Изменить стиль страницы

Я тотчас же попытался сойти с эстрады и смешаться с толпой, но мужчина в блестящем костюме подошел к краю сцены, загораживая лестницу. Чтобы добраться до нее, мне пришлось бы его оттолкнуть. Я оглянулся. Сзади — стена. Выхода не было. Я оказался в западне.

Оставалось только одно. Бочком я вернулся на свое место и сел, делая вид, будто ничего не заметил. Я смотрел на свои ноги, молясь, чтобы песня поскорее закончилась. Разок мне удалось поднять голову, но я увидел только море людей, глядящих на меня так, будто я уродец или участник шоу, смысла которого они не понимают. Вскоре защелкали фотоаппараты. Краем глаза я заметил группу репортеров. Я понятия не имел, кто этот певец, но в Испании он явно был более знаменит, чем в Англии. С возрастающим ужасом я начал сознавать, что на каждом кадре отснятого материала с выступлением этого парня на заднем плане будет фигурировать красный от смущения очкарик, жалеющий о том, что он не знает испанского и потому не смог понять смысла объявления, в котором всем, кроме испанской поп-звезды, предлагалось покинуть сцену!

Песня никак не кончалась. В жизни не слышал такой длинной песни! Но особенно по-дурацки я себя чувствовал во время ее инструментальной части. Певец хотя бы танцевал, а что было делать мне? Я мог только сидеть. Я опять глянул на публику и увидел, что большинство гостей в первом ряду смотрят на не выплясывающую перед ними знаменитость, а на его «подтанцовку». На меня.

Стараясь держаться непринужденно, я притопывал в такт музыкальному ритму, словно по какому-то странному, ошибочному стечению обстоятельств я совершенно по праву оказался на сцене. И вот наконец песня закончилась. Слава Богу! Толпа взревела. Засверкали вспышки: теперь мой конфуз навеки войдет в историю клуба. Кто-то где-то завизжал, кто-то крикнул «encore». Мужчина в блестящем костюме поклонился, поднял руку, приветствуя публику, и пошел со сцены, на ходу бросив на меня подозрительный взгляд. Прожектор погас, заиграла другая музыка. Я медленно, осторожно встал со стула и попытался покинуть сцену с достоинством, насколько таковое способен изобразить человек, едва не сорвавший — пусть и не умышленно — важное выступление.

— Дэнни! — окликнул Марк, неожиданно появляясь у меня за спиной. — Пошли! Мне только что позвонили... приятель приглашает нас к себе выпить! У него красивый дом! На вершине холма! Ты увидишь всю Барселону! Ноги в руки и вперед!

Спустя полчаса я стоял на балконе дома прославленного испанского архитектора по имени Гаспар, обозревая раскинувшуюся передо мной Барселону. Я знал, что Гаспар знаменит, потому что на его диване лежал глянцевый буклет, в котором это было напечатано прямым текстом. И я знал, что он — испанец, потому что в каждой руке он держал по большому бокалу вина.

Мы с Марком смотрели на красивый город, а Гаспар пошел за оливками. Достаточно неординарная ситуация. Еще один яркий пример того, куда может завести «да», если слепо следуешь тактике согласия.

— Дэнни... — обратился ко мне Гаспар, бородатый мужчина значительного вида. — Мне кажется, где-то я тебя видел...

— Правда? Вообще-то в Барселоне я впервые.

— Может, в Лондоне? Я недавно был в Лондоне. Но не думаю, что мы там встречались...

— Я тоже не припоминаю, — согласился я.

Где-то в глубине дома — большого просторного дома — зазвонил телефон. Гаспар извинился перед нами и удалился.

— Марк... — окликнул я своего нового друга. Он присвистнул в ответ. — Мне кажется невероятным, что я здесь. Теоретически я просто нахожусь в доме какого-то мужика в Испании. Но в то же время меня не покидает ощущение, что это сама судьба привела меня сюда. Я поплыл по течению... и оказался здесь.

— Не нужно противиться течению жизни, — сказал Марк. — Мир знает, что делает. «Si a Todo» — могущественное выражение...

— Но что оно значит для тебя? Понимаешь, мы с тобой оба часто отвечаем согласием, но ты, по-моему, делаешь это немного по-другому.

