Леон встал. Поднялся и Дадын.

— Послужил ты моему отцу, послужи и мне. Нет у меня человека вернее тебя, — Леон положил руку на плечо Дадына. — А сейчас покажи мне тайный ход.

Дадын повел Леона в сырое подземелье, прикрытое сверху тяжелыми дубовыми плахами. Одна из них была отодвинута. Старик высек огонь, раздул его, зажег сосновый смолистый корень, который подобрал тут же, возле ямы. Затем скользнул вниз и поманил за собой Леона. Они очутились в тесном каменном мешке, посредине которого зияла чернотой дыра. Заглянув в нее, Леон увидел на дне отраженное пламя факела. «Вода», — сообразил он. Чтобы проверить себя, бросил вниз камень. Послышался всплеск, пламя внизу рассыпалось огненными бликами.

— Защитникам цитадели смерть от жажды не грозит, — сказал старик.

— Это хорошо. А где ход?

— Здесь, под нами; в колодце есть щель. Она выведет наружу далеко за пределы крепости. Выход у реки Апсары. Он прикрыт скалой и зарослями самшита. Проход узок, два человека в ряд не пройдут, местами вода, но не выше колена. Идти надо по знакам углем на стенах. Знаки через каждые десять шагов. Здесь есть цепь, в щель спускайся по ней.

Дадын спустился в колодец. Некоторое время Леон видел красноватый отсвет факела на стенах колодца, потом наступила полная тьма. Он наощупь вылез и положил тяжелую доску на место. Вернувшись к себе, снова сел у очага и задумался.

6

Много забот у молодого правителя, а наипервейшая — утвердиться во мнении абазгов, что он не ставленник ромейского императора, а верный сын своего народа. Без этого — шагу не ступить, не осуществить задуманного. Леона воспитывали в христианском раболепии перед могуществом Ромейской империи и наместника бога на земле — базилевса. Как знать, может быть, Льву Исавру и ромеям-наставникам удалось бы заглушить в мальчике голос горячей абазгской крови, если бы не старый палатийский писец Деметрий. Этот нелюдимый евнух, родом абазг, был настоящим учителем Леона. Он не дал ему забыть свою родину и ее язык. В его тесной каморке с узким зарешеченным окном было множество свитков старых пергаментов и папирусов с древними греческими, египетскими и римскими письменами и документами. Он переписывал их для библиотеки императора и одновременно писал историю Абазгии, по крупицам выбирая из них сведения о своей стране. Но этому бесценному труду не суждено было дойти до потомков. Как-то блюститель священной опочивальни императора, верный его пес Зенон, выходец, как и его царствующий хозяин, из Исаврии, застал Деметрия за этой работой.

— Есть одна история — история священной Ромейской империи. Кому нужна история маленькой провинции Абазгии! Занимайся лучше делом.

Надменный сановник отобрал у Деметрия рукописи н приказал их сжечь.

— Зенон отнял у меня цель моей жизни, и если бы нe ты, мне незачем было бы жить, — жаловался писец своему воспитаннику.

Особенно огорчила его гибель записок Ефрата, которые он обнаружил, разбирая документы времени царствования Юстиниана I. Ефрат был одним из доверенных лиц императора, он, как и Деметрий, был евнухом, родом абазг, жил в Палатии.

— Расскажите мне о нем, — попросил как-то Леон.

— О Ефрате упоминает юстиниановский историк Прокопий из Кесарии в связи с поездкой того по поручению императора Юстиниана в Абазгию, но скупо. В отчете же самого Ефрата об этой поездке рассказывается подробно... Проклятый исаврит, я даже не успел переписать ефратовых записок и только бегло прочитал их. — Деметрий застонал и начал бить себя кулаками по голове. Успокоившись немного, стал рассказывать: — Во времена Юстиниана Августа Абазгией правили князья из ромеев. Они были жестокосердны и алчны. Они кастрировали красивых мальчиков-абазгов, а потом продавали их во дворцы восточных владык. Так попал в Палатий и Ефрат...

— А тебя как постигла эта злая участь? — невольно спросил Леон.

— Меня мальчиком украли аланы и сделали кастратом, а потом продали ромейским купцам. А те подарили меня императору. В Палатии я был отдан в ученье писцам. Здесь прошла вся моя жизнь.

Живя в Палатии с детства, Деметрий, однако, не перестал быть абазгом. Напротив, он еще более любил свою родину и тосковал по ней. Чтобы не забыть родной язык, он часто разговаривал с воинами-абазгами, которых немало было среди охраны священного Палатия. Многим из них он помогал вернуться в Абазгию. Деметрий вел тайную переписку с Константином и по поручению того воспитывал его сына. Была у него связь и с Дадыном, которого он когда-то выкупил из плена. Писец рассказал Леону о том, как абазги восстали против своих правителей ромеев и перебили их, как избрали из своей среды правителями Опсита и Скепарну и тайно перешли на сторону персов, но ромеи снова подчинили Абазгию своей власти. Чтобы сохранить и умиротворить абазгский народ, умный Ефрат сумел тонко подсказать Юстиниану мысль послать его в Абазгию с наказом запретить делать кастратов. По совету Ефрата император повелел привезти несколько детей абазгов, обучать их грамоте и различным наукам. Из них потом состояла внутренняя стража императора. С тех пор абазги сами избирали себе правителей, а императоры утверждали их архонтами.

Деметрий познакомил Леона с учениями греческих философов Сократа, Платона, Аристотеля, с историей завоевательных войн Александра Македонского. Однажды не без умысла дал ему жизнеописание двенадцати цезарей Гая Светония Транквилла. Оборотная сторона жизни Калигулы, Нерона, Тита и других римских императоров поколебала Леона, заставила его присмотреться к закулисному миру Палатия, полному интриг, алчности, борьбы за власть, загадочных смертей и исчезновений людей. Деметрий учил Леона видеть за блеском и мишурой шаткие подпорки империи ромеев, сотрясаемой бесконечными войнами с арабами и внутренней борьбой базилевса с почитателями икон. От Деметрия Леон узнал и о базилевсе Льве.

— «Божественный!» — при этом слове старый писец кривил тонкие губы в иронической усмешке. — Он отмечен не божественным провидением, а самим сатаной.

Знал бы император Лев III, чему учит Деметрий Леона, из которого он хотел воспитать верного слугу империи, приказал бы удавить своего лучшего писца. Лев был подозрителен и коварен. Он возвысился благодаря императору Анастасию II, который за воинские доблести дал ему титул патрикия^[21]и назначил архонтом в одну из провинций. Когда абазги восстали против ромеев и присоединились к арабам, император Юстиниан II^[22]послал Льва к аланам с поручением натравить их на абазгов. Император боялся Льва, он не без оснований подозревал его в намерениях захватить престол. Посылая его с опасным поручением, Юстиниан рассчитывал избавиться от него, но этот сатана в образе человека, как называл его Деметрий, сумел проникнуть к аланам, подкупил их, и те огнем и мечом прошли по Абазгии. Льву помог выбраться из гор правитель Апсилии Маринэ. Дорогой ценой заплатила Абазгия за попытку освободиться от ига Ромейской империи. Не принесли облегчения ей и арабы; они оказалигь еще хуже, чем ромеи. Мусульмане отняли у абазгов землю, установили непосильные харадж и джизие — поземельную и подушную подати, превращали абазгов в рабов. Попытка абазгов отложиться от Ромейской империи и перейти на сторону арабов была пагубной.

Мудрый Деметрий глядел сквозь века; он призывал юного Леона беречь народ и ждать удобного случая.

— Когда войска провозгласили императором Феодосия, Лев не признал его, — шептал писец. —С помощью верных ему военачальников он мечом проложил себе путь к трону и вынудил Феодосия уступить ему царство. Сейчас Абазгия — снова вассал Ромейской империи, но никогда не забывай: кровь абазгов на Льве. Аланы были лишь слепым орудием в его дьявольских руках. Но, видит бог, не время сейчас отплатить ему по древнему закону гор — кровью за кровь. Станешь архонтом, укрепляй страну, объединяй народ и жди.

Деметрий по-гречески и по-латыни говорил гладко, как по писаному, и своего воспитанника приучал к этому.