Изменить стиль страницы

Вообще, хашшишины использовали светоносы для создания ядов, свойство светиться бледно-зеленым цветом на воздухе воспринимали как забавную особенность этого крайне ядовитого минерала. Но вот погодь же ты, римляне приспособили и это свойство для своих целей. Бело-зеленые метки на стрелках, а также размеченная светоносом временная шкала позволяла Гизе с точностью до секунды сделать то, что наверняка войдет в историю.

Не это ли и есть — творить будущее?

Будет ли мир лучше без непобедимой армии шпионов Старца? Безымянный уверяет, что будет. Во всяком случае, как он высказался, «эту заразу надо выкорчевывать», и Гиза была склонна с ним согласиться. За годы, проведенные в услужении ибн Саббаха, ничего хорошего она не видела. И уж тем более не пылала к приютившему ее хашшишину дочерней привязанности. Отцы не заставляют своих дочерей раздвигать ноги во имя правого дела своих сыновей. Даже если за это потом воздается.

Без трех минут три часа ночи. В распоряжении Гизы остается тридцать три минуты. Если брать по пять минут на человека, то запас в три минуты. А если учесть, что Ангаш наверняка по обыкновению стоит на восьмом выступе в гордом одиночестве, не допуская к своей широкой спине охрану, то как бы не заскучать без дела, когда все будет улажено. Как жаль, что оружейная охраняется личной гвардией Старца. Насколько легче было бы, будь у Гизы небольшой, но мощный арбалет!

Но никто и не говорил, что будет легко.

Турок был на месте. Со своего места арабеска видела фигуру на фоне хмурого темного неба. Разуться из башмаков, встать на цыпочки для абсолютной тишины. И ведомой одним лишь хашшишинам поступью «быстрая тень» − к молчаливой фигуре воина. Ангаш не проходил посвящения, и тайным знаниям не обучен. Стар он, слишком стар, чтобы усвоить все те премудрости, которые Старец вбивал в своих молодых зверенышей с самого их детства. А потому главный охранник цитадели ибн Саббаха услышал быстрые шаги за спиной на секунду позже, чем это могло бы спасти ему жизнь.

Первый раз Гиза увидела лицо умирающего человека, обезображенного не злобой, ни отчаянием, ни болью, а бесконечным удивлением. Ангаш настолько не ожидал удара сзади, что даже не удосужился крикнуть в последний момент. Впрочем, и не смог бы. Сразу же после смертельного удара меж ребер арабеска своим бритвенно острым стилетом перечеркнула горло турка до того, как тот успел набрать в грудь воздуха. Только булькающее сипение, неслышимое уже в пяти-шести шагах.

Арабеска сверилась с часами — на первую и самую трудную цель меньше полутора минут. Если так пойдет и дальше, то как бы не замерзнуть, срока ожидая!

Обутая лишь в двойной плотности носки из верблюжей шерсти, арабеска шмыгнула к следующему дозору. Там будет двое, к тому же один из числа послушников. Придется постараться…

Последний воин из внешней охраны оказался на удивление ловким. Или это Гиза расслабилась — сложно сказать. Но удача была на стороне арабески — пусть и раненой в ключицу, но все же не позволившей охраннику заорать или сделать еще какую глупость.

Пользуясь резервом времени, Гиза осмотрела рану. Противно — клинок прошел под костью почти навылет, но величайшим велением всех богов, истинных и ложных, не задел одну из основных ключичных артерий. Девушка оторвала кусок накидки и проложила рану. Кровь так не остановишь, но хоть не капать за собой багровым следом.

Время — три часа двадцать две минуты. То есть целых восемь минут на пятисекундное дело. Можно немного отдохнуть… Безымянный сказал, что тайный вход должен быть открыт ровно в половину четвертого…

* * *

− Отлично, принцесса, − бросил Безымянный и нежно, но решительно оттеснил арабеску в сторону.

За спиной буквально из тьмы и тумана возникла сначала одна фигура, потом вторая. Не задерживаясь у входа, одетые в безукоризненно подогнанные доспехи воины один за одним исчезали за дверью тайного входа. О том, скольких трудов стоило незаметно для хашшишинов нарисовать подробную карту прохода к цитадели, Гиза старалась не вспоминать. Собственно, только одно это и отсрочило взятие цитадели на целых полтора года. И сколько же заданий уже на счету арабески… И даже, шайтан забодай, сам Старец начал показывать явную расположенность к когда-то непутевой девке-шлюхе, а теперь одному из лучших послушников Храма.

