Отвратительный тип, из экипажа русейского фрегата, доплывшего на своих дурацких парусишках аж с Константинополя. Профессиональный домушник из района Борелѝ, к порту самого ближнего. Причем ладно бы толстощекий гад просто по аппартаментам да усадьбам шарил, так ведь еще, скотина, мокрый как море. Кто под руку невзначай на деле подвернется, ну там слуга какой проверить что вышел, или сам хозяин средь ночи отлить во двор направился, того сразу в расход. И прозвище у этой татарской рожи не просто так, а по оружию его. Ножик у Рустама хитрый есть, бабочкой порхает в сальных пальцах-колбасках русейской скотины. Раз порхнет — и труп, два порхнет — и уже пара мертвецов удивленно в небеса уставились. Плачет по мерзавцу виселица, ох плачет…

− Рустама представлять не буду, все знают, − начал Николя. − Наш русский друг, вы знаете, в Борели обитает. Совсем рукой подать. Так вот, заметил Рустам парочку прелюбопытную. Со мной перемолвился, говорит, немалые деньги при них.

− Что за парочка? − разом выпалили Жиль и Ришар. Никто, кроме Бабочки, и не подивился. На то и близнецы чтобы одни мысли вместе думать.

− Нормальная такая парочка, взять как раз вдать, − улыбнулся заглавный. − Рустамчик, миленький, расскажи что почем. Ребята, вишь, любопытничают.

Толстая морда русского расплылась в улыбке. Знает, гад, что без соизволения портовые в кварталы не сунутся. Вот только что ж он, губитель, сам эту парочку не оприходовал?

− Слушай меня, народ, − начал Бабочка со своим ужасным азиатским рычанием. − Позавчера видел миленьких, у ипподрома болтались. Смекнул, что не бедные, на Князя Тишины поставили. Да кто ж на эту клячу ставить будет, сразу вижу — лохи при монете. А вчера их снова заприметил, на сей раз у баронского клуба яхтенного. С распорядителем о чем-то шептались, да все в лодки пальцами тыкали. Приценивались, точно. Ну зуб даю, кошели с у них − с пола не поднимешь. Очень, очень вкусненькие, миленькие.

Толстяк жадно облизнулся.

− Так что ж сам-то не поработал? − разумно спросил старший из близнецов, Жиль. − У тебя с квартальными мастерами поди все завязано.

− А ты, сладкий, мои-то завязочки не трогай, пожалуйста − очень вежливо растянул морду в улыбке Бабочка. − Коль в Николя с Лези не нуждался, не разговаривал бы сейчас с ними. С ними, миленький, а не с тобой.

Жиль только пожал плечами, мол, не хочешь говорить — не надо, мое дело сторона. А на деле разве что не обтрухался. Когда Рустам начинает сюсюкать — поднимай ноги с пола и беги, потому как уж очень у него шустрая эта бабочка. А характер уж очень непостоянный.

− В общем, проблемочка у меня есть одна, − продолжил толстяк. − Больно складно у девахи той руками махать получается.

И замолчал.

Все, в том числе и Себастьян, вопросительно посмотрели сначала на Бабочку, потом на Николя.

− Кончай comedie, Рустам, − отрезала Лези. − Не с косым Луи шашни строишь. Тут ребята все не языкастые, но рукастые. Лишнего не скажут, а выслушать должны. Они ж тебе жопу твою жирную прикрывать будут.

Русский благолепно осклабился, но увидев звериный прищур подруги заглавного, тут же взял себя в руки и продолжил.

− Короче, не хотят квартальные мальчики парочку эту в оборот брать.

− Почто так? − не выдержал Ришар. − У тебя ж там что не чел, то либо мокренький, либо облитый. Неужто двух лохов не положат? Да и не томи ты душу, родной, скажи что за парочка такая. Ребятам интересно. Да, Николя?

Заглавный кивнул и попросил русского рассказать о типажах поподробнее. Мол, мои ребята даром что на воде квартируются, да мокроты не терпят, ты уж расскажи моим, что от них хочешь.

Николя был мерзавцем, но лидером от бога. Никто и никогда не видел его сливающим своих людей. А мстил за погубленных ребят он вообще люто. Оттого и держал в одиночку весь порт.

Бабочка почувствовал, что где-где он и цезарь небесный, а тут, поди, и клоп навозный. Неуютно стало толстяку в тесной лохани, среди уважаемого народа, да еще с понятиями. Посему выключил свое жирное сюсюкание и внятно рассказал, что за дело.

