Казыбек был из числа рослых, статных, атлетически сложенных мужчин. Но министр оказался несколько выше его, быть может, совсем чуть. От самого лба, прочерченного двумя глубокими складками, но высокого, в ладонь, через густую шапку волос пролегла молочно-белая полоса пигмента, словно подрисованная для эффекта. Седеющие виски несколько сглаживали первое впечатление от этой врожденной полосы на державной голове Ералиева. Лицо министра было скорее грубоватым из-за крупных черт его, полноватых губ. Но светло-карие глаза, внимательные, наполненные светом, излучали тепло и доброжелательность.

— Присаживайтесь, джигиты! — произнес Ералиев, по привычке пробежав глазами принесенную в его отсутствие стопочку телеграмм. Что-то пометил себе в настольном календаре. И потом уже ни разу не отвлекся от беседы.

— Вас, Казыбек-бауыр[56], я немного знаю. Говорят, у вас хорошо сложилась поездка в Алжир. Примите мое поздравление, спасибо за службу! Всегда приятно слышать об успехах земляков, куда бы их ни занесла судьба. Казах перестал быть только степняком, скотоводом. Уже в этом проявляется широта нашего народа.

Казыбек принял добрые слова в свой адрес без ложной скромности. Тут же поблагодарил министра за заботу о семье, пока он совершал длительный вояж на Африканский материк.

Ералиев еще раз изучающе взглянул на смуглое лицо геолога, любуясь его загаром, перешел к делу.

— Сознаюсь, Казыбек Казтаевич, не очень-то хотелось беспокоить вас сегодня да и в ближайшее время… Понимаем: отдых… Во всем виноват случай: на днях в этом кабинете мне говорили о вас… Вы как бы присутствовали при той беседе, духом своим, что ли, мыслью. Короче говоря, как вы посмотрите на наше предложение поехать в рудный край с особым поручением? Понимаю ваш довод, мол, и без Казтуганова служба геологии на чем-то держится, мы располагаем отличными специалистами, которые смогли бы, смогут… И так далее. Но иногда так чертовски складываются обстоятельства, что данное поручение без риска провалить дело и с несомненной пользой выполнить может только один человек. Здесь, как говорится, недалеко до понятия «незаменимый»… Лично я не люблю такого термина, но в талантливых людей всегда верил!

Казтуганов молчал, изумленный внезапно открывшейся своей исключительностью. Молчание его становилось все более тягостным и в чем-то неприятным. Елемес Кунтуарович покачивался в кресле, бодая сердитым взглядом друга и подавляя в себе желание поторопить его с ответом министру.

— Создана комиссия, — продолжал Ералиев. — Перед нею особая цель. Очень важная для всего края. Это раз. Во-вторых, Сергей Архипович Снурников отзывался о вас как о хорошем специалисте, умеющем читать недра. Ну и в-третьих, — министр обернулся к Кунтуарову, — да будет вам известно: геологический отдел Актасского комбината, никого не спросясь, начал бурение по вашему проекту… Горняки, не дождавшись прибавки сырья от нас, ударились в амбицию, хотят доказать: в Актасе имеется руда… Словом, брошен вызов. Позицию геологов горняки опровергают, использовав наши же приемы разведки… А это вдвойне опасно для престижа. Идет проверка профессиональной годности… Возможно, я напрасно тревожусь сейчас, все покажут данные первых глубоких скважин. Но если затея Жаксыбекова оправдает себя, теория академика Снурникова и ваши догадки приведут к открытию. Искренне радуясь за этот успех, я, как министр, буду себя считать несостоятельным руководителем целой отрасли… Вы меня поняли, Казыбек Казтаевич?

Казыбек не ожидал такого поворота событий. В начале беседы он воспринимал поездку в рудный край как не обязательную или, во всяком случае, не срочную. Слушая министра с напряженным вниманием, он намеревался вскоре деликатно прервать беседу и отказаться от участия в этом деле. Однако когда речь пошла о чести геологии, о вторжении людей другого ведомства в его почти забытый проект, в нем пробудилось самолюбие.

— Как горняки добрались до моего проекта? — спросил он возмущенно. — Кто их навел на след?

— Кто ищет, тот всегда найдет! — отозвался на недоумение Казтуганова министр.

