Стрымбы-Лемнины несчастья.

«Значит, и его связал

Службой глупой, безотрадной

Общий враг наш беспощадный!»

Великан со зла опять

Чуть не начал кряж ломать.

Успокоившись едва,

Снова вымолвил слова:

«В годы прежние, давно

Было счастье мне дано:

Я, в избытке юных сил,

Маму на руках носил!

Как я счастлив был, поверь!»

«Ну, а где она теперь?»

«Видимо, в родном краю:

Черный Царь страну мою

Потопил в тумане черном,

Людоморном и злотворном…»

«Знаю, знаю, там немало

Побродили мы с Пэкалой.

Ты постой-ка. У крылечка,

Там, где дом родимый твой,

Лакомясь сухой травой,

Не пасется ли овечка?»

«Точно, точно: нет и спора —

Это ведь моя Миора!

Говори же, не томи!»

«Ну, тогда совет прими:

Поспешай домой скорей:

Мать заждалась у дверей!»

Великан пустился в пляс

Так, что горный кряж сотряс:

Пляшет великан счастливый,

Позабыв про все проливы,

Про несчастья, про тюрьму:

Всех забот — как не бывало!

Андриеш глядит, и стало

Ясно в этот миг ему:

Сразу видно, лишь взгляни,

Что — ровесники они,

Хоть и роста есть излишки —

Оба все-таки мальчишки…

В пастушке окрепла вера:

Всех его страданий мера

Не напрасна, ибо где-то,

На краю, быть может, света,

Где-то в глубине темницы

Льются слезы Миорицы, —

Ждут его Лупар и стадо,

До него добраться надо.

В черном замке, под замком

Стонет тонким голоском,

Плачет Миорица, плачет,

Ну, а это только значит:

Не напрасен прежний путь,

И с него нельзя свернуть!

И с улыбкой пастушок

Быстро море пересек,

Вновь дорога нелегка,

На пути полно песка —

Да, по этому пути

Все трудней, трудней идти!

Шел он долго шагом скорым,

Целый переход дневной,

По угрюмым косогорам,

По безрадостным просторам,

Где стояла пыль стеной;

И, не в силах сделать шагу,

Наконец пришел к оврагу;

Жажда мучила беднягу,

Тяготил палящий зной.

Там шиповник у обрыва

Увядает сиротливо,

Листья виснут, словно грива,

Ствол беспомощен и сух.

И от жалости, от боли,

От сердечной муки, что ли,

На суглинок поневоле

Уронил слезу пастух.

И веселый родничок,

Старого Днестра внучок,

Засверкал из-под камней

Между высохших корней

Влагой голубых огней!

Андриеш к ручью склонился,

Жадно досыта напился,

А студеная струя

Разлилась через края

Свежей влагой чудотворной,

Окропив шиповник черный.

Под сверкающей водой

Ожил ствол сухой и ветхий,

И листвою молодой

Сызнова оделись ветки,

И цветов румяный снег

Опушил шиповник пышно…

Куст промолвил еле слышно

(Только истый человек,

В ком чисты душа и совесть,

Мог услышать эту повесть):

— Доброе сердце, смельчак знаменитый,

Жалости я не прошу и защиты.

Гордость моя о пощаде не молит,

Правда святая мне лгать не позволит.

Тяжко меня оскорбили враги,

Ты не жалей — отомстить помоги!

Сохну столетие здесь, на корню,

Но ятаган для расплаты храню.

Был гайдуком я когда-то не худшим,

Звали меня Мачиешем могучим.

В радости, в горе, в боях и в труде

Долю народа делил я везде.

Был мой народ невелик, но силен,

Взор его был на восток устремлен…

Девушка мне повстречалась нежданно,

Чудо-красавица, Зорилор-Джана.

Зорилор-Джана, Царевна Рассвета,

Вот кто была она, девушка эта!

Сваху-звезду я послал во дворец,

Дал мне согласие Солнце-отец.

Все ликовало, когда мы венчались,

В горницах гости едва умещались.

Пенной рекой разливалось вино,

И на столах было снеди полно.

Дружно и радостно мы пировали,

Гости с невестой моей танцевали.

Был средь гостей неизвестный гайдук,

— Кто он? Откуда? — шептались вокруг.

Кудри казались волной смоляною,

Очи полны были темью ночною.

Широкоплечий, высокий и властный,

Трижды плясал он с невестой прекрасной.

Вдруг он понесся быстрей урагана,

Обмерла в страхе красавица Джана.

Будто безумный, помчал он по кругу

Джану, мою дорогую подругу.

Спутанной гривой своей смоляною

Он захлестнул ее, словно волною.

Оба они в непроглядную высь

Бешеным смерчем туманным взвились.

Пламя зажглось в гайдуке незнакомом,

Сделался голос раскатистым громом,

Волосы бурными тучами стали,

Молнии в диких глазах заблистали.

Выл он и щелкал зубами от злости,—

Черного Вихря узнали мы в госте!

Сильную рать я собрать постарался,

В царство коварного Вихря ворвался.

Верь, что искал я решительной сечи,

Но чародей уклонялся от встречи.

Грудью о грудь он сражаться не смел,

В честном бою рисковать не хотел.

Тайно прибег чародей к волшебству,

Войско мое превратил он в траву.

Наших несчастий преступный виновник,

Он превратил меня в этот шиповник,

Зорилор-Джану волшебник проклятый

В замке поставил средь каменных статуй.

Там отвердело, похолодело,

Сделалось камнем прекрасное тело.

Только глаза ее, вечно живые,

Светятся, будто огни зоревые.

И, пробивая гранитные стены,

Льют ослепительный блеск неизменный…

Знаю, ты смелый — но этого мало!

Добрый, умелый — но этого мало!

Мало, что ты справедлив и силен,

Мало, что в странствиях ты закален!

Будь осторожен с врагом вероломным,

Будь в испытаниях твердым и скромным.

Малым успехом по-детски не хвастай

И не робей пред опасностью частой!

Только тогда ты врага уничтожишь,

С правом победу отпраздновать сможешь.

Помни, лукав чернокнижник в бою!

Два лепестка тебе в помощь даю.

Первый — к румяным губам приложи,

И прилетит через все рубежи

Меч мой, подобный отточенной бритве,