В. Шукшин. У его «чудиков» есть свои литературные предшественники.)

История Якима отражается и в рассказе о Ермиле Гирине, типе крестьянского праведника. Если Яким когда-то «угодил в тюрьму» за тяжбу с купцом, то Гирин в поединке с Алтынниковым был поддержан всем миром и одержал победу. Его нравственная природа столь тверда, что единственная его ошибка (спасение брата от рекрутчины ценой другого человека) едва не закончилась самоубийством. Некрасов убеждён, что рано или поздно совестливый человек вынужден вступить в оппозицию к власти. Судьба Ермильх заканчивается тем, что «в остроге он сидит».

И если у Ермилы испытания тюрьмой только начались, то для «богатыря святорусского» Савелия они уже миновали. «Клеймёный, да не раб!..» – вот его присказка. Убийство немца Фогеля он не рассматривает как преступление, скорее считает, что его руками было осуществлено возмездие. Но и ему, несмирившемуся бунтарю, дано испытать тяжкие муки раскаяния. Невольная вина за смерть ребёнка коренным образом изменяет его. Теперь он трезво оценивает своё состояние после каторги: «Окаменел я, внученька, / Лютее зверя был». «Зиму бессменную» в его душе растопил Дёмушка. Гибель малыша он воспринимает как кару небесную за собственную нераскаянность: «И я же, по грехам моим, / Сгубил дитя невинное…». Ему дано было вкусить и сладость бунта, и горечь покаяния.

Подробно и вдумчиво рассказывает о себе Матрёна Тимофеевна. Её историю исследователи называют самой фольклорной – так много в ней народных песен, причитаний, плачей. Её судьба вбирает в себя долю матери, жены, солдатки, сироты, но материнство в русской женщине подчиняет себе все другие её социальные роли.

Так кто же счастлив в поэме? Некрасов дарит это состояние сыну сельского дьячка Грише Добросклонову. Гриша – будущий «народный заступник», но главное – он поэт. Причём поэт, напрямую связанный со своими слушателями. Его стихи любимы народом, а сам он преисполнен восторгом вдохновения. Песня «Русь», с её потрясающей энергией стиха, придаёт незавершённой поэме законченный вид: «Ты и убогая, / Ты и обильная, / Ты и могучая, / Ты и бессильная, / Матушка-Русь!» Есть в песне и мощный образ поднимающейся «рати… неисчислимой». Но, думается, не гибельная волна возмущения делает Гришу счастливым, а сам процесс закрепляемой в слове мечты: «Звуки лучезарные гимна благородного – /Пел он воплощение счастия народного». Есть песня, есть и счастье. Некрасов знал об этом как никто другой…