Изменить стиль страницы

— Которая вас пугает?

— Которая… не в моем вкусе.

— А как она относилась к мужу?

— Тимотеос никогда не жаловался.

Не надо быть хорошим психологом, чтобы понять — Апостолос Мелахринос не питал симпатий к жене Тимотеоса Констаса и старался скрыть это.

— Вы считаете ее прекрасной женой?

Он уклонился от прямого ответа:.

— Я не считал этот брак удачным.

— Потому что она намного моложе?

— И поэтому тоже.

— По какой еще причине?

— Магда Констас женщина… которая не очень подходила вашему дядюшке.

— Магда изменяла ему?

Он не спеша закурил.

— Думаю, да, — ответил наконец Мелахринос.

— И Тимотеос Констас знал это?

— Нет. Тимотеос Констас ничего не знал.

Я поднялся, сделал несколько шагов и остановился перед адвокатом.

— Господин Мелахринос, почему нам не говорить откровенно? Вы подозреваете, что дядя убит своей женой?

Он не ответил. Некоторым образом, я получил ответ на свой вопрос.

2

Я никогда не видел Магду Констас, ничего не знал о ней, не знал даже девичьей фамилии. В роскошном кабинете адвоката пытался представить, как выглядит эта женщина. «Все находят ее чрезвычайно привлекательной», говорил Мелахринос. Молодая, красивая, неверная.

— Как он умер?

— Утром нашли мертвым в своей комнате. В ту ночь у него собрались друзья. Мы разошлись в полночь. Ваш дядя был хорошо настроен. А утром неожиданно позвонила Магда. Я немедленно приехал.

Я слушал рассказ адвоката с противоречивыми чувствами. Для меня Тимотеос Констас человек близкий и в то же время далекий. Мать любила его, восхищалась им, но страдала из-за его упрямства. Она очень хотела помириться, но Констас был неумолим: он не простил сестре ее брака. Теперь же я узнаю, что этот суровый и строгий дядя любил меня, как сына.

— …Я подошел к кровати, — продолжал Мелахринос. — Рядом, на ночном столике, стоял пустой флакон из-под снотворного. Магда была встревожена. Она рассказала…

Я слушал молча. Магда рассказала о том, что произошло. Перед сном супруги немного побеседовали. Потом Магда пошла в ванную комнату, муж лег в свою кровать — они спали в одной комнате, но на разных кроватях. Когда она вернулась, увидела на столике стакан и рядом флакон. «Не могу заснуть, поэтому принял снотворное», — объяснил Тимотеос. Констас страдал бессонницей и часто пользовался снотворным. Утром, проснувшись, Магда удивилась тому, что муж еще спит — он всегда очень рано вставал. Она окликнула — ответа не последовало. Тогда она встала, приблизилась к мужу и с ужасом констатировала, что Тимотеос Констас мертв.

Тут же позвала горничную, позвонила врачу и сообщила о случившемся Мелахриносу.

— Когда я прибыл, врач еще был там, — продолжал адвокат. Он ничего не мог объяснить. Только сказал, что большая доза снотворного могла подействовать на больное сердце, но для этого необходимо по меньшей мере десять-пятнадцать таблеток. А Тимотеос не мог не столько ошибиться. Разве, что, — добавил он, — это была не ошибка…

— То есть?

— Если Тимотеос Констас хотел умереть. Если «несчастный случай» был, по сути, самоубийством. Причем, казалось, врач принял подобное объяснение, но я…

— Вы не поверили?

— Да. Потому что оставил своего друга в отличном настроении.

— Только поэтому?

— Не только. По словам Магды, ваш дядя сам растворял лекарство. Но стакан не был найден на своем месте. Магда Констас смогла объяснить это только тем, что горничная в суматохе вымыла его и поставила с другими стаканами.

— Ну а сама горничная?

— Не помнит.

— А почему вы придаете значение этому факту?

— Так как экспертизой установлено количество растворенных таблеток. Если бы Тимотеос Констас покончил жизнь самоубийством, никто бы не пытался это скрыть.

— А вы допускаете, что горничная по ошибке вымыла стакан?

