До его дома было всего пять минут езды, серое здание в пригороде стояло прямо за мостом с медной табличкой на двери. „Доктор Антон Раймон“.

Ни одно окно не горело, когда подъехали полицейские машины и жандармы стали окружать дом.

— Вы думаете, она могла укрыться здесь? — спросил Клеррар.

Я вспомнил тот день, когда приезжал сюда, после того как продавщица в табачном киоске назвала мне впервые его имя. Именно здесь я узнал о степени сумасшествия мадам Сульт, и доктор Раймон был также замешан во всем этом, в этом тайном заговоре, и хранил свои секреты почти сорок лет, пока старая женщина не сошла окончательно с ума. Раймон, который предупредил меня, чтобы я не ездил в Гурдон-сюр-Луп. Нечего удивляться, что, после того как я рассказал об этом Эстель, она боялась, что он выдал ее секрет. Это случилось в тот день, когда она соблазнила меня, когда мы занимались любовью на кровати с медными набалдашниками в ее квартире, именно в тот самый день.

— Я уверен, что она придет именно сюда.

— Может, она окажет сопротивление?

— Кто ее знает…

— Просто найдите ее, — жалобно попросила Эмма.

Дверь в дом была открыта, будто нас ожидали здесь. Мы взбежали по лестнице. Было пять часов утра, но мы услышали его шаги за дверью: шлеп-шлеп по коридору, и выглянул доктор Раймон: белая щетина, словно иней, украшала его подбородок, он был в пижаме и линялом халате, подвязанном шнуром.

— Полиция, — объявил Клеррар.

Старый доктор вздохнул и раскрыл дверь.

— Понимаю. Входите.

— 33 —

Я прошел мимо Раймона в его кабинет. Она ждала меня за дверью, одетая в ярко-красное платье, словно какая-нибудь вавилонская блудница. Кабинет, заставленный шкафами с книгами, где я однажды говорил с доктором, находился в полном беспорядке. Эстель казалась меньше и старше, чем я ее помнил, похоже, силы покинули ее и серебристые волосы потускнели. Видимо, она только недавно явилась сюда и неожиданно предстала перед доктором. Глаза старого медика выдавали волнение, руки его дрожали. Теперь она ждала нас, похитительница в красном платье. Платье плотно облегало ее фигуру, но лицо выглядело совершенно измученным.

— Где они? — спросила Эмма.

Клеррар, войдя за нами, вытащил пистолет из кобуры на поясе.

— Уберите оружие, — усмехнулась Эстель. — Оно не понадобится.

Я видел, как вокруг нас собираются жандармы.

— Джим, — прошептала она.

Мы стояли друг против друга. Единственный оставшийся в живых ребенок мадам Сульт.

— Я обвиняю вас в похищении и сокрытии детей. В возможном убийстве, — начал Клеррар.

Она улыбнулась, как будто ее мысли витали далеко, в одном ей известном мирке.

Я обрел дар речи:

— Анри мертв.

Эстель вскрикнула, и на мгновение мне показалось, что она упадет. Она повернулась ко мне.

— Это ты убил его! — закричала она. — Ты пошел туда и убил его! Почему ты не оставишь нас в покое?

— Эстель, он застрелился.

— Где дети? — набросилась на нее Эмма. — Что ты сделала с нашими детьми?

— Сделала с ними?

— Ты увезла моих детей. Наших детей. Ты с самого начала это спланировала. Ты приходила ночью, — сказал я.

— Я взяла их на время.

— На время?

— Где они? — кричала Эмма.

Эстель в первый раз посмотрела на нее взглядом, полном сожаления и зависти.

— Прислушайтесь.

Я пошел через комнату к другой двери, ведущей в спальню. Она оказалась закрытой, ключ торчал в замке, но кто-то тряс ручку. Мы слышали их! Слышали!

Ничто больше не имело для нас значения. Мы оттолкнули Эстель и бросились к двери. Ключ легко повернулся в замке, и вот они здесь, похудевшие, измученные, бледные. Они возвратились к нам из мертвых!

— Сюзи! Мартин!

