— Ой, прости, Ермолай, — рыдала девушка у него на плече, пока незаметно подошедшая Ольга прикрывала окружающих от последствия её истерики. — Я давно так не расстраивалась, меня теперь очень трудно зацепить. Только если кто-то из наших вдруг меня огорчит…

— Это ты меня прости, Инга, — каялся в ответ юноша, — я так привык в дебрях психоанализа бродить, что и со своими иногда заговариваюсь.

Он тихонько поглаживал её по спине, одновременно передавая быстро вызванное из памяти ощущение спокойствия и уверенности в будущем. Вот теперь он понял, отчего Артемовна в первую очередь отрабатывала с ним умение управлять собственным внутренним миром.

Баканова успокоилась. Пришлось, правда, прочитать ей короткую лекцию по психоаналитическим методикам. Но основной удар приняла на себя дочь шамана, закрыв всех вокруг от воздействия расстроенной девицы. Получилось это у неё, как можно было заметить, без видимых усилий. Девушки на кухне вернулись к работе, неприятные ощущения в организме прекратились, хотя Инга в норму пришла далеко не сразу. Как-то неожиданно в кухне появился Игорь, глазами указал юноше на дверь и тот с облегчением вышел во двор. Там он обнаружил Сашку.

— Ты здорово её напугал, — дипломатично высказался Богачёв, сам порядком встревоженный. — Ей показалось, что ты хочешь бросить группу. Да я-то понимаю, что ты озабочен несколько другими проблемами, но Инга в такие тонкости вникнуть не смогла.

Харламов с изумлением обнаружил, насколько далеко продвинулась группа, пока он тратил время на самокопание. Ребята чувствовали друг друга: местонахождение, физическое и психическое состояние, легко устанавливали мысленную связь. То, что он считал особенностью своих отношений с Ольгой, с недавних пор стало доступным для остальных. Его самого тоже чувствовали все, а вот Ольгу — только Сашка и Леонид. Да еще оставалась непонятной Мариэтта, которая воспринималась наполовину своей. Даже Баканова, изначально глухая к восприятию чужого настроения, легко устанавливала связь с Игорем, Галкой, братьями и Лёшкой.

— Это что же, пока я пытался открыть свой мир, группа ушла вперед, а я отстал? — поразился про себя юноша.

Сразу же он получил мысленный ответ Сашки: это его усилия так продвинули группу. Мир он открыть не смог — зато другие обрели новые способности. И даже Ольга смогла добиться чего-то экстраординарного, но пока она предпочитала об этом помалкивать. Можно ли было верить Богачеву, не приписывал ли он ему чужие заслуги — вникать в это не стоило. Группа в него верила, в их глазах он был локомотивом их будущих успехов. Юноше стало стыдно за то, что он всех подвёл, и он постарался закрыть своё сознание от Сашки.

Действительно, теперь он заметил, как часто группа собиралась без всяких поводов. Не в полном составе, и не по взаимному уговору, да и друзья членов группы присутствовали не реже своих. Былая отстранённость кое-кого к Инге бесследно исчезла. Даже Мариэтта, которая держалась в стороне, вроде с ней подружилась. Лёшка хохмил теперь значительно меньше, и часто подавал дельные советы. А Кутков, тот вообще был вездесущ, как та затычка для любой бочки.

— А я продолжаю открывать свой мир, — похвастался он, когда они случайно встретились в Большом доме. — В кочегарке. На дежурстве всегда есть свободное время, вот я его и употребляю с пользой.

— Ты смотри, угля у нас уже ушло больше, чем по норме полагается, — остудил его радость Харламов. — И почему ты про открытие мира говоришь, как про длящееся действие? Это же одномоментное явление, насколько мне известно.

— Это во время удачной попытки открытие происходит мгновенно. А самих попыток знаешь сколько должно быть… Вот я их и накапливаю.

Вряд ли Лёнька совершил попыток больше, чем Ермолай, но относился он к ним, похоже, с большим энтузиазмом. Юношу, надо сказать, оптимистичное настроение Куткова весьма задело. Он полагал, что его роль лидера группы неоспорима. И тут выясняется, что группа живёт своей жизнью, а его лидерство, никем не подвергаемое сомнению, на поверку оказывается каким-то неполноценным. Как человек, изучавший психологию, он знал, что лидерские функции бывают разными. Могло быть лидерство эмоциональное, когда человек заражал всех вокруг своим настроением и желаниями. Могло — инструментальное, когда к лидеру обращались с вопросом, как именно достичь цели. Лидер мог определять цели группы, или же устанавливать её внутренние нормы. В общем, как осознал юноша, ни одну из этих функций он не выполнял. В группе он был, как ему показалось, в роли мотора. Включили мотор, кто-то сел за рычаги, кто-то наметил путь по карте — и агрегат поехал в далекую счастливую страну.

