-- Бабушка, ты сегодня постарайся не спать.

-- А почему? - бабушка удивленно подняла брови.

-- Когда мы выезжали из города, комендант мне сказал, что наш возчик - убийца. Он убил приемного сына. Наверное, нам все-таки стоило задержаться в городе...

-- Я все равно бы не стала задерживаться, - ответила она. - Убийца, говоришь? Да, Миранта что-то такое упоминала... Еще предупредила, чтобы я не верила в подобную чепуху.

-- Почему?! - я была поражена бабушкиной беспечностью. Разве можно в такой ситуации не доверять предупреждению коменданта, человека честного и опытного?

-- Неужели ты думаешь, что Миранта нам желала зла?

Я помотала головой.

-- Верена, ты должна научиться думать самостоятельно, а не слушать досужие разговоры разных прихлебателей бургомистра. Если ты так близко к сердцу приняла эту болтовню, давай прямо спросим Евстахия, что же произошло на самом деле. Нельзя же осуждать человека, не выслушав его версию произошедшего, - отчитала она меня.

-- Может, не стоит? - мои опасения и неуверенность вспыхнули с новой силой.

-- Нет уж, я не хочу, чтобы ты беспричинно боялась, - отрезала она.

Понимая, что разговаривать рассерженная бабушка не желает, я принялась ухаживать за своими конями: расседлала Серко, сняла с Буяна недоуздок, вычистила их, стреножила и отпустила гулять.

Едва я закончила заниматься животными, как в лагерь вернулся возчик с большой охапкой хвороста. Он развел огонь, а я занялась приготовлением еды и обустройством ночлега. Лишь под конец ужина, доселе молчавшая, бабушка заговорила:

-- Миранта перед расставанием рассказала, что у вас недавно погиб приемный сын. А комендант предостерегал мою внучку от путешествия в вашем обществе и тоже ссылался на смерть мальчика. Может, расскажете, что с мальчиком случилось?

-- Комендант убийцей, наверное, назвал, не так ли? - нехорошо усмехнувшись, спросил он.

Я почувствовала, как от ужаса на спине выступил холодный пот. Не стоило бабушке заводить этот разговор! Осторожно, стараясь, чтобы Евстахий не заметил, я потянулась за ножом. Конечно, с таким здоровенным мужчиной мне не совладать, но с оружием, хоть и с плохоньким, мне стало намного спокойнее.

-- Не пытайся нас запугать! - гневно воскликнула бабушка, - Ишь, что выдумал! - она сунула ему в руки кружку с горячим чаем, - Вот, возьми, выпей и успокойся. Лучше расскажи все по порядку.

Воцарилось напряженное молчание. Возчик медленно выпил чай, не начиная разговора. Я уже не ожидала, что возчик нарушит затянувшуюся тишину, как вдруг он, тряхнув головой, произнес:

-- Ну что же, слушайте, - и начал рассказ:

-- Наш обоз возвращался из столицы. В этот раз, поддавшись уговорам приемного сына, я впервые взял его с собой, поэтому искренне радовался, что дорога не преподнесла нам никаких неприятных сюрпризов. И словно сглазил! Где-то на второй трети пути дорога проходит через ущелье и углубляется в лес. На ночлег мы остановились в сумерках. Поставили телеги в круг и начали обустраиваться: распрягли лошадей, выгрузили провизию. Мы развели костры, поставили еду на огонь...И тут раздался крик, крик моего сына. У меня на мгновение замерло сердце, испугавшись за мальчика, я кинулся в лес, не разбирая дороги. Он лежал без сознания на мокрой от крови траве недалеко от лагеря. Осторожно подняв мальчика на руки, вернувшись к огню и обрабатывая рваные края ран сына, я пытался понять, кто же на него напал. Мальчик стонал и метался в бреду до самой полуночи. Меняя очередную холодную примочку у сына на лбу, увидел, что черты его лица словно "поплыли", уши заострились, из под верхней губы выступили длинные клыки... А через мгновение, существо, утратившее всякое сходство с человеком, попыталось вцепиться мне в горло. Спасли меня только непроизвольно вскинутая рука, да одетая на ночь теплая куртка, толстую кожу которой твари не удалось прокусить сходу. Счет шел на секунды. Выхватив из-за пояса нож, я вонзил его в грудь монстра, а затем нанес дико взвизгнувшей отшатнувшейся твари удар в сердце. И еще один! И еще, и еще!.. В себя я пришел над бездыханным телом существа, бесформенной грудой лежащем на земле. А остальные возчики... Все произошло так быстро, что никто не успел вмешаться, и только когда я, склонившись над телом сына, пытался отрезать ему голову судорожно зажатым в руке ножом, оцепенение с людей спало. Все засуетились, загомонили, мне принесли топор.

