— Погодь, Стоян, а ты чего не хвалишься. У тебя кто родился? Стоян еще шире улыбнулся так, что показал свои ровные, белые зубы, и горделиво зыркнув на Храбра и Дубыню, молвил:

— Сын, сын у меня родился, мы его с Белославой, Славомиром нарекли.

— Славомир, — проронил Святозар, и трепетно просиял в ответ. Он задумчиво оглядел Стояна с ног до головы, пройдясь взглядом по его крепкой, богатырской фигуре, высокому, белокурому чубу, который ложился на лбу волнами, и тихо добавил, — да, правильно ты его назвал, друг мой… Потому как Славомир, такое хорошее имя, светлое, чистое. Имя истинного витязя, и значит оно — мирнославящий. Так звали поединщика в битве с ягынями. Это был молодой, крепкий витязь, он победил врага ни мечом, ни булавой, ни топором… Он победил его руками, своими руками… Такой это был сильный ратник, уж поверь ты мне, — и наследник порывисто вздохнул. За костром наступила тишина, Святозар допил из чаши молоко, отдал ее другу и негромко поведал отцу, наставникам и Стояну о том, что пережил за это время, стараясь не говорить о боли и страданиях, которым подвергся. И рассказ его, без всяких приукрас, точно тихая песня вытекала из него и разливалась по земле восурской, наполняя ее силой, мощью и вольной жизнью первого и вечного правителя, защитника, а теперь и кудесника Святозара. Когда наследник закончил свой сказ, то почувствовал себя вновь таким утомленным, что прилег на плащ и воззрился на пламя костра.

Солнце уже ушло на покой, но звезды укрытые облаками-тучами почти не проглядывали с неба, лишь изредка мелькали своей яркостью, будто спрятанные светлячки в густой траве. Ветер, который днем сбил орлу-наследнику полет, теперь утих, убежав куда-то вдаль или поднявшись вспять куда-то ввысь.

— Так, я не понял Святозар, — очнулся первым от сказа Храбр. — Теперь в Неллии правит отрок Риолий.

— Нет, — не скрываемо уставшим голосом, ответил наследник. — Теперь в Приолии правит великий правитель, кудесник, и мой друг, Аилоунен, сын Бога огня Семаргла. И хотя ему в этой жизни всего тринадцать лет, но на самом деле он славный человек, смелый, храбрый и мудрый правитель, который когда-то победил величайший народ галатеронцев, который жил до Всемирного Потопа, и наблюдал возрождение земли после битвы ДажьБога и Чернобога. Это великий воин, который всегда шел по правую руку от Бога Семаргла в первом воинстве небесной Сварги, и вел за собой братские народы руахов, приолов и гавров. Это он Аилоунен, когда-то прошел муки Пекла, и познал другую, черную сторону магии, но не передал своих Богов, и за это был окроплен небесной Сурьей и стал величайшим кудесником— Равным Богу!

— Сынок, — спросил правитель, лишь только наследник закончил свою торжественную речь. — А он этот отрок, он знает, что он — Аилоунен?… Он знает, что он такой великий человек? Ведь если он вернулся с Ирий-сада, то душа его подверглась забвению, и он не помнит, кем был в прошлой жизни. Святозар немного помолчал и тяжело передернул плечами, вспоминая темницу пекельного царства, вереницу черных душ, Пана, дасуней и Босоркуна, вспоминая всю боль, что перенес ради Аилоунена, и о чем не поведал, отцу, наставникам и Стояну, и чуть слышно протянул:

— Да, отец, он знает… Для этого… именно, для этого меня Семаргл и ДажьБог послали в Пекло, чтобы вернувшись из него я смог снять забвение с души Аилоунена и пробудить к жизни приольский народ.

— Выходит, — надрывно вздохнув, словно почувствовав перенесенную боль своего сына, произнес правитель. — Ты туда шел не ради спасения души Долы и излечения ноги…

— И для этого тоже, — перебив правителя, пояснил Святозар и носом глубоко втянул в себя горьковатый дух, истончаемый прогорающим деревом. — Я шел туда, чтобы спасти души… Душу моей матери, души которые хотели света, но томились в Пекле, души заплутавших и предавших Семаргла приолов.

— А также, — добавил Храбр, и, разломав на две части толстую ветку подкинул в ее костер. — Души гмуров и лонгилов.

— Еще бы, — вмешался в разговор Стоян и громко засмеялся. — Теперь у них там правитель Нынышу— истинный мудрец. И тотчас тот смех не менее гулко подхватили Святозар, Храбр и Дубыня. Правитель же наоборот, и то было видно даже в наступившей темноте, хрипло хмыкнув, обдав смеющихся каким-то дюже удрученным взглядом, недовольно заметил:

— И вот я не пойму, чего вы так все время смеетесь, когда слышите о правителе Нынышу. Еще громче грянуло гоготание, а Святозар глубоко вздыхая, мешая смех и слова, вопросил, обращаясь к наставникам:

— А вы, чего, отцу не сказывали, что ли?

