— Ты, взял Снежина, — восторженно переспросил Святозар, и, увидев, как не менее радостно кивнул правитель, широко просиял. — Вот же, как замечательно!
— Но прежде, чем ты сядешь на своего замечательного, но кусачего Снежина, — строго сказал Храбр и лицо его засветилось нежно— голубоватым светом. — Ты прежде поешь, да его бы приодеть, во что-нибудь, а то похолодало нонче. Вот же Ярил, говорил тебе попридержи обоз, чего вперед его гонишь, тяперича Святозару и одеть нечего.
— Да, я ему свой кафтан отдам, — откликнулся правитель и принялся расстегивать застежки на своем темно-синем, короткополом кафтане.
— Мне конечно покуда магией не надо пользоваться, надо передохнуть, — останавливая рукой правителя, молвил Святозар. — Но уж кафтан для меня создать будет не тяжело, не стоит отец тебе раздеваться. Наследник, не мешкая, направил руку на плащ, и тихо пропел-прошептал повеленье, и в тоже мгновение там появился аккуратно сложенный темно-синий, как и у отца, короткополый кафтан.
— Хорошо бы ты себе еще еду мог создавать, — удовлетворенно хмыкнув, заметил Храбр. — Может тогда так не исхудал.
— Я все могу… и еду, и вещи, — снимая с себя опашень, да надевая кафтан и начиная застегивать на нем застежки, пояснил Святозар. — Я могу заставлять людей верить в наших Богов, могу повелевать животными, ветрами, могу убивать, разрушать и истреблять.
— Но это все черная магия, — взволнованно прошептал правитель.
— Для этого я и ходил в Пекло, отец, — ответил Святозар и посмотрел в зеленые глаза правителя, а потом перевел взор и уставился в серые очи наставника, узрев, как резво потухло голубоватое сияние его светлой души. — Ходил, чтобы напитаться черной магией. Я же вчера все объяснял, вы, что не поняли… Меня послали туда Боги, чтобы я стал подобен чарколу, Сатэге. — Наследник прервался, потому как и отец, и Храбр услышав про Сатэга взволнованно отшатнулись от него. — Но душа моя отец, она не стала половинчатой, она осталось целой, лазурной и верной Богам. Шрамы на теле моем, они и есть тьма, зло, через них в мою душу вошли способности черной магии. Посему, — и Святозар протянул правую руку и показал правителю и наставнику тускло горящий кроваво-красным светом камень в перстне. — Посему видишь, как горит алмаз, как кровь людская, потому как злом наполнены мои шрамы.
Приедем домой, и я сниму этот перстень и подарю его Гориславу. Пусть его носит мой сын, и пусть камень горит белым светом— светом добра. Святозар поел и выпил оставшееся молоко, да поднялся с плаща, тяжело расправляя, налитые усталостью, плечи. Он одернул к низу полы кафтана на себе да неторопливо пошел по направлению к дороге.
Дружинники меж тем убирали стан, тушили и засыпали землей костры, а други Святозара наконец-то смогли подойти к нему и обнять. И не только его братья Сем и Лель, не только Часлав и Звенислав, Годлав и Любим, Молчун и Искрен, Горазд и Вторак, но и те двенадцать другов, что набрали за год до отъезда Святозара, на празднике в честь Бога Коляды, поздравствовались с ним. Потом стали подходить дружинники правителя, каждый радостно оглядывал Святозара, обнимал и пожимал руку, и это длилось до тех пор, покуда их всех не разогнал Храбр и приведший Снежина Стоян. Конь Святозара был прекрасен, белый, без единого, темного пятнышка, с белой, длинной, чуть волнистой гривой и хвостом. Увидев хозяина Снежин радостно заржал, и принялся возбужденно топотить копытами по земле, а когда наследник протянул к его белой, красивой морде руки и стал ласково гладить того, конь на миг замер прикрыв глаза от нежности. А после негромко, но радостно и тревожно, что-то заговорил на своем лошадином языке, и стал тыкаться Святозару в голову своим носом, и даже попытался пожевать разлетающееся от ветра волосы.
— Ну, ну, — недовольно забухтел Стоян. — Давай, давай, Снежин, сжуй ему волосы еще, и тогда он совсем станет красавцем.
