— Вот скажи... — обратился я к монаху, сидевшему подле меня. — Я просто так спрашиваю, к делу это отношения не имеет, правда... что вызывает раздражение у таких, как вы?

Монах сделал глубокий вдох и погрузился в раздумья.

— Война, — наконец произнес он.

— Война?

— Война, — повторил монах и, обратив ко мне свое посуровевшее лицо, кивнул.

Боже. Значит, чтобы рассердить монаха, я должен развязать войну; да, сегодня будет тяжелый день.

— Итак, Дэнни, — сказал Робин. — Самтен тебя ждет. Просто возьми у него обычное интервью, хорошо?

— Ясно. Я готов.

Джефф подмигнул мне и жестом показал, чтоб я не робел. А потом в комнату вошел самый рослый монах на свете. Он улыбнулся и пожал мне руку.

— Самтен, — представился монах.

— Ну и ну! — в изумлении воскликнул я. — Вы самый высокий монах на свете! Должно быть, вы король монахов!

— Хм... спасибо, — сказал Самтен, приняв мои слова за комплимент, хотя я просто констатировал факт. — Что, может, присядем в холле и побеседуем?

Самтен говорил тихо, спокойно, так что любая его фраза вызывала доверие. Он мог бы сказать: «Давай привяжем на твое лицо кусок ветчины и приведем к тебе в дом волка?», и я бы ответил: «А что, давай! Так и сделаем!»

В общем, я сел, как и предложил Самтен, в холле замка Добройд. Съемочная группа принялась устанавливать телекамеры и микрофоны, а мы с Самтеном тем временем вели неспешный разговор. Я мгновенно проникся к нему симпатией. У него было доброе лицо, на котором сидели круглые очки, аккуратно остриженные короткие волосы. Улыбка почти не сходила с его губ.

— Должен сразу вас предупредить, — сказал я. — Я первый раз беру интервью. Так что, возможно, не все получится.

— Все у тебя получится, — успокоил меня Самтен, и я ему поверил.

— Вы когда-нибудь видели шоу «Ричард и Джуди»? — спросил я.

— Нет, — ответил Самтен. — У нас здесь нет телевизора. Но если о нас сделают передачу, это нам очень поможет. Мы живем на пожертвования и рассчитываем на помощь людей, которые приходят к нам, на их навыки. За проживание они могут платить не деньгами, а работой, которую умеют выполнять. Например, электрик может обеспечивать надежность электропроводки. Человек, разбирающийся в садоводстве, может ухаживать за садом. А человек твоей профессии...

Самтен взглянул на меня и замолчал. Очевидно, пытался придумать, какую помощь может принести их замку такой, как я. Я попытался ему помочь.

— Я работаю на радио, готовлю радиопередачи, — сказал. я. — Допустим, я мог бы... сделать получасовую развлекательную радиопрограмму о монахах и их проделках.

— Ммм, — произнес Самтен.

— Программа для монахов с участием монахов.

— Может быть.

— И мы назвали бы ее «Монашьи проделки».

Самтен кивнул.

— Да. Э... а убирать ты умеешь?

Через несколько минут началось интервью.

Досточтимый и очень высокий Самтен Келсанг, как я выяснил, исповедовал буддизм с 1983 года.

— С буддизмом я познакомился в колледже, — сообщил он мне.

— Что ты изучал?

— Ну... сначала математику и статистику... а потом понял, что это не мое, и занялся зоологией.

— Значит, ты изучал зоологию? — Я был поражен. Не слабо он скакнул: из математика в зоологи.

— Да. Изучал зоологию. Но потом решил, что это не совсем то, чем я хотел бы заниматься, и перешел на психологию.

— Психологию? Надо же! Значит, ты психолог?

— Психологию я изучал не очень долго. В конце концов оставил и это занятие.

— О-о. А потом?

— Мм... — Самтен кашлянул. — Потом я занялся гончарным делом.

Я обалдел.

— Из математика превратился в гончара?

— Прежде побыв немного зоологом и психологом.

Да уж, классический путь развития личности.