— Все это так неожиданно! — заговорил сам с собою Казыбек. — Если признаться, мне приятно: вспомнили о заруганном проекте. Четыре года назад я готов был лечь костьми на этой сопке, лишь бы доказать, что руда там есть. А теперь, когда всыпали под завязку, руки отбили… Что там произошло, хотелось бы знать?

— В двух словах могу сообщить, — сказал Ералиев. — Времена изменились, бауыр… Нужда заставила… А может, были и тогда люди, которые верили вам. Теперь вознамерились отмести сомнения.

— И радостно и горько! — подытожил услышанное Казыбек. — Я в растерянности, прошу понять. Да и не готов к чему-то серьезному сейчас, если разобраться. Не ожидал, честное слово. Что прикажете делать?

— Не приказываю, а прошу: ехать! — Министр снова обратился к кадровику: — Завтра же снабдите джигита всем необходимым в дорогу. Ах, да! Надо ведь сначала принять его на работу… Ну, пока оформим как моего референта по вопросам разведки. Так и напишите, Елемес Кунтуарович, в приказе. А вы, Казыбек Казтаевич, не обижайтесь за поспешность. Будем называть все это оперативностью. Короче говоря, помогите, выручайте… Потребуется отдых — дадим позже, после завершения работы комиссии. Идет?..

Казыбек коротко всхохотнул, тут же прервал смех. Глядя в упор на министра, сказал:

— Извините за слабость, не удержался… Когда шел сюда, на языке вертелось лишь одно слово «нет» всякому предложению. Не зря говорят: хуже всего человек знает сам себя. Заговорили об Актасе, и сердце зашлось от пережитого. На уме — нет, а сердце твердит — да. Самому захотелось в Ускен.

— Выходит, смог Ералиев уговорить? — пошутил министр.

— И в этом вам не откажешь, — согласился геолог.

— Вашему сердцу — хвала! — продолжал Ералиев. — Оно у вас еще не зачерствело. Мне ли не понять истинного разведчика недр? У каждого из нас есть мечта совершить что-либо значительное, добраться до сокровищ. Когда мне надоедает бесконечное сидение в кабинете, рвусь на простор, бегу от самого себя! Иной раз просто невмоготу от звонков и бумаг. А что поделаешь? Невольник своего положения. Вздохнешь поглубже и окунешься в новое заседание… Хоть и грешно так думать о себе, но если чувствуешь удачу, рвется наружу восклицание: «Ай да Ералиев!..» Или как там у Пушкина? Вот и сейчас: встретился с вами, и на душе легче… Итак, выезжайте, дружок! Не медлите, там уже люди готовятся к схватке с землей. И… друг с другом — вот в чем соль!

Ералиев перенесся мыслью в семью новоявленного «референта», и тут же вспомнилась Меруерт Казтуганова — импозантная женщина в сером вязаном платье с ажурным, такого же цвета, широким воротником, облегающим плечи. Ему еще тогда, при первой их и последней встрече, вдруг стало жаль мужчины, обладающего такой редкостной особой. Что-то похожее мелькнуло в сознании Максута Ералиевича и сейчас. Уж очень простым и по-мальчишески беззащитным показался ему Казыбек. Но в глазах джигита бездна мысли, реакция на любое слово — мгновенна и точна. «Инженерное мышление!» — отметил про себя министр. Он уже сам радовался их знакомству, не скрывая эмоций. На прощание крепко жал руку. Иной специалист, продолжал размышлять Ералиев, стал бы важничать, набивать себе цену, а этот сразу все понял и согласился… Дома ждет взбучка от жены-красавицы. По старшинству возраста, жалея Казыбека, заметил:

— Супруге своей от меня передайте: задание это — плата за новую квартиру. Женщине такие объяснения понятнее.

— С женой договоримся, — поспешно сказал Казыбек. — Здесь нам может пособить и Елемес Кунтуарович. Мои сомнения в другом…

— В чем именно? — спросил министр.

— Ильяс Мурзаевич не так уж давно был моим руководителем… А спор об Актасе это же, по существу, продолжение драчки с Кудайбергеновым. Смогу ли быть объективным — вот в чем вопрос.

— Вот вы-то как раз и сможете! — опроверг его сомнения министр. — Другой, наверное, не совладал бы с желанием отомстить за обиду. А вас закалило алжирское солнце, надеюсь. И времени было достаточно, чтобы добраться в мыслях до собственных ошибок. При вашей правоте и принципиальности ошибочки наверняка были? Ну, вот настало время подвести итоги давней совместной ошибки.