Ухажер с несчастным видом остался стоять столбом, но заметив полупрозрачную фигуру деда, старшего Романовского, склонившуюся над могилой Анфисы Сергеевны взвизгнул и, развивая спринтерскую скорость, обогнал скорбную процессию, не взглянув на Анну, стремительно скрылся посреди толпы задумчиво перешептывающихся о чем-то, своем сосен.

Дед остался стоять на кладбище, сердито глядя на фотографию жены, прикрепленную к одному из венков.

– Оставила меня, да? – ворчливо заметил он.

– Нет, не оставила, – возразила тут, невесть откуда взявшаяся Анфиса Сергеевна.

– Ух, напугала как, – схватился за сердце дед.

– Пошли уже! – взяла его за руку, Анфиса Сергеевна.

– А Он простит? – робко спросил дед, делая шаг за супругой.

– Уже простил! – кивнула Анфиса Сергеевна. – Куда он от нас, Романовских, денется? Вон и Анну он уже заприметил!

– Дай-то Ангелы! – закивал дед и зашел в раскрытую его женой дверь, ведущую в Поднебесную, а по-человечески, в Преисподнюю…

Колдовство

В воздухе пахло грозой. Принюхиваясь, колдун посмотрел вверх на потемневшее небо. Задержал взгляд на хмурой громадной туче, наползающей с горизонта, и вздохнул, дождь был необходим для жизни, прогнать тучу означало прогнать литры воды, а земля, растения итак изнывали от жажды.

Колдун принялся искать укрытие, бормоча угрозы молниям уже начавшим сверкать на почерневшем небосводе.

– Сюда! – крикнули тут из-под вороха сплетенных ветвей и кустов.

Колдун заглянул. В шалаше разместились трое.

– Четвертым будешь! – улыбнулся один.

Другой, мотнув головой, поглядел мутными глазами и буркнул:

– Залезай, папаша, не укусим, небось, не комары!

Колдун поморщился от запаха перегара, но гроза наступала, до селения было далековато и он, решившись, полез, бесцеремонно подвинув третьего, уже накушавшегося. Пьянчужка послушно убрался вглубь шалаша, спать.

– Люблю грозу в конце мая! – восторженно высказался самый трезвый из троих и забрякал посудой, наливая.

– Самогон! – гордо доложил он колдуну, протягивая полный стакан.

– Неужто? – не поверил колдун, принюхиваясь.

Действительно, пахло домашним спиртом и старухой, что колдовала вначале над брагой, а после, над змеевиком.

– Не стану я это пить! – отшатнулся колдун, с омерзением отпихивая стакан в руке пьяницы.

– Обижаешь, батя! – возмутился пьянчужка.

– Старуха заколдовала, – пояснил колдун и поглядел на выпивоху более внимательно, – на смерть сделала!

– Старуха и смерть? – глупо повторил пьяница, недоверчиво глядя на самогонку.

– Сделала, чтобы ты сдох! – рассердился колдун.

Гроза оглушительно рявкнула у них над головами. Пьянчужка подпрыгнул, в испуге расплескивая содержимое стакана.

– Ах, чтоб тебя! – досадовал он.

Второй пьяница резко вскинул голову, ненадолго задержал пристальный взгляд на колдуне, потянулся, выхватил стакан и проглотил остаток самогона, будто воду, тут же отключился, вновь погружаясь в сон. Спал он, сидя, повалившись носом в колени, но в каких только позах не засыпают иные опойцы, куда там йогам до них!..

– Ты колдун, что ли? – заинтересовался, между тем, пьяница.

Колдун подтверждая, кивнул.

Пьяница помолчал, аккуратно закрывая бутылку с остатками мутно-белого самогона пластиковой крышкой.

– Докажи! – потребовал пьянчужка. – Опиши мне старуху! Какая она?

Колдун на мгновение задумался и сказал:

– Косматая, причесываться не любит. Грязная, пахнет от нее! – скривился он.

– В точку! – поднял палец пьянчуга. – Это ты бабку моей жены описываешь. У нее недержание мочи и буйное помешательство всего организма.

– Что же она, не в больнице тогда? – недоумевал колдун.

Пьяница засунул бутылку в холщовую, явно самошитую сумку, перекинул ремешок сумки через плечо и, подергав, проверив на прочность, задумчиво произнес:

– Эх, батя, какая больница при нашем-то государстве? Кому она там такая раскрасивая нужна будет? Никому, кроме родственников!

