— Тогда давай, я помогу тебе подняться, а Стоян подстелет плащ, чтобы ты не лежал на земле, — более настойчиво предложил правитель. — Все же осень на дворе, не лето. Правитель помог Святозару подняться, а Стоян поспешно расстелил под ним на земле плащ. Когда наследник вновь улегся, то к костру быстрым, размашистым шагом подошел Храбр, все то время, что-то обсуждающий с Беляном и Волком. Он наклонился, подкинул в огонь пару веток, и, благодушно глянув на Святозара, участливо спросил:

— Святозар, а, что если на повозке ты продолжишь путь?

— Нет, Храбр, — погодя отозвался наследник, и, вытянув руки и ноги повдоль тела, почувствовал в них такую слабость, что пропало всякое желание, ими даже шевелить. — Завтра, я его продолжу, а сейчас у меня одна мечта, чтобы мне дали полежать.

— Ну, хорошо, хорошо, — согласился наставник, все еще не сводя с наследника обеспокоенных глаз.

— Храбр, — обратился к другу правитель, и, свернув верхнюю часть плаща, на которой лежал сын, подложил ее ему под голову, а после укрыл наследника еще одним плащом, поданным Дубыней. — Главное, что он жив и рядом… Пусть передохнет, а завтра будут силы вернемся в Колядец.

— Отец, — взволнованно молвил Святозар, и, от волнения нежданно, будто волной нахлынувшего на него, затаил дыхание. — Ты, ты, мне не говоришь про Любаву и … про дитя… что-нибудь не так?… Или?…

— Или все так, — усмехаясь, ответствовал за друга Храбр. Правитель, опустившись, присел подле головы сына, погладил его по волосам и улыбаясь, мягко пояснил:

— Шестого вересеня, мальчик мой, у тебя родились дети.

— Дети, — Святозар, несмотря на слабость, от неожиданной новости резко сел. — Я тебя не пойму отец, как… это так дети…

— Двое… двое детей у тебя родилось, — улыбаясь, выдохнул не менее взволнованно правитель.

— Два сына? — переспросил наследник, и, повернув голову к отцу, закачался от слабости.

— Ишь, ты, — заметил стоявший возле правителя Дубыня. — Ты ж вроде Горислава только и ждал.

— Отец…, — опять укладываясь на ложе и оглядывая улыбающихся отца и наставников, воскликнул Святозар. — Да объясни же, в самом деле, чего мучаешь.

— У тебя мальчик мой, родились Горислав и Дарена, — произнес правитель, и, протянув руку, ласково провел по замершему, напряженному лицу наследника. — Сын и дочь… Ну, сыну, как ты и повелел, имя мы дали, и нарекли его Гориславом. Ну, а дочери твоей имя дала Любава. — Отец на миг прервался, нахмурил лоб, так, что между бровями залегли глубокие морщинки, и продолжил, — я конечно, пытался ее отговорить… Сказал, что ты этого имени можешь не одобрить, но она такая же упрямица, как и ты, ответила мне: «Отец, это мое любимое имя, и моя дочь обязательно будет носить только это величание».

— Дарена…, — тихо протянул имя Святозар и широко улыбнулся. — Не тревожься отец, Любава правильное имя дала нашей дочери, то которое, она и должна носить…. Теперь понятно о каком даре, говорил ДажьБог… Дар— это моя Дарена. Святозар закрыл глаза, да все еще продолжая широко и счастливо улыбаться, медленно повернулся на правый бок. Он нежданно вельми зримо и надрывисто сотрясся всем телом от утомления так, что приметивший то правитель торопливо прикрыл его плащом.

— Святозар, — позвал его Дубыня. — Сынок, а чем же тебя накормить тады, коли мясо ты ни в каком виде не хочешь есть.

— Эх, Дубыня, — наследник открыл глаза и посмотрел на наставника, стоявшего обок Храбра и озадаченно потирающего ладонью свой высокий лоб. — Хлеба, хлеба я бы съел.

— Эт, от хлеба жира не нарастет, — глубокомысленно заметил Храбр. — А тебе надо срочно щеки наедать, а то тебя твоя жена увидит и испугается. Святозар поднял руку, пощупал на щеке шрам, и, прикрыв его ладонью, спросил:

— Так лучше? Потому что его скоро здесь не будет… правда, отец?

— Он тебя не портит, — ответил правитель, и мышцы на его мужественном лице малозаметно дрогнули.