Да, группа без него бы не состоялась — но сейчас она приближалась к тому состоянию, в котором уже могла обойтись без Ермолая Николаевича Харламова. Всего-то и оставалось ничего: подождать до момента, когда Кутков или Константинов сумеют открыть свой приват-мир. Почему-то их успех казался несомненным. И какова тогда окажется его роль?

Пользуясь своим руководящим положением, он поставил себе побольше дежурств в кочегарке. И при первой возможности, присев на табуретке возле щедро накормленной углем красной глотки печи, привычно сосредоточился. Условия, как немедленно подсказал привыкший всё анализировать мозг, были подходящими: накопившаяся физическая усталость, некоторый недосып, уединение, ответственность за печь, а не за людей. К тому же он был уверен в поддержке группы. Почувствовав его усилия, они его поддержат, чем бы ни занимались.

Натренированное сознание мгновенно отбросило в небытие картину окружающего мира. Это произошло несколько быстрее, чем при предыдущих попытках. Воображение выстроило мысленный образ, отправным элементом которого стала пылающая печь и подземный коридор — и в следующее мгновение юношу затянуло в неведомый мир. Печи не было: вместо неё багрово светился кусок стены пещеры, источая обжигающий жар. По раскаленной стене скатывались капли расплавленного металла.

В тот миг он постиг сущность этого мира, который назывался Гволн. Мир состоял из жарких подземелий и вечно зимнего заснеженного леса наверху. И внизу, и вверху водились злобные лиходейские твари, против которых только у него была защита. Оглядев в тусклом свете плавящегося выхода оловянных руд своё тело, Харламов остался им доволен. В Гволне он был во плоти. И плоть была великолепной — мускулистое приземистое тело с могучими длинными руками. На голове, плечах, поясе — валики собранной шерсти, при необходимости разворачивающиеся и закрывающие собой почти всё тело. Ноги ниже колена — птичьи лапы с пятисантиметровыми когтями. Где-то на спине топорщились сложенные крылья, в подземельях их негде было развернуть. Как выглядит его лицо, он не знал. Но этим можно было заняться и позже.

Чутьё подсказало дорогу наверх. Он шёл, бесшумно ступая по спекшейся корке шлаков и пыли. От коридора вправо ушло ответвление, там, в озаренной оранжевым свечением потока лавы пещере на полу копошились существа, похожие на гигантских черепах. Огнееды выискивали расплавленный металл, чтобы укрепить ими свои панцири. Против них у него средств не было. К счастью, огнееды были существами мирными, не стоило только приближаться вплотную к их детёнышам. Взрослые особи могли обеспокоиться и ударить смертоносной звуковой волной.

Дальше, поднимаясь по коридору, он шёл в полной темноте. Даже псевдо-гномы, создатели этих коридоров, совсем без света обходиться не умели. Им хватало огонька свечи, чтобы рассмотреть всё в деталях на триста шагов вокруг, но в полной темноте слепли даже они. Ермолай тихо порадовался этому обстоятельству, припоминая, что псевдо-гномы весьма не жаловали в своих владениях любого пришельца сверху. У него было преимущество зрения, у владельцев подземелий — слуха. Не было никаких сомнений, что его шаги кто-то из псевдо-гномов услышал, и сразу понял, что по коридорам расхаживает чужак.

Чужак был абсолютно гол: только тело, никакого оружия. А любой из псевдо-гномов, обутых в прочные ботинки, носивших крепкие штаны и кожаные безрукавки, всегда имел при себе кирку. А через одного — ещё и топор с двумя лезвиями, лабрис. Одно лезвие широкое, тяжелое, а второе больше напоминало клюв, лишь немного расширяясь на конце. Узкой стороной топора псевдо-гном мог прорубить даже панцирь огнееда. Юноша мысленно поздравил себя с тем, что он, как создатель, обладал полнотой знаний о Гволне. Но даже он, открыватель, не смог бы предсказать исход собственного сражения с отрядом псевдо-гномов. Его здешнее тело умело метать молнии из указательных пальцев обеих рук, и молнии этой хватило бы любому псевдо-гному, но насколько быстро он устанет и утратит эту способность, проверить можно было только опытным путем. Проверять совершенно не хотелось.