Превратясь в прозрачный лед —

Открывая путь вперед.

Балтарец, могучий брат,

Хоть и был холодноват,

На прощание сурово

Вымолвил такое слово:

«Этот горный кряж огромен,

Ты до черных до хоромин

Скоро должен добрести,

Но, пастух, учти, в пути

Ждут тебя еще преграды.

Впереди лежит, бурлив,

Ледяной морской залив.

Там ревущие громады

Стервенеющих валов

Страшный приняли улов:

Столько растворили соли,

Что вовек не смогут боле

Ни застыть, ни замереть,

Будь же осторожен впредь —

Даже и на зло врагу

Я волну того залива,

Что безумна и гульлива,

Заморозить не могу!

Как пройти его, малыш?

Ты уж сам сообразишь!

Там живет всегда один

Сфармэ-Пятра, исполин,

Он стоит на берегу,

Изогнувшемся в дугу,

Непомерным жаром пышет,

Через ноздри шумно дышит,

Он рассорился с людьми.

Горстку холода возьми —

От меня гостинец малый:

Пригодится ведь, пожалуй».

И пастух пошел вперед

По стеклу замерзших вод,

Вдоль поверхности зеркальной,

По мосту из хрусталя.

Перед ним лежит земля,

Край бесплодный и печальный,

Где цветы без лепестков,

Стебли бурых трав сожженных

Разостлались меж кустов

И деревьев обнаженных.

И, вселяя в душу страх,

Порасселось на буграх

Коршунье, задравши к тучам

Клювы, что подобны крючьям.

В тучах пробуравив лаз,

Из-за дымных гор несмело

Выглянул бродячий глаз

Кэпкэуна — и тотчас

Над равниной свет погас,

Небо сразу почернело,

Воцарилась тьма и тишь,

Ничего не разглядишь!..

Но тогда чабан спокойный

Вынул флуер из мешка,

И возникли звуки дойны

Под руками пастушка.

Дойна крепла без предела,

С каждой трелью все звончей,

И на песню прилетела

В блеске радостных лучей

Дона — к молодому другу,

Солнцем озарив округу.

И, увидев этот свет,

Мальчик двинулся вперед.

Ведь пути другого нет,

Если мужество зовет!

Вид кругом — мороз по коже.

Вдоль кремнистых бездорожий

Поспешает пастушок:

Здесь ни тропок, ни дорог,

Только сморщенные кряжи,

Небеса, чернее сажи,

Холод, ветер ледяной —

И травинки ни одной,

Только снег да грубый щебень,

Да щербатый скальный гребень.

Лишь на самых дальних склонах,

Скудно светом озаренных,—

Видно: из-под низких туч

Ручейки сбегают с круч,

В миг, неведомо какой,

Вдруг становятся рекой

И цепочкой водопадов

Отметавшись и отпрядав,

Выйдя на простор долины,

В путь уходят — плавный, длинный.

Там зеленые леса,

Голубая полоса

Речки, ивы — слева, справа,—

Мчатся бревна лесосплава,

Может, зренье не в порядке?

Что за речки, что за кряж?

Впрочем, это все — мираж.

А с миражей — взятки гладки:

Лишь приблизишься — беда,

Все исчезнет без следа.

Андриеш подходит ближе —

Все исчезло: всюду там

Скопище бугров и ям,

Топкой грязи, смрадной жижи, —

Ни реки, ни струйки даже —

Уж какие тут пейзажи!

Знать, из парня выйдет толк!

Ведь его любовь и долг

Заставляют к цели, к свету

Топать сквозь трущобу эту!

Ох и тропы! Ох и схватки!

Этот путь — такой несладкий, —

Утомительный, некраткий

И до крайности негладкий —

Должен он к концу прийти!

…Не видать конца пути —

Хоть увидеть бы не худо.

Все же не видать покуда.

Как еще дороги лягут!..

Взрослым стал подпасок за год,

Хоть итог такой не плох —

Но… один чертополох

Да рубины волчьих ягод —

Это вся его награда,

А найти — то нужно стадо!

