Мажит Сулеев, услышав такое сообщение, заулыбался во все лицо. Это был слабохарактерный, поддающийся влиянию сильной личности человек, не очень знающий свое дело специалист. За пятнадцать лет его так и не могли повысить в должности, не решались. Мажиту за сорок, но ни одного поручения, требующего самостоятельности, он еще не получал, оставаясь старшим геологом по штатному расписанию, но рядовым по распределению обязанностей.

— Мажит Сулеевич, не торопитесь со словом, — предупредил Сериков. — Пусть скажут другие.

Таир Унисьянович знал: начальник экспедиции Сериков хорошо понимает их замысел, видит всю подоплеку нынешнего совещания. Он безошибочно схватывает суть подобных затей. Не сразу, но в конце концов он поддерживает руководство, ему лишь намекни, что так нужно…

Борискин был ставленником Шибынтаева, он пришел в Актас после ухода из экспедиции Казтуганова. Долго не мог наладить работу на новом месте, все у него что-то не получалось, каждый раз бежал за помощью к Таиру.

— Все идет к тому, — продолжал главный, — чтобы с нового года в Шокпаре была своя отдельная экспедиция. Лишь бы благополучно проскочить с защитой запасов в ЦКЗ. Нужно уже сейчас готовить месторождение к сдаче… Так вот, Мажит Сулеевич, пробил твой час. Возьмись за оформление открытия. Тебе, пожалуй, придется возглавить дальнейшие поиски на всей территории. Пора, браток, показать себя на новом поприще. Засиделся ты у нас в «женихах» на выдвижение.

Загар на лице Мажита стал темным от прилива крови. Заполучив таким образом еще одного соучастника в сдаче шокпарского месторождения, Таир Унисьянович решил сделать передышку. Он с грустью в голосе объявил о том, что, к сожалению, на сегодняшнем заседании не будет присутствовать Ильяс Мурзаевич. Генеральный приболел, если подъедет, то лишь к концу дня.

Сериков понимающе кивнул головой. Начальник экспедиции понял по первым словам Шибынтаева, к чему весь этот разговор в закрытом кабинете. Он часто поглядывал на Сулеева, надеясь на некое озарение, иногда посещавшее незадачливого геолога. Случалось, он проявлял характер, упрямился перед чужим недомыслием или откровенной подлостью.

Курманбай Серикович печально размышлял: этот зажравшийся лентяй, прозванный ТУ-154, давно уж скрутил по рукам и ногам участников нынешнего сговора, все мы в его кармане… Глядя в лицо Мажита с явной насмешкой, Сериков как бы подсказывал младшему по возрасту товарищу: «Не поддавайся на уловку, Мажит! Возражай, пока не увяз в этой некрасивой истории!.. Тебя ведь никто не гонит с нынешней работы. А новой ты от Шибынтаева никогда не дождешься… Если и назначат главным в экспедицию, не справишься, тут же снимут очередным приказом… Пойми: начну возражать я, завтра же отправят на пенсию — годы за плечами! Не сдавайся, Мажит, вся надежда только на тебя!» Но наивный Мажит ничего уже не видел и не понимал намеков. Он был во власти красной лисицы^[59], мимоходом выпущенной главным геологом под ноги невезучему человеку. Мажит мысленно гонялся за увертливым зверем, хватал за длинный хвост. Каждое слово Шибынтаева к тому же звучало призывом к подвигу.

— Как у вас с подсчетами по Шокпару?

— Давно готовы! Если потребуется включить и начатые скважины, рассчитаем за два-три дня!

— А для представления в геологический центр они годятся?

— Мы уже имеем неплохой запас по этому району. Не будете краснеть из-за Шокпара.

— Чем ты мне нравишься, Мажит, — не врешь никогда! Сказано — сделано! Спасибо…

Чтобы подтвердить свою профессиональную готовность, Сулеев поднял лежавший на подоконнике потрепанный портфельчик и выхватил из него аккуратно сложенную карту с нанесенными на ней скважинами.

