Я обнял ее и почувствовал, как закоченело ее тело.

— Бояться нечего. Я уже испытал самое худшее, что могло произойти.

Но на самом деле я был вовсе в этом не уверен.

— Где Шалендары? — спросила она.

— Думаю, что жена ухаживает за мадам Сульт. А сам старик куда-то исчез, когда уехали машины.

— А почему полицейские все время крутятся у ворот? Я бы предпочла, чтобы они были здесь.

— Потому что таков приказ старухи. Они не должны подходить к дому, пока этого не захочет мадам. Так сказал Ле Брев.

— Странно это. Какой-то бред.

— Любой бред не лишен определенной логики.

— И ты веришь в это? — спросила она, немного помолчав.

— В данном случае — да. Пойдем разыщем Шалендара.

Парадная дверь оставалась незапертой, и мы вошли в холл, отделанный мрамором. Я включил весь свет, даже старинную люстру.

— Все это выглядит как-то нереально.

Холл вполне мог сойти за декорацию для какой-нибудь помпезной оперы. Он казался нарисованным. Лестница с балюстрадой заворачивала на второй этаж, роскошная лестница, по которой должны подниматься дамы в бальных платьях. Казалось, вот-вот откуда-нибудь выйдут люди, но никого здесь не было. Мы стояли одни в пустом холле, из которого через арки уходили коридоры в оба крыла здания — к мадам Сульт направо и к Шалендарам налево.

Внезапно погас свет. Эмма вскрикнула и прижалась ко мне.

— Не волнуйся. Просто какой-то дурак выключил его.

И вдруг мы увидели череп, приближающийся к нам через правую арку, голову, отделенную от туловища, освещенную голову со втянутыми щеками, голову Шалендара. Я понял, что он, специально или нет, держал зажженный фонарь под подбородком, чтобы свет сделал из его лица что-то похожее на маскарадное чудовище во время празднования Хэллоуина — кануна Дня Всех Святых.

— Шалендар!

— Месье? — Голос старика был полон подобострастия, он подошел поближе.

— Во что вы играете, черт побери? Вы испугали даму.

— Что-что, месье?

Эмма уже пришла в себя.

— Он говорит, что ему очень жаль, если он напугал нас. Он пришел, чтобы проводить нас наверх, — перевела она.

Я увидел, что он несет свечи, полотенца и мыло. Но мы находились в таком напряжении, что любое движение только прибавляло нам адреналина в крови.

— Спроси, зачем он выключил свет?

Теперь я полагался на Эмму, и это сближало нас.

— Приказ мадам Сульт, месье. Никогда не зажигать большой свет без ее разрешения. Поэтому мы используем фонари, мадам, и небольшие лампочки в коридорах.

Маленькие голые лампочки, которые я видел.

— А она когда-нибудь просит зажечь большой свет?

— Нет, месье.

— Ну, вам следовало бы предупредить нас.

— Извините, сэр. — Он почтительно стоял рядом с нами, приземистая фигурка крестьянина-тугодума, человека, который жил в сумерках этого мрачного места. — Пожалуйста, я провожу вас в ваши комнаты.

— А где мадам Шалендар? — спросил я.

— Она готовит еду для мадам. К тому моменту, когда она проснется.

— И когда это будет?

— Около полуночи, месье. — Сейчас, когда рядом не было его супруги, он, казалось, расслабился. — У нас здесь странный распорядок дня, месье. Сюда, прошу вас.

Когда мы поднимались за ним по лестнице, я попросил Эмму:

— Спроси у него, почему он не уйдет отсюда? Почему держится за это место?

Он обернулся и удивленно взглянул на меня сквозь свет фонаря, затем на Эмму, как будто эта мысль оказалась совершенно новой для него.

— Потому что она платит мне, месье.

— Хорошо?

— Достаточно, месье.

Больше Шалендар ничего сказать не захотел и проводил нас в одну из комнат, которую мы осматривали с инспектором Ле Бревом. В каждой комнате стояла кровать с медными набалдашниками из прошлой эпохи. Он вытащил из шкафа одеяла.

— У нас нет постельного белья, месье, но раз уж вы решили остаться…

— Обойдемся.

— Матрасы старые, но хорошие. И жесткие.

Он снял покрывало с двуспальной кровати и принялся взбивать матрас, пока тот не заскрипел.

— Спасибо.