– Это, если родственники – близкие люди, – уточнил колдун.

– Как это? – не понял пьяница.

– Близкие в беде никогда не оставят! Чего непонятного? Для близких, хоть верующих, хоть неверующих не существует такого вопроса!

– А! – негромко протянул пьяница. – Теперь понял. Это у нас в России развито, как нигде в мире, много не близких родственников, зато дальних пруд пруди! За квартиры, дома, престарелых родителей на тот свет закатывают.

– Во-во, – поддакнул колдун, – а потом удивляются, откуда засуха или наводнение в России берутся?

– А ты ничего, – восхитился пьянчуга и протянул ладонь, – давай краба, меня Серегой зовут!

Колдун нехотя пожал протянутую руку:

– Дед Павел, – назвался он.

Наверху, опять загремело. В полную силу. Промчался бешеным порывом ветер. Воздух наэлектризовался. Внезапно, второй пьяница очнулся и заорал, указывая на вспыхнувший перед шалашом шар, слепящий белым светом.

– О, боже! – выдохнул Серега.

Колдун с подозрением поглядел на шаровую молнию. Молния жужжала и точно огромный шмель, агрессивно шарахалась из стороны в сторону, будто изучая людей.

Пьяницы, вопя от страха, полезли вглубь шалаша. Колдун не тронулся с места.

– Ведьма старая, – пробормотал он презрительно и с вызовом уставился на молнию. – Жив твой Серега!

Молния, издав шипящий звук, схожий с шипением рассерженного кота, дернулась кверху и исчезла.

– И чем ты ей так досадил? – удивился колдун.

– Кому? – взвизгнул Серега.

– Старухе, бабке твоей жены?

– Да, не знаю я, – застонал Серега.

Судорожно стискивая руки, он сидел в глубине шалаша. Другой пьянчуга ошалело молчал и смотрел трезвыми глазами. Третий так и не проснулся, пребывая в опойном сне.

– Я заметил, ты пьешь? – продолжал допытываться колдун разглядывая почернелое от выпитого лицо, пьяницы.

– Пью, дед Паша, – согласился Серега.

– Нигде не работаешь? – уточнил колдун.

– Нигде, – согласился Серега.

– А деньги у этой самой бабки воруешь?

– Из комода, – чуть слышно пробормотал второй пьяница, – он сторожит, как она куда выйдет, тут как тут и стащит одну денежную бумажку!

Серега и на это кивнул головой.

– Вот она и хочет тебя изничтожить! – торжественно заявил колдун.

Шумно зашумел дождь, переходя в ливень. Третий зашевелился, просыпаясь. Сел, протер глаза, оглядываясь и недоуменно поглядев на колдуна, спросил:

– Дед Павел, ты что ли?

– А ты что с этими шалопутами делаешь? – рассердился колдун.

– А черт его знает, – отмахнулся третий, – заманили меня, посулили самогоном угостить!

– Заговоренным на смерть самогоном! – напирал колдун, сердито глядя на молодого человека, вылезшего из глубины шалаша.

– Это еще что такое, на смерть? – удивился второй пьяница.

– Бабка его жены заговорила, – ткнул пальцем колдун в Серегу, – он у нее деньги ворует, а вы в ответе!

– А разве на нас подействует? – усомнился третий.

– Лешка, – пригрозил колдун, – ты, когда чуять научишься? Колдовство у таких маразматичек всегда неразборчивое!

Лешка зевнул, почесался, равнодушно обозревая дождь, потянул носом воздух и вдруг, испуганно съежился.

– Что такое? – напрягся колдун.

– Дед Павел, – жалобно проскулил Лешка, – ведьма-то сюда прет, ковыляет, карга старая!

– Боишься? – заглянул в глаза Лешке, дед Павел. – А еще колдовского рода!..

И он уставился на серую пелену дождя. Под крышу шалаша вода уже протекала, кое-где капало и Серега подвинувшись вперед, вылез к двум колдунам, робко потеребил за рукав деда.

– Дядя Паша, а дядя Паша!

– Чего тебе? – буркнул старый колдун.

– Защити! – жалобно заныл Серега.

– Да, колом ее по башке и дело с концом, – встрял, вдруг второй.

На него запшикали. Из сплошной стены дождя выступила фигура в плаще.

– О, смерть пришла, – радостно заявил второй.