Сидевшие вокруг стола геологи принялись разглядывать пометки на карте. Четверо вели себя по-разному: Шибынтаев удивленно смотрел на кружочки и треугольники, будто район разведки ему открывался впервые. Сериков созерцал испещренный знаками ватман без всякого интереса; Борискин лучше главного знал положение дел на Шокпаре, но его затрагивала любая мелочь, любая перемена там, и он присматривался к условным обозначениям, вспоминал лица знакомых бурильщиков и втайне жалел их, тружеников, за спиной которых готовится грязный спектакль.

Мажит Сулеев уже шуршал бумагой, готовясь доложить о проделанном им предварительном подсчете. Он просиживал в Шокпаре неделями, порой недосыпал, бегал по буровым. Наконец прозвучал его немного хрипловатый сиплый басок:

— Мы определили мощную, выдержанную по простиранию рудную зону. Предварительная прикидка залегания выглядит так: запасы металла в блоках превышают десять миллионов тонн.

Никто из геологов не прервал Мажита. И только Шибынтаев, как неистовый дирижер спектакля, долго жонглировал объявленными цифрами, не скрывая восторга. Он цокал языком, охал от удивления, вскидывал над головой руки.

Сулеев, огласив несколько данных на память, затем уткнулся в исписанный им от руки лист и читал не переставая. Он торопился.

— Надо сказать, что в перечисленных здесь блоках залегают руды только высокого качества, кондиционные. А если принять к сведению запасы сырья, которые специалисты называют забалансовыми, не подлежащими добыче? — спросил он сам себя и тут же ответил: — Когда техника подтянется, эти руды станут доступными человеку. По плану обследования района предстоит проверить нижние горизонты. Для этого достаточно пробурить несколько десятков скважин. И сейчас недра нельзя назвать до конца вскрытыми. Поиски продолжаются. Опытные специалисты говорят: разведку следует сосредоточить в одном месте, не распыляться. Недра Шокпара оправдают затраты наших сил и средств…

— Ладно, браток, ты меня убедил! С таким материалом хоть завтра в Москву. Данные эти заставят вздрогнуть самых придирчивых экспертов. Отныне Шокпар станет символом удачи для геологов страны. Слово это войдет в песни… Впрочем, дайте, дайте, дружок, взглянуть на схему блокировки залежей.

Шибынтаев наклонился над столом.

На отдельном листке ватмана был изображен вертикальный разрез земной коры. Верхняя часть блоков находилась в трехстах метрах от поверхности. По внешнему виду она напоминала голову какого-то зверя, вытянувшего морду к небу. Шея животного слегка сужалась, местами сильно вытягиваясь. Плотно заштрихованное изображение на глазах обретало формы некоего туловища, знаменующего собою рудное тело. Туловище было с мощными опорами, напоминающими ноги. Если приглядеться повнимательнее, можно было различить грудь, подбрюшье и хвост. Все тело диковинного зверя было испещрено кружочками-скважинами.

— Други! — воскликнул Шибынтаев. — Приглядитесь, на какое животное это чудище смахивает?

Мажит, похоже, не ждал такого экзамена. Он откровенно смутился и немного спустя философски заключил:

— Все зависит от фантазии, Таир-ага. Мне это, например, напоминает лисицу в момент прыжка за добычей. Только она слишком увлеклась охотой и сама попала в надежную западню. Мы ее сцапали, подвесили мордой кверху!

Сулеев радовался счастливо найденному сравнению.

— Ну и хитрец же ты, Мажеке! Месторождение — и вдруг смахивает на лисицу! А не коротковат ли в таком случае хвост? Если бы вот здесь, скажем, на пятисотом горизонте, да углубиться бы еще метров на сто! Получилась бы точная копия хвоста.

Сулеев насторожился:

— К сожалению, Таир Унисьянович, именно в этом месте земля не дала нам пофантазировать, испортила рисунок. Хвост лисицы внезапно прервался. Пошла голая порода.

Шибынтаев поднял карандаш. Повертел его туда-сюда, задумался. Некоторое время азартно следил за полетом туловища лисицы, прицеливаясь к заштрихованному месту. Резким росчерком карандаша вдруг удлинил животному хвост.

— Метров на сто простерлась бы зона залегания, и контуры лисы нарисовала бы нам сама природа. Хорошую «огневку» заполучили мы на Шокпаре!

Таир Унисьянович потер руки.

Геологи наблюдали за полетом фантазии главного специалиста объединения, переглядывались. Сериков заулыбался: