Глава первая

Все длинней, все гуще тени

От пригорков, от растений…

Брезжут звезды в синеве,

Роща смутная уснула;

Словно ведьма, ночь скользнула

И помчалась по траве.

Все синей бугры и склоны,

Все темней кустарник сонный

И косматые леса.

Вот на листьях в хмурых чащах

На зверьков, на птичек спящих

Пала первая роса.

Спят пастух и Миорица…

Пусть им добрый сон приснится!

Стадо подле них теснится,

Прикорнув средь влажных трав.

Алым венчиком кивая,

Спит гвоздика полевая,

Заяц, глаз не закрывая,

Дремлет, ухо приподняв.

Шар луны скользит украдкой

И с поспешною повадкой

Прячется в лохмотья туч.

Вестницам несчастий, совам,

Любо скрыться под покровом

Мглы, ветвей, отвесных круч.

И столетний дуб огромный

Захрапел в долине темной,

Мощной кроной шелестя;

И речная зыбь устало,

Затихая, прошептала,

Будто малое дитя.

Полуночный ветер вешний

Заплутал в ветвях черешни,

И везде, то там, то тут,

Слышен звук волшебной прялки —

Это феи да русалки

Шелк зари сучат, прядут…

Но проснулась Миорица,

И вздыхает, и томится,

Чуя близкую беду.

Буря воет прямо в уши,

Щелкает, как бич пастуший,

В бубен бьет, дудит в дуду.

Пред угрозой неизвестной

Зашатался строй древесный,

И мечтают дерева

Спрятаться в глухие норы,

Скрыться под холмы, под горы,—

Долу стелется трава.

У Миоры сердце сжалось,

И бедняжка заметалась,

Но лежал и нем и глух

Под кустом, как будто скован,

Неподвижен, околдован,

Андриеш, ее пастух.

Из-за берега речного

Заревела буря снова,

И овечки в старый лес,

Молчаливый и пустынный,

Побежали до единой

Через луг наперерез.

Черный Вихрь!

Со всех сторон

В мирный край вломился он!

Гнет в дугу леса и рощи,

Теребит чапыжник[8] тощий,

И вертится, и взмывает,

Скалы мнет, холмы срывает,

Предает луга огню,

Жжет дубравы на корню,

И летят, мелькнув едва,

Птичьи перья, дерн, листва…

И в кромешной тьме и вое

Исчезает все живое,

Исчезает в круговерти

Огненной и черной мглы,—

Мчатся птицы в лапах смерти,

Сучья, ветки и стволы,

Листья, корни, камыши,

Скалы, камни-голыши,

Бревна тяжкие, коряги…

Рвутся молнии-зигзаги

Между звезд, в разрывах туч.

Ветер яростен и жгуч,

И на берег, все сминая,

Катится волна речная.

Черный Вихрь дохнул на стадо, —

Мигом взвились овцы ввысь,

И, как в пору листопада,

Словно листья, понеслись

И пропали в душном дыме…

С громким лаем вслед за ними

Полетел и верный пес —

Всех коварный Вихрь унес.

…И безжизненная мгла

На притихший дол легла.

Нет Лупара, нет овец…

Лишь под ивой, как мертвец,

Скован чародейной силой,

Андриеш лежал застылый.

Дуб стонал в бессильной злобе,

Бузина да ива — обе

Трепетали, как в ознобе,

И приречные кусты,

Словно согнуты бедою,

Наклонились над седою

Взбаламученной водою,

Чтоб собрать свои листы.

Вот и солнце в полном блеске

Озарило перелески

И согрело пастушка,

Тронуло глаза и щеки,

Сжатый рот и лоб высокий,

Прядь льняную у виска.

Андриеш поднял ресницы:

— Ни овец… ни Миорицы…

Набежала на глаза

Непослушная слеза.

Не мерещится ль ему?

Всё погружено во тьму.

Сгинул, канул солнца свет —

Был да сплыл, и нет как нет.

Только, кажется, вчера

В небе шар сверкал с утра.

Удивился пастушок:

Пепелищем стал лужок.

Нет овец и нет ягнят.

Дерева в лесу горят.

Гибнут прямо на корню —

В жертву злобному огню.

Где теперь веселый лес?

Был — да вышел.

Весь исчез.

Головешки да зола —

Сожжены леса дотла.

И спросил, в слезах спросонок,

Изумленный чабаненок:

— Отчего не свищут птицы?

Отчего блестят зарницы?

Не журчит ручей веселый?

Высох луг, деревья голы,

В мертвых рощах — тишина,

Вся долина сожжена,

Всюду пусто, мрачно, дико.

Лишь кивает мне гвоздика

Одинешенька-одна!

Он в тревожном удивленье

Кинулся бежать в селенье,—

Вместо белого села

Только угли и зола.

Окна тусклые ослепли,

Утонули стены в пепле,

Тонкой струйкой тянет чад,

Хаты черные молчат…

Столько горя, столько боли

В хатах этих, в этом поле!

И, подавлен, опечален,

Вдруг он слышит — средь развалин

Будто кто вздыхает глухо…

Глядь, — к нему идет старуха

Из обугленных дверей,

По камням едва ступая,

В рваном рубище, слепая…

— Ты жива! Ответь скорей!

Иль ты призрак бестелесный?

— Я жива еще, дружок…

— Где же весь народ ваш местный?

— Черный Вихрь селенье сжег.

Колдовскою силой злою

По ветру пустил золою

Наши хаты чародей.

Сгибло множество людей,

Ну, а те, что уцелели,

Скрылись в рощах, средь ущелий,

В этот лес и ты иди,

Смелых гайдуков^[9] найди,

С ними Вихря победи!..

Так старуха прошептала

И тотчас же с глаз пропала.

Андриеш в селе пустом

Постоял, взглянул на хаты,

Что спалил злодей проклятый,

И пошел своим путем…

— Где мой флуер? Где овечки,

Спавшие у светлой речки

Средь некошенного луга?

Где Миора, где подруга?

Где Лупар проворный мой?

Ветер! Ты хоть молви слово!

Как сыскать мне Вихря злого?..

Но, суровый и немой,

Ветер вдаль помчался снова.

— Тучка! Дай хоть ты ответ? —

Но ответа нет как нет…

Плачет мальчик; слезы градом

Брызжут на сухой песок…

И тогда раздался рядом

Еле внятный голосок:

— Андриеш, прошу, как друга!

Мне нужна твоя услуга,

Помощь мне твоя нужна!

— Кто тут шепчет?

— Бузина…

Черный Вихрь запутал туго

Сучья гибкие мои,

Где гнездились соловьи!

Помоги в напасти лютой,

Колтуны ветвей распутай,—

Видишь, как сплелись они,

Словно петли прочной сетки!

Развяжи их, расхлестни

И свободу мне верни!..

Пастушок распутал ветки,

И сказала бузина:

— Из моих ветвей одна

Пригодится для свирели.

Сделай дудочку! Она

Доведет тебя до цели.

В память нашей встречи срежь

Эту ветку, Андриеш!

И пастух из ветки тонкой

Сделал новый флуер звонкий,

К трепетным губам прижал,

Вдоль отверстий пробежал…

И над выжженной долиной