— Не, отец, ты прав он меня не портит, — усмехаясь, проронил наследник, и убрал руку от щеки. — Знаешь, один мальчик, точно подметил, он меня делает страшилищем.

— Шрамы мужчину украшают, — вмешался в разговор, возвернувшийся от костра другов Стоян.

— Ага, украшают… да только не такие… уж, ты, мне поверь Стоян, — молвил Святозар и легонько засмеявшись, представил себе на миг, что все они скажут, увидев его без рубахи. — Эт вы меня просто во всей моей красе не видали, а то бы так не говорили. — Наследник глубоко вздохнул, и, поглядев на стоящих возле костра наставников и Стояна, да вспомнив о подарке, который ждет его дома в розовой и голубой люлечке, досказал, — вот ведь до чего хорошо, отец, что у меня родились сын и дочь. Ох! до чего же хорошо… И как славно, что я вас здесь встретил, и вижу вас и слышу… Уж я так наскучался за всеми вами, за моим народом, за моей землей…

— Святозар, — озабоченно прервал его речь Дубыня. — Так, что насчет еды.

— Уж я и не знаю, Дубыня, что насчет еды, — все тем же восторженным голосом ответствовал наследник. — Это теперь твоя беда и беда моего отца, чем меня накормить и чего я буду, есть… Потому, как после Пекла, я, о мясе и слышать не могу… да и видеть мне его тоже не очень… не очень хочется…

— Охо. хо… — обеспокоенно простонал Дубыня, и, уставившись на правителя, кивнул ему. — Слыхал, то моя и твоя беда, так чё делать будем?

— Как, что…, — тотчас откликнулся Стоян. — Сейчас возьму Молчуна и Часлава и поедим в деревню ближайшую. Она в часе езды отсюда не более. Да купим, али попросим ему еды. Святозар ты чего хочешь есть, скажи… Святозар воззрился на взволнованного Стояна, перевел взгляд на наставников, которые не скрывая того расстроено оглядывали его… Он приподнялся на руке и зыркнул прямо в дорогое и близкое лицо отца, да ощутив внутри себя такую радость, такое счастье, что если бы были у него силы он бы громко… громко закричал, и так громко, чтобы услышал его крик сам ДажьБог, там высоко в небесной Сварге.

Прерывчато задышав от волнения, наследник, опустившись на плащ, сызнова прилег, правитель, узрев ту тревогу, торопливо протянув руку, ощупал холодный лоб сына, и ответил сам за него:

— Да, что ж Стоян, привези ему пирогов, расстегаев, да побольше, уж он от них не откажется никогда. Верно сынок?

— Верно, отец, — тихим, счастливым голосом отозвался наследник. — От хлеба нашего я никогда не откажусь, и наверно никогда его не наемся. Наследник лежал и смотрел, как Стоян поспешно ушел от их костра к соседнему… Видел, как погодя он, Молчун, Часлав и Горазд сели на лошадей и ускакали по дороге в направлении города Колядец… Видел, как за соседним костром расположился Дубыня и принялся, судя по запаху, варить для него сбитень, как ушел Храбр и откуда— то издалека послышался его дорогой, ворчливый голос… И опять наследнику вспомнилась Любава и его дети Горислав и Дарена.

Правитель тихо сидел возле изголовья Святозара, иногда он протягивал руку и гладил волосы сына, а после брал в руки, наваленные недалече, принесенные дружинниками ветви, ломал их и подкидывал в огонь.

— Отец, — вздохнув, начал, тяжелый разговор для себя и для отца, Святозар. — Ты не спрашиваешь меня о матери.

— Что ж, сынок, — немного помолчав, да взяв в руки длинную толстую палку, и перевернув ею внутри костра ветви, ответил правитель. — После того, как ты нырнул в Восточное море и вернулись мои и твои други, а от тебя сынок так долго не было вестей… я много раз… много раз пожалел, что отпустил тебя.

— Да, отец, — улыбаясь, заметил наследник, и, повернувшись на спину, посмотрел на небо, по которому ноне летели рваные, огромные серые тучи. — Она тоже удивлялась, что ты меня отпустил. Но теперь, когда я освободил ее душу, и она ушла в Явь… я спокоен.

— В Явь…, — взволнованно переспросил правитель, и, наклонившись над сыном, заглянул в его глаза.

— В Явь, отец, в Явь… ДажьБог сказал, — пояснил Святозар. — Она должна заслужить Ирий-сад, и поэтому Боги послали ей возрождение.

— И кем она родилась? — почти прошептал правитель и его зеленые глаза блеснули радостью и светом.