— Можно сказать, мне повезло. В результате всех этих моих шатаний я лишился шанса поступить в университет, ибо было ясно, что я не поступлю. И мне пришлось сойти с дистанции. Обычно после колледжа — прямая дорога в университет, потом — на работу по специальности... А я не был обременен такими обязательствами. Зато у меня было время. Время подумать, чему я хочу посвятить свою жизнь. Думаю, каждый после школы должен взять годичную передышку, прежде чем поступать в университет. Важно, чтобы у тебя было время подумать и решить, чем бы ты хотел заниматься. Потому что в жизни каждого человека есть ключевые моменты... ключевые периоды, когда он должен принять решение, которое определит его путь на следующие двадцать лет. И только потом ты волен сделать другой выбор, от которого будут зависеть следующие двадцать лет твоей жизни.

Эти слова Самтена вызвали глубокий отклик в моей душе. В моем случае таким поворотным моментом стало решение заняться новой работой на Би-би-си. Оно ознаменовало конец моей трудовой активности ради заработка... и начало настоящей профессиональной деятельности, которая, возможно, будет служить определяющим фактором на протяжении следующих двадцати лет моей жизни. Мне невольно вспомнился Джейсон. Поприще, которое он избрал, озлобило его. Не хотелось бы, чтоб я загнал себя в такую же ловушку.

— Да, — добавил Самтен. — Нужно очень осторожно принимать важные решения в жизни.

— Ну... ошибки можно исправить в следующей жизни, — пошутил я, намекая на переселение душ.

Мой приятель-буддист поразмыслил над моими словами... и согласился:

— Да, пожалуй.

— Так, — вмешался Джим, — давайте прервемся на минутку. Дэнни... спроси Самтена, что обычно заставляет людей приходить к вам.

— Будет сделано, — сказал я, все еще пребывая в эйфории. А что, неплохо я сострил по поводу реинкарнации.

Джим вновь включил камеру.

— Самтен... что обычно заставляет людей приходить к вам?

— Это может быть что угодно. Я часто разговариваю с людьми о том, что привело их сюда, что указало им путь к нам. Иногда это переживания. Иногда чистая случайность. Иногда брошенное мимоходом замечание незнакомого человека. Иногда столкновение с каким-то неодушевленным предметом или животным.

У меня екнуло сердце.

— Ну-ка... подожди. Что вы там говорили про незнакомцев и брошенные мимоходом замечания?

Я чувствовал, что Джим как-то странно смотрит на меня из-за камеры, но я уже старался не для программы «Ричард и Джуди» — я старался ради себя.

— Ты будешь удивлен, — отвечал Самтен, — но иногда люди оказываются здесь из-за того, что кто-то что-то сказал. Что-то такое, что задело их за живое или открыло им глаза. Что-то, что нашло отклик в их душе. Зачастую тот, кто это сказал, даже не подозревает, какой эффект произвели его слова. Но иногда это деяние... э... просветленного существа...

Я оторопел. Что он сказал?

— Просветленного существа? — переспросил я.

— Да, — ответил Самтен.

— Как... Майтрея?

— Да, — кивнул монах. — Ты слышал про Майтрею?

Слышал ли я про Майтрею? Чудеса да и только. Если подумать, я здесь оказался как раз потому, что однажды незнакомый мне человек бросил фразу, которая задела меня за живое. И, возможно, этот человек, как полагают некоторые, был... просветленным существом. Невероятно. У меня голова шла кругом.

— Да, я слышал про Майтрею! Я все знаю про Майтр...

— Стоп, — крикнул Джим. — Мм... По-моему, ребята, вы перегибаете палку. Аудитория вас не поймет. Еще раз задаем этот же вопрос, но разговор ведем в более общем ключе... и... мотор...

Я был растерян. Испытывал досаду. Казалось, Майтрея и тут, и там — всюду. Что, полагаю, весьма кстати для того, чья цель — вездесущность. Сейчас мне хотелось говорить только о Майтрее, о моем попутчике в автобусе и о том, что все это может значить. Обо всех, на первых взгляд, случайных событиях, которые привели меня сюда, к Самтену. Но Джим был прав: я приехал в Добройд работать, а не болтать в свое удовольствие, поэтому мы с Самтеном, прогуливаясь по замку, продолжали беседовать о программах обучения, которые предлагали монахи. Здесь было здорово, и я все больше проникался искренней симпатией к своему долговязому приятелю. Он водил меня по комнатам, рассказывал разные истории, представил другим монахам, и только после того, как он объяснил, что ему нужно перебинтовать палец, съемка была приостановлена.