Появилась в Борели одна пара. По видимости супруги, уж больно часто вместе, и на друг на друга неотрывно пялятся. Ну, дамочке-то ясен свет на милого таращиться, а вот что мужик в нее вглядывается — то одному богу известно, ибо слепой тот как пень. На глазах полотняная повязка, без суженой сам не передвигается. Правда, ходит диво как уверенно, ни в сторону ни качнется, ни о прохожего не стукнется. Видать, с рожденья слепой, бедолага.

Про рукомашество девичье Бабочка тоже не просто так упомянул. Попытались квартальные щипачи, что называется, прощупать лохов, дык конфуз вышел. Все чин по чину шло, как надо развели и уж поди с первого-то раза чуть и не срезали кошель, что madame с собой таскала. Да только та заметила здорового детину, под плотника с верфи ряженого, в два приема на землю опустила да головой о булыжник приложила. А громила вдвое поверх нее весом был.

А слепой даже и не заметил ничего, как супруга от него шарахнулась — так и стоял столб столбом. Поди как даже малахольный, ибо улыбался чему-то. Жаль, что кошель не при нем, а то бы и минуты не нужно было чтоб срезать да деру дать.

− Ну хорошо, а теперь о делах, − хлопнул в ладоши Николя. − Мы с Рустамом уже подумали малость, и такую картинку нарисовали.

− Ну-ка, − подвинулись близнецы, остальным тоже интересно стало. Даже Себастьяну, уж на что он коллективно работать не любил.

План был таков.

Бабочка под видом торговца (с его-то рылом жирным — в самую масть маскарад) выводит парочку ближе к порту. Тут народу поболе, а значит и свободы тож. Водит миленьких по рядам, что-нибудь предлагает или что там еще придумается. Пусть пошевелит мозгами, бурдюк, ему полезно.

В это время Николя и Жиль как самые здоровые учиняют рядом драку. Мол, один другому должен, а не отдает. Нужно начать концерт в тот момент, когда парочка рядом будет, и, стало быть, отвлечь ее хоть на минуту. Потом Себастьян, как бы пробираясь на помощь Николя, должен со спины толкнуть деваху, а на самом деле в темечко ее приложить, чтоб в бессознанье ввести. Лези вроде как рядом случайно будет, и попытается деваху в чувство привезти, да к муженьку свести, а сама кошель с бездыханной срежет. Коли что не так пойдет, Лези барыш-то по земле катнет, а тут уж и Себастьян начеку. Хвать — и что есть ноги, в тайное место. Там Сол будет, в случае чего ему эстафетку передать можно. Ну а Ришар на стреме, как обычно. Хорошо у него это получается, внимательный парень. Служителей закона за квартал чует.

Хороший план. Коли деваха в самом деле защита и заступница у муженька своего незрячего (дай господи, еще и малахольного), то ее вырубив, в суете обшарить секунды потребны, не более. И Лези, и Себастьян, если что, на сей счет мастера каких мало.

На том и порешили. Завтра же Бабочка ведет пару на портовый рынок, ну а там уж богово соизволение в заступ.

Что дело не в ту сторону покатилось, Себастьян заприметил сразу, лишь взглянул на Лези. Криворожая как посмотрела на слепого лоха, так и в лице переменилась. Всячески старалась скрыть, да и скрыла через секунду, но Себастьян на людскую миму глаз еще в Неаполе набил. Понял, что не в работе деваха. А если и в работе, то грош ей цена: одно видать, трясет ее что-то, мучает. Нельзя так. «Вне ячейки» называется. Надо заглавному передать.

Тот как раз повернулся, в последний раз оглядывая подельников. Вот перемигнулся с обоими близнецами, заценил как Бабочка и в самом деле лохов ведет, кивнул своей подруге, потом нашел в толпе Себастьяна и недовольно прищурился. Как раз в это время Себ коснулся левой рукой уха и как бы почесался, а сам правую руку на грудь положил, за не просто так, а кулаком.

«Вот и делай теперь что хошь», − злорадно подумал Себастьян. Пусть теперь у Николя башка трещит, как же так — зазноба да «вне ячейки».

Надо отдать должное, заглавный споро очухался. Пока Бабочка тащил лохов по рядам, Николя выцепил взглядом Лези, дождался пока она его заметит, и якобы сбросил с плеча пылинку. Потом еще раз, уже куда как нервно.