— Дайте мне хоть маленький результат, и я пойду на все! — горячился Жаксыбеков. — Останусь без штанов, мать вашу…

— Это — сколько угодно! — повеселел Алтынбаев. — Но штаны ваши, как я заметил, не очень богатого происхождения. Остается надеяться на удачу, Кали-ага… Фарт? О, как он нужен сейчас!

— Не люблю этого слова! — директор сочно выругался. — От него несет чертовщиной. — Обернувшись с переднего сиденья к собеседнику, сказал: — При встрече в обкоме один приезжий ученый заявил, что в недрах Актаса, по его теории, есть три металлоносные структуры. Говорил, между прочим, не по-книжному, просто, от души.

Алтынбаев присвистнул, как это у него получалось в минуту крайнего удивления, заявил протестующе:

— Вот это размах! Зачем нам три, Калеке? Подарил бы какой-нибудь маг от науки или обыкновенный шубин^[62], на наш век хватило бы!

— Ты против трех? — возмутился Жаксыбеков.

— Меня всегда пугают слишком щедрые предсказания. Они от лукавого. Какие-нибудь координаты приводил ваш пророк?

— Приводил. Одну обещает в районе нашего аэропорта, кажется, под взлетной полосой.

Алтынбаев посетовал вслух:

— Я скромный рудничный геолог, Кали-ага… Привык работать с объявленными блоками руды. Пока не возьму в руки керн с галенитом, ничего не скажу. Так приучила практика. Иной раз наука обходится только двумя словами: «да» или «нет». Сейчас мы, Калеке, именно в таком состоянии: молча работай и терпеливо жди от глубин ответа.

Они уже подъезжали к окраине Актаса. Заскучавший от тихой езды по бездорожью Микола Грицай, едва почувствовал под собою ровное полотно, прибавил газу.

— Коля, не гони в центр, заедем в поликлинику, — попросил Жаксыбеков. — С утра в груди покалывает… Думал: разгуляюсь за тень а оно еще хуже. Попрошусь на укол.

Поликлинника была заперта. Расставаясь с Алтынбаевым возле его дома, Кали Нариманович предупредил:

— Через день-другой махнем с тобою в Ускен, Сардар. Хочу познакомить тебя с тем ученым, который видит у нас не одну, а три структуры… Может, он разбудит твою фантазию. Без мечты об удаче нечего соваться в глубины.

На пороге дома стояла, воздевая руки горе, супруга Жаксыбекова: не приехал на обед, не позвонил…

4

Наступил вечер. Виктор Николаевич, целый день просидевший в библиотеке, возвратился в гостиницу. Сегодня он уже отчетливо ощущал усталость. Какое-то время лежал, распластавшись на кровати, не раздеваясь. Заснуть не смог бы, а полежать полчаса в забытьи, ни о чем не думая, упершись освобожденными от обуви ногами в нижнюю спинку, было его привычкой. После короткого отдыха он хотел просмотреть одну папку, выданную ему под честное слово до утра. Но прикидкам ученого на деловое использование остатка дня не суждено было осуществиться. Черный аппарат, молчавший несколько дней подряд, внезапно ожил, противно задребезжал. Командировочный решил перетерпеть, уж очень сладко дремалось, но пронзительная трель требовательно зазвучала вновь. Откуда-то, словно из небытия, называл его по имени женский голос, поначалу неотличимый от других:

— Хеллоу, Табаров!

— М-м… Здравствуй, Лида!

— Ты один? А где же подруга?

Только она, единственная на свете из всех знакомых, воображала Табарова всегда в окружении поклонниц.

— Лидия Сергеевна, о чем ты? В этом смысле я чист, как стеклышко. В городе, где ты живешь, разве позволительно заниматься пустяками? Нет уж, уволь… А вообще спасибо за веру в мои способности.

— Ха-ха-ха! Не обижайся! Знаешь, Виктор… Хочу тебя видеть.

— Даже так?

Табаров был растерян. Тронул ладонью бородку. За долгий день на щеках обозначилась щетина. Он не любил бриться дважды на дню. Побыть с Лидой наедине — всегда не прочь. Не чужой человек в судьбе. И не очень навязчива. Пусть не часто, но они встречались. Лучше сказать: виделись. Иногда сталкивались в дверях конторы. Виктор Николаевич без ханжества считал эти встречи удачей. В каких бы стесненных обстоятельствах они ни оказались рядом, Лида протягивала ему руку. Виктор Николаевич, слегка краснея и заглядывая женщине в глаза, целовал кончики пальцев. Она не возражала. Как-то он будто невзначай коснулся предплечья. Едва заметным движением она избавилась от такой близости. Больше и не пытался. А хотелось иногда привлечь резким движением, коснуться губами лица. Будто чувствуя его желание, она отстранялась или подносила ладонь к губам в защитительном жесте. Сузив глаза, предупреждала строго, будто расшалившегося мальчишку, одним словом:

— Табаров!