— Сказывали, сказывали, — ответил Храбр, также, как и наследник, задышавший глубоко. — Да он, верно, не понял о чем мы… ха… ха…ха!

— Что— то, ты, Храбр, как я погляжу, часто смеяться стал, особлива, когда про нового правителя лонгилов слышишь, — произнес правитель, и днесь в тембре его голоса сменилась досада на довольство. — И чем он тебе не угодил, не пойму.

— Ах, отец, коли бы ты видел, что из себя представляет этот Нынышу, — улыбаясь, принялся пояснять Святозар. — Ты бы уж я и не знаю, смеялся бы с нами, или вообще перестал смеяться, и молчал от увиденного. Ведь он же этот Нынышу— дух. Мне его из деревянного истукана, ДажьБог помог создать и оживить … Он же деревяшка! У него только два глаза, да рот двигаются, а вместо души мои знания, вера и любовь!

— Тяперича понятно, почему он решил, себя правителем объявить, — откликнулся до этого не вступающий в толкование и лишь смеющийся Дубыня. — Раз у него, в его деревянной головешке, знания Святозара, не мудрено, что он ощущает себя правителем.

— Ну, я вообще-то наследник, — усмехаясь, проронил Святозар и посмотрел в довольные, улыбающиеся лица наставников, сидящих напротив, явственно озаряемых яркими бликами горящего пламени.

— Это сейчас, ты наследник, — мягко заметил отец. — Но все мы знаем, кем ты был, кто есть и кем навсегда останешься. Первый правитель восуров, первый человек Святозар!

— Вот и деревянный Нынышу, ощущает себя первым правителем лонгилов, и сыном ДажьБога, — досказал Храбр. — Гляди лонгилы скоро и вовсе забудут свои хуычыны и тыйчтыны, и заговорят на восурском.

— Нет…, — озабоченно протянул наследник. — Он не будет менять язык… ДажьБог ему не позволит… может быть. И вновь за костром наступила тишина, изредка прерываемая тихим смехом Стояна, Святозара и Храбра, которые тревожно и в тоже время радостно, обдумывали дальнейшее правление деревянного правителя Нынышу.

— Святозар, — внезапно прервал затянувшееся молчание Храбр, обращаясь к нему. — А, что насчет дивьих людей…

— Мне удалось им помочь, Храбр, — ответил Святозар, благодушно зыркая на объятые пламенем ветви в костре переворачиваемые палкой правителя. — Удалось и я так рад… Ведь ДажьБог уже очень давно, как я понял, уговаривал Семаргл простить дивьих людей. Но Семаргл, он очень строг и не прощает проступков… проступков которые направлены против Сварги… Однако мне он пообещал выполнить любую мою просьбу… Ну, а у меня какая может быть просьба… у меня ведь все есть и всегда было… а в этой жизни у меня есть даже больше, чем в предыдущих. — Наследник на миг затих, взволнованно вздохнул и добавил, — в этой жизни у меня есть такой замечательный отец… Самый лучший!.. Поэтому, я попросил Семаргла, чтобы он даровал дивьим людям прощение…Эх! Храбр, видел бы ты, какие он бросал взгляды на ДажьБога. Наверно он подумал, что это ДажьБог меня о том попросил…

— Святозар негромко засмеялся, вспоминая лица Богов.

— Так, ты видел не только ДажьБога, но и Семаргла? — удивленно поспрашал Дубыня.

— Да, видел. Вот так, как вижу сейчас вас… Семаргла, Перуна и ДажьБога, — пояснил Святозар, и, приподняв голову, уперся локтем в плащ и положил правую щеку на ладонь. — Они пришли к Асандрии, нарочно для того, чтобы показать сомандрийцам, кто такой Аилоунен.

— Да…, — протянул Стоян. — А мы, то тревожились за тебя, думали, что ты в плену.

— Нет, я теперь обладаю такой магией, — и наследник неторопливо поднявшись, сел. Он резко вскинул вверх правую руку и тихо пропел-прошептал и немедля до этого плотной стеной закрывающие небо тучи, прямо над сидящими возле костра наследником, правителем, наставниками и Стояном, вспыхнули неяркой лазурью, и на них замигали, точно малюсенькие искорки-брызги. Морг погодя искорки разом погасли, послышался не продолжительный звенящий звук, и лазурные тучи, разом лопнув, излились на землю крошечными крупинками лазури. Они покрыли землю, костер и сидящих возле него людей лазурной изморозью, а засим зашипев, иссякли. И тогда же с неба на Святозара глянули яркие, далекие звездные светила.