− Гиза, пора. Червяк проглотил наживку — ты внутри!

Чей же это такой знакомый голос? Почему она улыбается, слыша эти слова, лишенные смысла?

− Ты внутри него, действуй! — бросил еще одну непонятную фразу незнакомый и одновременно такой знакомый голос, прежде чем затухнуть в уголках сознания.

Но Гиза вспомнила все.

Повернулась к Безымянному, который вскоре станет Вождем, обняла холодную, мокрую фигуру воина и заглянула прямо ему в глаза.

− Я прощаю тебя, мой безымянный друг. Я никогда больше тебя не полюблю, но простить могу. Простить и понять.

− Что за…

Глава 13. Вождь

− Что это? Где крепость? Что за серая дрянь?

Вождь растерянно крутил головой, пытаясь проморгаться. Только что бойцы один за одним исчезали в утробе цитадели ибн Саббаха, а теперь никого вокруг, только грязно-серое мельтешение, куда не кинь взгляд.

Впрочем, теперь не только оно.

Он заметил арабеску и тут же выхватил короткий меч из ладно приделанных к поясу ножен.

− Предала, сучка арабская? — в голосе Вождя еще не прорезалось той стали, которая заставляла людей обмачиваться с одного лишь строгого вопроса. Это придет к нему намного позже.

— Это ведь какое-то ваше хашишшинское колдовство, да?

− Нет, − раздался голос позади Вождя. Мужской. Арабеска заглянула за плечо будущего главы ордена Воздаяния и губы сами собой расплылись в улыбке.

Флавий сидел на простом германском стуле с высокой спинкой. На нем была одежда трибуна, подпоясанная грубым кожаным поясом и с вышитым белым христианским крестом на груди, где сердце. Таким Флавий мог бы стать, оставшись на службе в армии и не пойдя на услужение Обсерватории.

− Ты и есть тот самый Старец? — спросил Вождь у Флавия.

Римлянин покачал головой. Сейчас он был в своем человеческом облике, еще до того как демоны превратили его в кусок железа с хрустальными глазами. Незачем пугать и без того обескураженного Вождя такими зрелищами.

− Нет, меня зовут Рэм Флавий Александр, − представился римлянин. — Я служил тебе и Престолу. Был убит, и воскрешен к жизни очень странными силами, которых ты привык называть богопротивными.

Будущий глава ордена Воздаяния осклабился:

− А, ну это в корне меняет дело, − он даже улыбнулся, но меч так и не убрал, лишь опустил лезвием вниз. — Я знал, что на защиту этой мерзости явятся слуги Диавола. А ты, принцесса, стало быть, тоже никакая не Гизада аль Саджах, а лишь ее оболочка, подчиненная черному колдовству?

Гиза покачала головой.

− Я обычный человек, который когда-то даже любил тебя, и провел с тобой немало времени. Потом ты струсил перед Престолом, который приказал убить твою любовницу. Ты не смог пойти против воли церковников и предал свои чувства. Я бежала от тебя, проклиная, но сейчас я не держу на тебя зла. Потом я вновь служила Престолу, потом тебе лично. За время служения была убита, один раз, и еще один раз. И все — во имя какой-то цели, которую ты, Вождь, не удосужился нам поведать. Или еще сам ее не ведал?

− Что за ерунда?

− Это правда, − подтвердил третий голос, снова за спиной Вождя. Тот рывком повернулся и столкнулся взглядом с Мариусом.

Вампир был одет в точности так же, как во время знакомства с Флавием и Гизой. То есть в безукоризненный костюм кроваво-алого цвета, и еще на нем была здоровенная широкополая шляпа, тоже насыщенно алого оттенка. Невероятных размеров шпага дополняла немного лубочный образ круда.

− Я Мариус Рыдой, потомок Федера Рыдого, главы общины крудов в Южной Трансильвании. Я за тебя не умирал. Пока. Но пережить пришлось немало очень неприятных моментов. Вспомни меня.