Он замолчал, повесив голову, было видно, что рассказ дался ему нелегко. Услышанное поразило меня до глубины души. С одной стороны я не могла поверить в реальность произошедшего, с другой - я чувствовала, что вся эта история, поведанная Евстахием, чистая правда. Тем временем Евстахий собрался с силами и закончил рассказ:

-- После схватки я был как в бреду, все никак не мог поверить, что мой мальчик мог превратиться в нежить. Как жить дальше, он единственный, что оставалось от моей семьи, - он вздохнул и продолжил, - Ночью мы не стали хоронить тело, слишком уж были напуганы. Но, стоило первым лучам солнца осветить обезглавленный труп, как исчезли клыки и когти, вновь изменились черты лица лежащей рядом головы... Передо мной снова был мой сын, и теперь уже не верилось, что ночью он превращался в монстра. Мы его похоронили на краю поляны под кленом, он очень любил клены осенью. А потом пошли шепотки, сначала тихо за спиной, а потом уже и в лицо, что можно было мальчика спасти, что я слишком жестоко поступил, а то и вовсе, что я специально сына убил, чтобы его долей матерью оставленного наследства завладеть. Да только не было у меня другого выхода! Не было! - воскликнул он со слезами на глазах.

На поляне воцарилось молчание. Мы с бабушкой пытались осмыслить услышанное.

-- Я должна перед тобой извиниться, - спустя некоторое время сказала бабушка, - я не думала, что у тебя случилось такое горе. Я не должна была так беззастенчиво пользоваться твоим состоянием.

Он вдруг улыбнулся:

-- О да, вы были коварны. Я не сразу, но догадался, что этот спектакль разыгрывался специально. Хотя, вряд ли стоило удивляться...

Бабушка удивленно подняла брови.

-- У вас довольно любопытная репутация в городе, вы далеко не так безобидны, как кажетесь, - пояснил мужчина.

Дождавшись, пока бабушка отойдет в ближайшие кусты, я подошла к возчику:

-- Я тоже хочу перед вами извиниться. Я должна была поверить ручательству тетушки Миранты, а не чужим словам.

-- Ничего, - он погладил меня по голове, - Ты молода, а тут еще и ответственность за бабушку легла на твои плечи. Ты имела полное право волноваться за вашу безопасность.

-- Вы не сердитесь? - спросила я, заглядывая ему в глаза.

-- Нет.

-- Спасибо.

-- Вы долго еще беседовать будете? Ложитесь спать, завтра вставать рано, - вмешалась бабушка. Ой, а я и не заметила, что она вернулась!

Завернувшись в одеяло, я лежала у костра и думала обо всем произошедшем за день. Рассказ Евстахия не давал мне покоя. Раз за разом вспоминая его, я думала, как легко обвинить человека и как тяжело оправдаться в том, что вынужден был совершить. Сколько ни доказывай, что иначе нельзя было поступить, все равно найдутся люди, которые будут утверждать обратное.

Засыпая, я дала себе слово, что буду стараться не принимать слишком поспешных и необдуманных решений, которые могут повлиять на чью-то судьбу.

Наше путешествие продолжалось. Бабушка и возчик давно и с взаимной симпатией беседовали о его путешествиях по разным городам. К моему немалому удивлению оказалось, что бабушка во многих из них хоть недолго, но была. Я думала, что все знаю о жизни бабушки, а оказалось, что это далеко не так. Судя по ее словам, молодость у нее была довольно бурная. Интересно, что и почему она скрывала и до сих пор скрывает от меня.

Очень хотелось послушать их разговор, но я довольно неловко чувствовала себя перед Евстахием, поэтому воспользовалась предлогом, чтобы не находиться долго в их обществе. Предлог нашелся быстро, надо было заниматься с моими четвероногими приобретениями. То заметно отставая, то уезжая вперед, я старалась уделять им одинаковое количество внимания, по очереди выезжая верхом, чтобы они не чувствовали себя заброшенными. Мне было довольно тяжело поровну делить свое внимание, тем более когда один из них является твоим любимцем, а второй - обуза, но Буян-то в этой ситуации не виноват. Передо мной все острее вставал вопрос о том, что же с ним делать.