На него опять запшикали.

– Бабушка, – заныл Серега, – я больше не буду!

Фигура молчала, но не приближалась.

– А коса где? – ржал второй.

Фигура шевельнулась, пошла, но углядев колдуна, снова остановилась.

– Чего ты тут? – донеслось до присутствующих. – Ходи мимо!

– Не дело затеяла, – буднично доложил ей колдун.

– Мое это, не твое, – возразила фигура.

– Наше, – не согласился колдун, – внука моего, Лешку, зачем задела?

– Не специально, – заверила фигура и скинула капюшон.

По седым космам заторопились скатываться струи дождя.

– Он ворует, а я как живи? – продолжала доказывать старуха, указывая скрюченным пальцем на Серегу.

– Не станет он более воровать, устроиться работать! – говорил колдун.

– Берешься? – допытывалась старуха и добавила. – А то я устала с ним бороться.

– Берусь! – твердо произнес дед.

– А ну тогда, я пошла, – сообщила колдунья, повернулась и ушла, исчезнув за стеной дождя.

– И все что ли? – разочарованно протянул второй пьяница. – А где же бой на световых мечах, где звездные войны?

Колдун повернулся к Сереге и, глядя ему в глаза, серьезно произнес:

– Больше ты пить не сможешь!

– Ну да? – не поверил Серега.

– Попробуй, рискни! – предложил колдун и кивнул на сумку, где хранилась бутылка с остатками самогона.

– А и попробую! – азартно выкрикнул Серега.

Достал бутылку, откупорил, отпил прямо из горла, поперхнулся и едва успел выпрыгнуть прочь, из шалаша. Послышались рвотные звуки.

Серега вернулся, молча, уселся, деловито запечатал бутылку пробкой.

– Гипнотизер! – восхитился второй пьяница.

– Колдун! – пояснил Леша.

– И на работу завтра устроишься! – заявил тут колдун.

– Вот уж дудки! – заверещал Серега.

– Сегодня! – решил колдун.

И Серега послушно вылез под дождь. Остальные ждали, но Серега не возвращался.

– Куда это он? – не понял второй пьяница.

– На работу устраиваться, – буднично пояснил Леша.

– Это в поле-то? – продолжал недоумевать второй пьяница.

– В администрацию села пошел! – сказал колдун.

Дождь стих. Выглянуло солнце, и сверкающая радуга перекинулась вдали.

– Да ну вас, на фиг! – полез прочь второй пьяница. – Вы еще и меня загипнотизируете!

– Ну, ты дед Павел, даешь, – позавидовал Леша, – вот это способности, это я понимаю!

– Учись, студент! – рассердился колдун – И у тебя такие будут!

И они пошли, с наслаждением принюхиваясь к чистому воздуху и обсуждая недавнее происшествие…

Молитва на крови

– Понаехали тут, – брезгливо сморщив нос, процедила москвичка Ангелина Кабанова, и презрительно поглядев в сторону родни, сиротливо мокнущей под проливным дождем на перроне вокзала, зычно крикнула:

– Эй, студенты, долго вас ждать?

Студенты – родной брат Ангелины, интеллигентного вида мужчина с зонтиком в одной руке и чемоданом в другой, родная сестра Ангелины, худенькая женщина болезненного вида и племянница, нескладная девочка-подросток с двумя тяжеленными чемоданами, которые она, надрываясь, упорно, в одиночку, дотащила до автомобиля.

Машина, вернее микроавтобус, уже пофыркивал, готовый к поездке, Ангелина даже не обнявшись с родней, сидела за рулем, поторапливала новоприбывших с посадкой.

– Уселись? – спросила она, оглянувшись назад и придирчиво разглядывая одежду брата, спросила. – Костюмчик напялил дешевенький, поди-ка единственный, на все случаи жизни?

– Почему, единственный? – растерялся брат Ангелины, человек простоватого вида, про таких в народе говорят – «простофиля».

– Он – преподаватель в университете! – вмешалась девочка. – Только в костюмах на работу и ходит!

– С каких это пор провинциалы институты университетами обзывают? – недоверчиво хмыкнула Ангелина.

– Да уж лет как пятнадцать переименовали, – попытался разрядить накалившуюся обстановку в салоне авто, брат Ангелины.

