— Ты, говоришь о смерти, Святозар, — вздыхая, переспросил Джюли. — Но Чернобог хоть и жесток, и зол, но он очень умен. Он не позволит тебе умереть, он не позволит тебе предать себя смерти. Нет, я просто уверен, тот человек — человек Семаргла, тоже не хотел, чтобы из-за него шла война и лилась кровь, но, однако, это случилось. Зло тоже могущественно, и оно также сильно, как и добро… и я думаю также умно… И знаешь, Святозар, что еще, может Вий и прав… может это последнее мое наказание, и впереди меня ждет новая жизнь. Я приду с наказания и принесу тебе еще воды, и еще, и еще. И когда я излечу твою ногу, может тогда не останется на мне этой черноты. И тогда я пробью камень насквозь, а после уйду в Явь. Да, буду, буду, буду, Святозар, клянусь тебе, буду служить только свету, добру и правде!

— Что ж, Джюли, ради того, чтобы ты стал светлым, ради того, чтобы ты родился в Яви, и вырос, и война света и тьмы тебя ни коснулась, ни ранила и ни убила, я буду молчать, — произнес Святозар.

— Да, мой друг, — очень нежно протянул Джюли. — Молчи, молчи и закрой глаза, они идут.

Святозар еще плотнее закрыл глаза, сомкнул губы, и весь ушел вслух. Тяжелая поступь раздавалась все ближе и ближе, слышалось шипение дасуней и тихий разговор на языке Богов. Говорили двое, один голос был грубым и одновременно визжащим — это был голос Чернобога, он в основном спрашивал, а другой голос, принадлежавшей воеводе, негромко отвечал. Порой, правда, вмешивался еще и третий голос принадлежащий Пану, но тот в основном лишь, что-то поддакивал или поднекивал.

Чернобог и Вий подошли к темнице наследника и остановились. Святозар услышал, как громко и быстро забилось в его растекшейся груди сердце, как тревожно заголосила, что-то душа, будто пытаясь о чем-то предупредить. Чернобог какое-то время молчал, а после гулко вскрикнув спросил, на языке Богов:

— Вий, чергэ се вью дэшенькой? Вэрескэ шле нэшко чёвторонкэ? Ого-го… датко шле пэторёшь вэсентовай? Радогост дэленько овай чёвторонкё иеткось, аё кес шле юкещь ларью?[30]

— Вэшкаво великазбое тэфэнашкофто, дэшенько пэторёшь вэсентовай ёе аяносе роросевай[31],- закряхтев, ответил Вий.

— Радогост кафтэсь елэ нэ кесколь,[32] — удивленно заметил Чернобог.

— Обосевай кесколь зэвкоралко[33], - сказал воевода и тяжело переступил с ноги на ногу.

— Зэвкоралко?[34] — спросил Чернобог и его голос сорвался на хрипящий звон.

— Обосевай,[35], - порывисто вздохнув, тихо добавил Вий.

— Пан, — обратился Чернобог к сыну воеводы. — Ношлето дэшенькё нэ сэркановай.[36]

— Датко, датко вэшкаво великазбое тэфэнашкофто[37], - испуганно прогнусавил Пан.

И в тот же миг наследник услышал шипение Пана и дасуней, из рук Джюли выпала палка и как-то слишком громко упала на валун. Еще мгновение тишины и пронзительно взвизгнули кнуты, наверно обвивая руки души, Святозар сжал крепко губы, и подавил в себе желание закричать, вспоминая наставления Вия и разговор с Джюли.