— Сынок, — обратился правитель к Святозару. Ярил медленно подступил к сыну и протянул ему ножны с мечом ДажьБога. Святозар с огромным почтение принял ножны в руки. Малеша помедлив, точно любуясь оружием, он правой ладонью крепко сжал золотую рукоять меча, украшенную зелеными изумрудами и синими сапфирами, и затаив дыхание, словно то проделывал впервые, неторопливо вынул его из ножен. Длинный, обоюдоострый клинок, заточенный с двух сторон и светящийся желтоватым светом, на котором был нанесено имя ДажьБога, ярко вспыхнул. Святозар с любовью оглядел меч своего Бога, нежно поцеловал его в лезвие, и с тем же почтением вложив обратно в ножны, заботливо укрепил их на поясе.
— Миронег когда приедет к нам в Славград, — молвил он, все поколь нежно оглаживая рукоять меча, да воззрился на стоящего подле отца, — привезет меч для Горислава. Этот меч мне для него подарил правитель Аилоунен. Видел бы ты отец, как он прекрасен, этот меч… Имя которого Священный вяз.
— Миронег, — удивленно спросил, подошедший Храбр. — Ты, что был в Перевозе?
— По коням! — громким голосом скомандовал правитель. Святозар сел на своего без остановки, что-то говорящего Снежина, который взволнованный встречей с хозяином, все никак не мог успокоиться и потому тихо-тихо ржал, верно, желая поведать тому как он скучал и тосковал.
— Эх, Храбр, — ответил Святозар, когда, как и положено, он занял место рядом с правителем в начале колонны. — Я не был в Перевозе… Я их три дружины под командованием Путимира встретил в нескольких часах от Асандрии.
— Что? — раздраженным голосом переспросил правитель, и бросил недовольный взгляд на сына, точно в том, что его ослушались воеводы, был повинен Святозар. — Что ты сказал?.. Как это ты встретил их в нескольких часах от Асандрии?
— Отец, вот ты только не бросай в мою сторону такие взгляды и не сердись на воевод, — усмехаясь, и благодушно поглядывая на правителя, отозвался Святозар. — Понимаешь, они выслали лазутчиков в Асандрию, а те привезли им вести, что меня везут в престольный град на казнь. И эти бойцы вышли с тремя дружинами мне на выручку, — наследник громко засмеялся, и, зыркнув на хмурящего брови отца добавил, — а ДажьБог, торопил, торопил меня… Потому как он не хотел, чтобы восуры вступили в бой с сомандрийцами… ха…ха… ха. Наверно эти горячущие головы его совсем не слышали.
— Ты смотри на них, — гневно сказал правитель. — Я же им, этим, горячущим головам… я же им повелел ждать меня. Никуда без моего ведома не выступать, не переходить границы.
— Ярил, — заступился за воевод Дубыня, ехавший рядом с правителем по левую от него руку. — Ну, кто бы стал тебя ждать… Если им привезли вести, что Святозара должны казнить, кто будет выполнять твое повеленье. Я бы и сам тебя ослушался и пошел в Асандрию.
— Ага, — все тем же веселым и довольным голосом, иногда переходя на смех, продолжил наследник. — Видели бы вы этих ратников… Гляжу сами мокрые от пота, кони мокрые, торопятся, вскачь идут… Я их остановил, говорю, куда скачите? А они меня не признали, горячаться, за рукояти мечей хватаются, отдайте, говорят, нам нашего наследника, а то мы камня на камне от вашей не умытой Асандрии не оставим.
Ха…ха…ха! А я— то думаю, Аилоунен, войдя в Асандрию первым делом повелел, ее убрать и умыть… Уж он очень чистоту любит!.. Смех, отец, да и только!
— Это ты значит и там уже успел пошутить, над торопящимися к тебе на выручку воеводами? — мягко поспрашал правитель и тоже засмеялся.
— Точно, отец, я и там уже успел пошутить, — улыбаясь, ответствовал Святозар и придержал своего гордеца Снежина, который недовольный жеребцом правителя попытался того обойти, и, повернув к нему голову, даже попытался его куснуть, обнажив свои белые зубы. — Отец, — немного погодя проронил наследник. — Ты, как приедем в Колядец пошли гонца в Славград, чтобы Любава знала, что я жив и здоров и возвращаюсь домой.
— От, здравствуйте, проснулся, — усмехаясь, заметил ехавший рядом с наследником Храбр. — Дак, мы еще вчера послали весть к воеводе Творимиру, чтобы он выслал гонца в Славград, к Туру и Любаве, что ты идешь с нами.