В голосе металл и обида.

«Зачем ей понадобилась встреча? — думал Виктор Николаевич. Сам себя утешил: — Желание женщины — закон для мужчины».

Все прощал ей, потому что был виноват. Возможно, и в том, что она теперь такая нервная и текучая, будто ртуть.

Та самая смешливая и одновременно строгая Лида едет к нему на свидание в гостиницу… Вечер, конечно, пропал, «шарики» после ее визита не скоро соберешь, но согласие дано, отступать некуда. Потери от такого свидания неисчислимы. Одна из них — при беседе с дамой не обойтись без фужера с вином. Значит, на завтрашнее заседание придешь с шумком в голове. А в десять утра предстоит схватка. Помимо просмотра папки, захваченной из фонда на вечер, нужно было сосредоточиться на разногласиях с Кудайбергеновым, чтобы без промедления парировать его уколы и наскоки… Если бы позвонила не Лида, у Табарова любому гостю уготован отказ. Но Лида… «Как ты всегда не вовремя являешься!.. Всегда!»

Трубка продолжала ворковать горлинкой, выпевать нежнейшим голосом, по-женски неотступно добиваться свидания.

— Ну, что, Табаров: не ждал вторжения в твои покои? Зря ты о себе такими интеллигентскими словами: «Чист, как стеклышко»! Ах-ах, так и хочется провести пальчиком по твоему незапятнанному сердцу. Признайся уж честно: с кем-нибудь чаи гоняешь в номере?

— Я же сказал: нет… Работаю. Листаю здесь рапорт начальника партии. А насчет чая — забыл попросить горничную.

На другом конце провода женщина загадочно молчала.

— Почему молчишь? Женские капризы? Не обижайся, Лидок. Завтрашний день — твой, без всяких звонков и предупреждений. Жду!

— Ты, как всегда, расчетлив. Но завтра — это уже совсем, совсем другой день. Как другая жизнь. А вдруг завтра изменится настроение?

Она продолжала свою игру. Табарова внезапно захватила необъяснимая страсть. Надежда на близость с Лидой то вспыхивала в нем, то угасала, оборачивалась болью. Он уже сам хотел увидеть ее, сейчас же.

Краем глаза покосился на разложенные рядом с черным аппаратом бумаги. Появившаяся уверенность в себе подсказывала: все в его записях на месте, изложено точно, опровергнуть ни одного тезиса противникам не удастся. Самые важные места в докладе просматриваются на свежую голову утром. Чего стоит: на час раньше подняться, пробежать странички глазами… Если суждено провести ночь в объятиях Лиды, Табаров знает, как возвратить себе бодрость. Поплавает перед завтраком минут десять в бассейне. Зачем же отказывать женщине в ее священном праве на свидание? В том, что Лида Скворцова во всякое время нуждается в нем, Табаров и в нынешние годы не сомневался.

— Прошу! — решительным тоном произнес в трубку. — Рад видеть. Жду.

— Наконец-то слышу голос мужчины! Через полчаса встречай в холле, — произнесла Скворцова повелительным тоном.

Виктор Николаевич всполошился. Начал собирать разбросанные по столу бумаги, стаскивать в одно место книги, карты, схемы, убрал с телевизора бритвенный прибор. Пока распихивал все это добро в ящики стола, в тумбочку, в портфель, приблизилось назначенное Лидой время. Набросив покрывало на смятую постель, помчался вниз. Годилась бы для такого случая бутылка шампанского и коробка конфет, да разве успеешь заскочить в ресторан?

В вестибюле — никого! Радуясь минутной задержке визитерши, выглянул на улицу. К его счастью, не ушли те две-три пожилые женщины, которые вечерами сторожили здесь, у подъезда, предлагая прохожим цветы. Букеты на выбор: красные астры, белые ромашки, роскошные гладиолусы с фиолетовым оттенком… Не задумываясь, купил пять роз: три алые и две белые. «Теперь, — подумал он, восторгаясь удачей, — можно встретить не только Лиду — княжескую дочь!.. Алую и белую розу предложу дежурной на этаже. Пусть не напоминает о позднем часе. Мол, одиннадцать: пора провожать гостью… Ах, Лида, Лида!.. Растревожила ты меня, как в прежние годы. А ведь нам за сорок. Три года миновало, как повстречались ненароком в Томске, и нет для тебя и для меня покоя. Давно бы пора забыть обиды, оставить придирочки, не затевать ненужных споров. Еще тогда мы могли бы помириться, успокоиться на том, что оставила для нас обоих судьба. Глядишь, жили бы под одной крышей. А теперь что получается?.. Старый холостяк, которому перевалило на пятый десяток, солидный человек, вознамерившийся перевернуть геологическую службу рудного края, вынужден по давней привычке пялить глаза на каждую встречную женщину. Стою у входа в гостиницу с цветами в руках, жду мимолетной встречи. К лицу ли все это солидному ученому?»