Наследник слышал как дасуни зашипев увели Джюли, но Чернобог и Вий, все еще стояли около его темницы. И тогда неожиданно Святозар ощутил на себе чей-то пристальный, холодный взгляд, а раны на щеке, спине и руках так нестерпимо заболели, точно в них разом ткнул своим посохом Пан, от боли у него закружилась голова, перед глазами поплыл кроваво-красный туман. Но это длилось лишь какой-то морг, и также внезапно, как дотоль заболели растерзанные раны, боль прекратилась, кроваво-красный туман пропал и перед глазами опять появилось черное полотно. И тогда Святозар уловил своим ухом, что кругом него образовалась тишина, не было слышно не только шипения дасуней, не было слышно вообще ничего. А немного погодя необычайно громко и четко наследник услышал, голос Чернобога, который сказал на чистом восурском языке:

— Вий, ты же знаешь, что от меня ничего, никогда, нельзя утаить… Я все вижу… все! И если я ничего тебе не говорю, это не значит, что я об этом не знаю… Я надеюсь, ты, это понимаешь, да?

— Да, ваше, великое темнейшество, я это понимаю, — чуть слышно ответил воевода, и наследник уловил в голосе Вия страх.

— Это должен понимать не только ты, но и все другие, — продолжил свою туманную речь, Чернобог. — И эти другие, должны понимать, что если я это допустил… то это надо мне… мне… а не кому-то другому… Так вот пусть, этот другой, запомнит эти слова и пусть их передаст кому следует… — Чернобог на миг прервался, а после добавил, — а теперь, Вий, пойдем посмотрим гостиный двор.

Воевода и Чернобог ушли, наследник не слышал это, но догадался, потому что тело его стало сотрясаться на полу, от топота Вия. Святозар продолжал то ли лежать, то ли сидеть, и чувствовал себя словно растворенным и растекшимся по полу. Сколько это длилось, он даже не мог осознать, но почему-то ему показалось, что Джюли уже бьют кнутами, ему казалось, что он даже слышит его крики ужаса и боли. Наследник хотел было вскочить и кинуться к нему на помощь, ведь и так понятно Чернобог знает, знает, что он, Святозар, сын ДажьБога, здесь в этом Пекле. Однако наследник не в силах подняться на ноги, не ощущая своего тела, принялся лишь плотнее сжимать губы и зубы, и уже слышал он, как внутри головы стало, что-то стучать и скрипеть. Мгновение спустя у Святозара заскрипели и зашатались зубы, и начали выпадать. По первому выпали верхние зубы, потом нижние, выпали и рассыпались на языке, на крошечные крупиночки, похожие на песок, а из образовавшихся дырок обильно потекла кровь, она наполнила рот и даже стала сочиться из уголков плотно сомкнутых губ. Но Святозар лишь сильнее сжимал губы, лишь крепче смыкал глаза, перед которыми уже плыл густой, черный туман, а в нем кружились, переливались, переплетаясь между собой зеленые, синие, красные и желтые круги. И каждый раз, когда эти круги касались друг друга, слышал Святозар откуда-то издалека, тихий, тихий голос Бури Яги Усоньши Виевны, каковая точно пела старинный сказ:

Внезапно голос Бури Яги смолк и Святозар услышал над собой голос Вия: «Не открывай, не открывай глаза, мальчишечка, не открывай», а посем раздалось долгое ш…ш…ш, и какой-то возглас. Впрочем наследник уже был не в силах, что либо разобрать или понять, потому как тело его вдруг наполнилось воздухом изнутри, и тяжело вздрогнуло. А после его точно стали качать из стороны в сторону так, как качала его когда-то в детстве тетя Ждана, когда он болел и нежно, нежно напевала ему. Она пела ему какую-то прекрасную, длинную, восурскую песню, и текла, текла та песня, и оплетали ее слова все тело Святозара и уносили болезнь, делая его здоровым и сильным.

— Человек, мальчишечка, — услышал наследник, сначала тихий и далекий, а погодя будто нарастающий и приближающийся, голос Вия. — Ну, же, ты, слышишь меня? Ответь мне, мальчишечка.

Святозар почувствовал, что лежит на покрывалах. Он было хотел открыть глаза, но не смог, потому как широкая ладонь Вия покоилась на очах, закрывая почти половину лица.

— Ты, слышишь меня, мальчишка, очнись, ответь мне, — взволнованно шептал воевода.

Наследник провел языком по зубам и понял, что зубов не лишился, и наверно, то состояние, которое он только, что испытал, было лишь бредом, вызванным наложенным на него ковом.