Мы шептали их имена сквозь слезы и не могли больше ни о чем ни говорить, ни думать. Ни о чем, только прижимать их к себе, чуть ли не до боли крепко обнимать, будто боясь, что они снова могут исчезнуть. Но они были живы, пережив эту пытку, только одеты во что-то незнакомое. Тонкое личико Мартина светилось счастьем, и он мог только повторять: „Пап, забери нас!“ Сюзи похудела и выглядела старше. Хотя она была на два года моложе брата, девочка перенесла кошмар лучше него. Но все, что я мог сделать в тот момент, это благодарить Бога, что мы нашли их… живыми.

Мы обнимали и целовали друг друга на виду у всех, пока Клеррар и моя соблазнительница стояли и наблюдали за нами.

— Нужно будет проверить… все ли с ними в порядке… — сказал инспектор. — Медицинский осмотр.

— Пап, пап, они не трогали нас, — без расспросов отозвалась Сюзанна.

— Но нас заперли в таком ужасном месте… — Мартина так и передернуло при воспоминании, — и мы маршировали перед этой старой ведьмой.

Эмма обняла детей:

— Я знаю, знаю, я видела ее… Но все уже кончилось.

Я поцеловал их обоих, чтобы еще раз убедиться, что это не сон. Это были мои вновь обретенные дети, и я мог только повторять:

— Благодарю тебя, Господи.

Сюзи, казалось, подросла, ее волосы были собраны в хвостик, схваченный резинной, бледное лицо светилось счастьем. И Мартин, старший, но более ранимый, был всего-навсего двенадцатилетним пацаненком, в новой одежде из французского магазина, которому нужно подстричься.

— Ой, папа! Они пришли в ту ночь, когда была гроза. Этот ужасный мужчина в маске. И забрали нас. Мы даже крикнуть не могли: он чем-то заткнул нам рты. Когда мы очнулись, нам было плохо, и мы уже сидели в подвале.

— Я там тоже был.

— Они держали нас под землей, чтобы нас никто не видел, а по ночам мы должны были вылезать через люк и разговаривать с сумасшедшей старухой. Она такая страшная. Как дракон.

— Не надо вспоминать об этом, — остановил я сына.

Они всего лишь дети, почему это должно было случиться именно с ними? Я опять обнял их и увидел недостатки собственного характера, которые в конечном итоге привели к этому. А в углу стояла женщина в красном, как пламя, платье, которая воспользовалась моими слабостями. Я почувствовал, что предал самого себя, предал Эмму. Я всех их ненавидел: Эстель, доктора Раймона и эту старуху в проклятом безумном доме, который охранял Ле Брев.

Наши взгляды встретились. Глаза Эстель приобрели цвет холодного голубого неба в морозное утро, и я увидел, что они пусты.

Клеррар двинулся к ней, выдвигая обвинения и объясняя порядок взятия под стражу. Это были обычные формальности, обычные предупреждения. Гул голосов. Подъехали еще полицейские и появилась легкая фигура Ле Брева, прокладывающего себе путь.

— Зачем? Зачем ты это сделала? — спросил я Эстель.

Едва слышным шепотом она ответила:

— Я хотела взять детей… только на время… ради своей матери. И потом… потом… она не разрешала мне вернуть их…

Я успокаивал Сюзи и Мартина, которые вдруг начали плакать:

— Все в порядке, все будет хорошо. Дайте мне закончить это. Подождите… немного… в соседней комнате. Вы теперь в безопасности.

Но они не уходили. Они прильнули ко мне, и по мере того как комната наполнялась людьми, мне показалось, что мы находимся в театре абсурда, где сценой завладела Эстель.

— Ты провела меня, ты, сука. Почему ты не остановила это?

— Ты все просил и просил меня о помощи. Разве не понимаешь? Я бы отпустила их, как только ты уехал, и никто бы не узнал, где они были.

— Врешь?

Ее стройная девичья фигура походила на статуэтку.

— У тебя есть семья. А я хотела помочь своей семье.

Она судорожно сжала руки. Вспышки фотоаппаратов прекратились, и полиция стала записывать каждое из ее слов, которые она произносила будто в бреду.

— Но когда мы начали искать?.. Когда я поехал в Гурдон?

Она покачала головой:

— Я надеялась, что ты сдашься когда не сможешь попасть в дом.

— И это зная, что мои дети там, в этом невыразимо жутком подвале?

— Я хотела объяснить тебе, — прошептала она. — Я действительно хотела, Джим.

— Не произноси моего имени. Не называй меня так.