Шалендар выбрал самую дальнюю комнату, и мы наблюдали, как он зажигает свечи в дешевых жестяных подсвечниках — сценка прямо из новогодней ночи. Неяркий свет заплясал на умывальнике, куда он положил мыло и полотенца. В комнате стояли также высокий комод, старинный шкаф красного дерева, а на полу лежат коврик.

— Дальше по коридору вы найдете ванную, месье.

— Я знаю, спасибо.

Он помолчал, а затем сказал:

— Извините, у нас нет еды. Но я могу принести кофе и булочки.

— Не стоит беспокоиться, — заметила Эмма. Она закрыла глаза в изнеможении. — Уже слишком поздно.

— Если бы мадам и я заранее знали, что вы остаетесь…

Он учтиво поклонился.

Когда он ушел, мы посмотрели друг на друга.

— Ну что я здесь делаю? — спросила Эмма слабым голосом. — Зачем ты привез меня сюда?

Я взял ее руку в свою. Она была холодна, как лед. В полумраке ее светлые волосы, казалось, были окрашены лунным светом.

— Я не ожидал, что ты останешься, дорогая. Все, что могу сказать, это то, что я люблю тебя.

Несколько минут она не отвечала, но ее глаза напряженно вглядывались в меня.

— Это место полно привидений. Привидений, которые оживают ночью. Я чувствую их.

Мне казалось, что я знаю, что делаю. Ищу сумасшедшего. И два тела. Я не мог сказать ей об этом. Несколько секунд мы сидели, прижавшись друг к другу и прислушиваясь к утихающим шагам Шалендара, затем к скрипу закрываемой двери. И остались совершенно одни.

Я сжал Эмму в своих объятиях, но она вздрогнула и вскрикнула:

— Джим, нет! Не трогай меня!

— Дорогая, все будет хорошо. И между нами тоже. Между нами двумя.

— Джим, что ты знаешь?

— Ничего, совершенно ничего, кроме того, что здесь что-то произошло… — Ее трясло, и я завернул ее плечи в одно из одеял. — Приляг.

— Нет.

Она присела на краешек кровати и обхватила голову руками.

— Эмма, ты замерзнешь.

— Джим, расскажи мне, что произошло здесь, в этом ужасном месте. Расскажи мне правду, Джим.

— Господи, Эмма, я сам хотел бы это знать.

Она поднялась с кровати и пошла к раковине, где оставила сумочку. Я смотрел на нее. Луна вышла из облаков, уже более полная и яркая. На фоне окна четко вырисовывался ее силуэт, освещенный лунным сиянием. Но я видел не ее волосы, залитые этим светом, а более светлые пепельные волосы другой женщины. Я вдруг увидел сходство, которое не замечал раньше, и понял, что я видел в Эстель.

— 30 —

— Эмма, подожди здесь! — крикнул я, опять набросил одеяло ей на плечи и усадил на кровать.

— Куда ты, Джим?

— К мадам Сульт.

Она не пыталась остановить меня. От волнения я покрылся испариной, она же стояла совершенно неподвижно.

— Я пойду тоже, — заявила она.

— Нет, дорогая, в другой раз. — Я подумал об этой странной комнате и о том, что может там произойти. — Подожди здесь. Это не займет много времени.

Прошлой ночью он пришел к мадам Сульт в этот же час, тот сумасшедший, которого они так и не нашли.

Я оставил Эмму при свете свечей и ринулся в коридор, вниз по скрипучей лестнице, к комнате мадам, и ничто теперь не могло остановить меня, ни темнота, ни пыль, ни чьи-либо колдовские уловки. Голая лампочка едва освещала ковер в коридоре, и я опять почувствовал запах: не совсем тот, что смердел прошлой ночью, но похожий — смешанный запах старой плоти и разложения, мочи и фекалий.

Свет, пробивавшийся из-под той же темной двери, бормотание и шуршание подсказали мне, что старуха проснулась. Я повернул ручку и вошел в комнату.

Она сидела в кровати в опрятном розовом халате, который на нее явно только что надели, так как испачканный валялся на полу. Мадам Шалендар как раз закончила умывать старуху, и эта процедура слегка заглушила зловоние, исходившее от ее больного тела. Ее голова с торчащими клочками волос напоминала голову растерзанной куклы с огромными голубыми глазами. На этот раз они были широко раскрыты и уставились на меня.