— Повторяю, у меня нет никаких доказательств. К тому же в полиции этот вопрос уже утрясли, — с горечью произнес Мелахринос.

Я не знал, что и думать… Адвокат вроде бы уверен в своих подозрениях, однако доказательства совсем не убедительны. Конечно, самоубийство нельзя отрицать. Кто уверен в том, что доброе настроение дяди в последний вечер не было напускным? Тимотеос Констас умел скрывать свои чувства. А если он действительно отравился, какова причина? Измена жены? Неизлечимая болезнь? Ну, а стакан?! Порой истина столь проста, что кажется ложной. Возможно, все произошло так, как рассказала Магда Констас, может быть, горничная ошиблась.

— Как регламентировано наследство? — спросил я.

Апостолос Мелахринос вертел какую-то бумажку на столе.

— Все состояние предназначено жене и вам, но при определенных условиях.

— А именно?

— Вдова наследует часть состояния и часть недвижимого имущества. Если она умрет раньше вас, вам полагается все состояние. Если вы умрете раньше, все состояние переходит к ней. И еще, выходит она замуж пока вы живы — вы наследуете все состояние. Если же после вашей смерти — все состояние переходит к ней.

Я не совсем понял детали. Все казалось довольно запутанным.

— Зачем он составил такое странное завещание?

— Наверное, затем, чтобы состояние семьи Констас не попало в чужие руки.

— Однако, он дозволяет жене выйти замуж, если…

— Ему уже безразлично. С вашей смертью — тьфу, тьфу — семья Констас угасает, так как ваша матушка была единственной сестрой, а у него самого детей не было.

— Магда Констас имела свое состояние?

— Семья Аргирис считается очень богатой. Но не думаю, чтобы Магда владела значительным состоянием.

Тут только я заметил, что не поинтересовался девичьей фамилией женщины, на которой женился мой единственный родственник. Аргирис? Образ развратного юноши в желтом пуловере тут же предстал передо мной.

— Аргирис? — переспросил я. — Сегодня в гостинице я случайно слышал это имя. Точнее, речь шла о сыне некоего Ставроса Аргириса.

— Я его не знаю. Может быть, какой-то родственник, а может, и нет. Фамилия хоть и не совсем обычная, но и не редкая.

Мелахринос поднялся, показывая, что свидание закончено, и протянул на прощание руку.

— Вы должны знать, что Тимотеос был моим лучшим другом. Я к вашим услугам при любых обстоятельствах.

Мне показалось, что он имел в виду что-то более важное, чем формальности наследования.

— Когда вы повидаете вдову?

— Как можно скорее. Она живет на улице Алопекис?

— Нет. В последнее время мой друг поселился в квартале Психико. Полагаю, что она там.

В конторе Апостолоса Мелахриноса все показалось таинственным и мрачным. Под лучами солнца афинского утра тени рассеялись. Тимотеос Констас умер от сердечного приступа, как и установила полиция. Все остальное было следствием антипатии Мелахриноса к жене своего друга. И чего он ее так не любит?

Пешком спустился к Университетской улице и повернул на площадь Конституции.

Мой костюм оказался слишком теплым, и я решил зайти в комнату переодеться. Завязывая галстук, услышал телефонный звонок.

— Господин Никодемос? Вы вернулись?

Я не ответил, но трубку не повесил.

— Сегодня долго искал вас. Даже испугался, что несчастье произошло раньше, чем я ожидал.

Волнение «голоса» было явно фальшивым!

— Чего вы, черт возьми, хотите?

— Вы встретились с дорогими родственничками?

Конечно, я должен был бросить трубку, но не пойму, почему произнес:

— Я повидал своего адвоката.

В ответ раздался жуткий смех.

— Итак, вы уже знаете.

— Что знаю?

— Почему должны умереть.

Ругательства так и срывались, но я уже не успел их произнести.

Выяснилось, что звонили из города. Я быстро оделся и бегом спустился в приемную.

— Господин Аргирис здесь, в гостинице?

— Минуточку, позвоним в его комнату.

Я ждал с нетерпением.

— У телефона госпожа Аргирис. Будете говорить?