– Вы бы лучше на дорогу смотрели! – посоветовала девочка, видя, что Ангелина опять раскрыла рот.

Ангелина взглянула на нее в зеркало заднего вида:

– У меня в семье, яйца курицу не учат!

– А почему ты обращаешься к Ангелине на «вы»? – недоумевал мужчина. – Она же тебе тетка родная!

– Да я ее в первый раз вижу! – громко воскликнула девочка. – Хотя мне и исполнилось уже пятнадцать лет!

Ангелина на это ничего не сказала, она вцепилась в руль, водитель из нее был никакой. Она страшно нервничала и косилась в сторону самоуверенных водил «крутых» иномарок. На светофорах крестилась и резко обрывала родственников, чтобы не отвлекали своими разговорами. По Москве прокатиться с ветерком, получиться разве что у важных чиновников с мигалками и группой сопровождения, а обычному люду остается лишь уповать на бога, крепкие нервы и мгновенную реакцию.

Несколько раз, крепко выругавшись и тут же испросив у господа прощения, Ангелина подрулила к многоэтажке, с трудом отыскав в скопище припаркованных автомобилей, место для стоянки своего микроавтобуса.

– Слышь-ка, родня, приехали! – грубо толкнула она сестру болезненного вида, задремавшую было во время поездки.

Сестра с остальными, ни слова не говоря, вышла. Племянница опять тащила два тяжелых чемодана, потому что дождь продолжал идти и брат заботливо держал зонтик над больной, слабенькой сестрой, с трудом поднявшейся по ступеням в подъезд.

Вчетвером они едва влезли в грузовой лифт, мешали чемоданы и поехали в полном молчании.

Однокомнатная квартирка на предпоследнем этаже в буквальном смысле слова оказалась забита народом. Тут жили трое разнополых детей Ангелины и двое сирот, которых она взяла из интерната, забрала, ради получения от государства по специальной правительственной программе великого блага, мечты всей жизни недалеких, духовно нищих провинциалов – квартиры в Москве.

Из кухни вышла всклокоченная мать Ангелины. Смотрела на приезжих с недоверием и злобой, между тем, перебирая монастырские четки в руках.

– Мама! – бросился, было, растопырив объятия, мужчина.

– Зачем это? – строго оборвала она его и, поджимая губы, отправилась обратно, в кухню.

Девочка-подросток так и не выпустила чемоданы из рук, стоя в тесной прихожей квартирки, она с подозрением оглядывала своих родственников:

– Молитесь, а злитесь? – заметила девочка высоким, пронзительным голосом своей тетке.

Ангелина, как раз, широко перекрестясь, поклонилась в сторону икон, понатыканных по стенам всего дома.

– Зачем мы к ним приехали? – продолжила девочка, обращаясь к своим, спутникам. – Вы посмотрите, как они нас встречают!

– Молчи, молчи, – прошептала болезная сестра Ангелины.

– Еще чего, молчать! – фыркнула девочка непримиримо.

– Не нравится? – заорала тут Ангелина, до того с удивлением рассматривающая девочку, так разглядывают внезапно ожившего робота, в шоке рассуждая, как вообще возможно, чтобы робот имел ум, душу, совесть и способность рассуждать?!

– Выметайтесь! – велела Ангелина.

– Мы им добро делаем, – выскочила тут из кухни мать Ангелины, в руке у нее на сей раз вместо четок блестела большая поварешка, – готовим, у плиты мучаемся, а они, неблагодарные!

Брат, оторопело наблюдавший за этой сценой, наконец, произнес с упреком в голосе:

– Ангелина, побойся бога, ты же молитвенница, а родню, больную сестру, – показал он рукой на болезную, – на улицу гонишь!

– Ничего, не сахарная, не растает! – разошлась Ангелина, топая ногами.

Ее дети, которых и детьми уже нельзя было назвать, молодые люди от пятнадцати до двадцати лет, с физиономиями на которых застыла тупая покорность, и полное согласие со словами матери, теснились в дверях комнаты.

Девочка-подросток, бросив на них уничижительный взгляд, махнула чемоданом, попала тетке по колену, та взвыла и, матерясь, рухнула на пол, баюкая ногу.

– Вот ваша молитвенница! – сердито выкрикнула девочка братьям и сестрам, имея в виду ругань Ангелины.