— В моем случае согласие — это позиция, принцип. Многие странно смотрят на меня, когда я говорю «Si а Todo»... Спрашивают, ты и войне скажешь «да»? Terrorismo? Злу? Нет. Я предпочитаю более позитивный подход... Я не говорю «Нет — войне». Я говорю «Да — миру».

Знакомые слова, подумал я. Очень знакомые.

— То же самое не так давно я слышал от других людей, — сказал я. — В Лондоне я случайно познакомился с борцами за мир. Они попросили, чтобы я помог им пропагандировать мир мелом... и, когда я согласился, они мне и сказали, что лучше говорить «Да — миру», чем «Нет — войне».

— La casualidad no existe, Дэнни! — напомнил мне Марк. — Мир знает, что делает.

На балкон вернулся Гаспар.

— Мои извинения, — сказал он. — Я готовлю большую выставку. Новые идеи. Эти мои работы еще никто не видел. В общем, дел невпроворот. А мне сейчас звонил приятель. Португальский художник. Он живет в Англии.

— Вот как, — произнес я. — Где?

— В Бате.

Я обалдел.

— Так ведь я вырос в этом городе, — сообщил я. — Там живут мои родители.

Марк присвистнул в своей особой манере.

— Случайных совпадений не бывает! La casualidad no existe!

— Как странно! — воскликнул Гаспар. — Хотя странно не только это. После того, как я поговорил с другом о своей поездке в Англию, я вспомнил, откуда я тебя знаю.

Он придвинулся ко мне ближе.

— Я видел тебя по телевизору.

О Боже. Я точно знал, в какой передаче. В девятичасовой программе новостей, в репортаже об открытии нового ночного клуба, где было показано, как я сижу за спиной у испанского поп-певца, пока тот исполняет свою песню. Но потом в лице Гаспара отразилась озабоченность, будто он силился что-то вспомнить...

— Ты делал... э... как бы это сказать? Вот так...

Гаспар изобразил удары кулаком.

Ну и ну!

Гаспар видел меня в шоу «Ричард и Джуди»!

— Но... каким образом?

— Я был в Лондоне. И у меня в гостинице был телевизор.

— Но это ж показывали только на днях!

— Да!

Пресвятая Дева Мария!

Марк захохотал и никак не мог остановиться. Все хохотал, хохотал.

— La casualidad no existe! — наконец произнес он. — В этом мире все взаимосвязано. Порой мы оказываемся у какой-то определенной точки, сами не зная почему...

Пораженный, я подумал о Самтене. Нелепейшее совпадение. И ведь это не какой-то там случайный человек с лондонской улицы, посмотревший мое дебютное выступление на телевидении... Это знаменитый архитектор из Испании! Человек, в доме которого я оказался только потому, что другой человек, с которым я мог бы никогда не встретиться, принимал участие в создании некоего шоу, в котором я мог бы никогда не появиться (если б не вечеринка, на которую я мог не пойти), совместно со звукооператором, который и рассказал мне о... Какова была вероятность того, что это произойдет?

— Самое невероятное возможно, — сказал Марк, — если ты сам позволяешь тому случиться.

Я стоял там, на балконе, под мириадами звезд.

На следующее утро у меня выдалось несколько свободных часов, и первый из них я решил провести в Интернет-кафе на Рамбле — самой туристической улице Барселоны. Мне не терпелось рассказать кому-нибудь — хоть кому-нибудь — о событиях минувшего вечера. Я хотел написать Джеффу по электронной почте и поблагодарить его за то, что он рассказал мне про Марка.

Общение с Марком, хоть и длилось оно недолго, вдохновило меня. Марк — смелый человек. Он не спорит с судьбой. Стойко держит удар. Идет туда, куда ветер дует. И он заставил меня изменить свое отношение к «да». Я начал постепенно осознавать, что прежде каждую возможность ответить согласием я воспринимал, как нечто враждебное, настроенное против меня. Как испытание, которое я должен выдержать. Как нечто, с чем я могу не справиться. На самом деле все эти возможности — часть моей жизни. И если я стану воспринимать их так же, как Марк, они войдут в мою жизнь.

Я подумал, что, возможно, Майтрея — ложный след. Что, возможно, просветленные существа мы встречаем каждый день — надо только приглядеться. Ведь даже в самом обыденном таится волшебство.