…Вот гора пред ним гранитная,

Мрачная и монолитная.

Андриеш не без труда

На гору полез — туда,

Где ни тропки, ни следа,

Ни орлиного гнезда —

Только скальная гряда!

Он скользит на косогоре,

Но назад — ни на вершок!

Зорко смотрит пастушок

И высматривает море.

Вдалеке, возле холма,

Будто расступилась тьма:

Виден холм второй, живой —

Он с ногами, с головой,

Подвывает он, топочет,

Горный кряж разрушить хочет.

Вот присмотрит на углу

Подходящую скалу,

И, рассудку вопреки,

Разломает на куски:

Уж как сможет — на два, на три.

Это — страшный Сфармэ-Пятра!

Ничего кругом не слышит,

Раскаленным паром дышит,

И вокруг него недаром

Снег кипит горячим паром,

Всё туманом пеленая,

Точно баня там парная.

Съехал Андриеш в долину,

Ободрав о камни спину.

Всё осколки да щебёнка —

Невеселая сторонка!

«Великан, сойди с пути

На прохожих не пыхти!» —

Крикнул Андриеш без страха.

Бросил великан с размаха

Камень и промолвил тяжко:

«Брысь отсюда, таракашка!»

И опять, в жару немалом,

Возвратился к черным скалам,

Вновь ломать их стал со злобой

И ретивостью особой.

Пастушонок же тогда

Понял: тут, видать, беда,

Спорь с колоссом иль не спорь

У него, как видно, хворь!

Озаботясь не на шутку,

Вынул из котомки дудку,

И туман долины знойной

Огласился чистой дойной!

Великан оторопел,

Бел от страха стал, как мел.

Вздрогнул — видно, не впервой

Слышит дойну, — и челом

Вдруг поник каменолом,

Словно человек живой!

Он не то чтоб зачарован,

Но к сраженью не готов он,

И, возможно, вероятно,

Великану песнь приятна.

Он ведь даже и без злости

Поломал бы парню кости:

Утихают боль и злость,

Коль в мученьях воет гость!

Взять бы этого нахала

(С остальными так бывало)

Оборвать за лапкой лапку,

Скомкать бы его, как тряпку,

На него дохнуть огнем,

На заблудшего придурка,—

То-то запечется шкурка

Славной корочкой на нем!

Отчего б не сделать так?

Медлит великан-чудак,

Он встревожен не на шутку,

Слушает пастушью дудку,

Не спешит обрушить месть,

Тих и благостен невесть

Отчего, скажи на милость,

Что с крушителем случилось?

Звонкой дудки волшебство

Укротило, знать, его!

Видно, о родимом доме

Брезжит память в камнеломе:

Песнь родимого села

Так же бы звучать могла!

На валун присел верзила.

Дойна в воздухе скользила, —

Великан притих, примолк:

Видно, в дойнах знает толк!

Рот раскрыл от изумленья,

Жаром дышит на каменья;

Раскаляясь добела,

Лавою течет скала, —

Бедный, видно, невиновен,

Что пыхтит, как сто жаровен,

Что живет, внутри храня

Клокотание огня!

Так недолго перегреться.

Андриеш поспешно — шасть!—

Взял гостинец Балтареца

И гиганту сунул в пасть

Тот гостинец превосходный —

Это воздух был холодный!

Ох, и ловок же пастух,

Словно в цирке иль в театре!

И огонь у Сфармэ-Пятры

Тут же в животе потух!

Безо всяких докторов

Тут же стал гигант здоров!

А пастух, на великана

Глянув, понял: как ни странно,

Он, конечно, несуразен,

Но совсем не безобразен!

И промолвил он: «Привет!

Жалоб, я надеюсь, нет?

В холодке тебе не плохо?»

«Кто ты, странник, кто ты, кроха?»

«Я не жулик и не плут,

Андриеш меня зовут,

Не пыхти-ка ты со зла,