-- Мятной воды, вот! - закончил он.
-- Чего? - я опешила. Честно скажу, не ожидала.
-- Мятной воды.
-- Зачем? - мои глаза наверняка были квадратные.
-- Ну, чтобы тебе понравиться, - смутился Богдан.
Такая мысль просто не могла родиться в его голове. Интересно, кто подсказал?
-- Откуда ты взял, что мне это понравится?
-- Твоя мама сказала, что когда к девушке идешь, что сначала нужно прополоскать мятной водой рот. Для свежести. Она еще сказала, что это всем девушкам нравится. Ну, еще я тебя увижу. Это предлог.
Ну, матушка, ну, спасибо.
Я порылась на полке, достала бутыль с мятной водой и протянула Богдану:
-- Держи. С тебя две медяшки.
Я получила деньги и усиленно делала вид, что очень занята, в надежде, что он уйдет. Как же, размечталась. Он отошел к дальней стене и молча стоял, наблюдая за каждым моим движением. На мое счастье, в аптеку заглянула Иллина, а следом за ней Кот. Поймав мой умоляющий взгляд, он улыбнулся и чуть заметно кивнул головой.
-- Хозяин, ваш отец просил вас найти. Пойдемте, он вас ждет, - и, обняв Богдана за плечи, вывел его из аптеки.
Интересно, что этот прохвост попросит за услугу?
-- ... выйти замуж, - ворвался в мои мысли пронзительный голос Иллины.
-- Извини, что ты сказала? - переспросила я.
-- Ты что, совсем не слышишь, что я говорю?! - возмутилась она. - Я говорю, мама права, тебе давно пора выйти замуж. Из-за тебя я не намерена в девках сидеть до старости. Чем тебе Богдан не нравится!
Моя сводная сестра Иллина, шестнадцатилетняя дочь матушкиного второго мужа, была ее любимицей. Надо отдать должное сестрице, она - красавица. Длинные, слегка вьющиеся золотистые волосы, тонкие черты лица, прекрасная фигура. Кроме всего прочего, легкая стервозность и любовь к сплетням. Как результат, толпы поклонников, которые даже ее недостатки считают очаровательными. Главная цель жизни - выгодно выйти замуж.
А по обычаю, младшая дочь не может выйти замуж, пока не просватана старшая. Надо ли добавлять, какие чувства она ко мне питает.
-- Зачем он мне? Он же дурак, ни поговорить с таким, ни посоветоваться, - сказала я и тут же пожалела, теперь она долго не уйдет.
-- Сама ты дура. Глупый муж - это же такая находка. Таким мужем управлять просто, будешь сама себе хозяйкой.
-- Вот ты за него и выходи, - рассердилась я. Пигалица, еще меня поучать вздумала!
-- Нет, я себе получше найду, - рассмеялась она. - Да, вспомнила, я же к тебе не просто так пришла. Мне розовая вода нужна и крем для лица, помаду не забудь.
-- Воду я тебе дам, а вот крема нет. Помады тоже нет, не успела приготовить новую.
-- В чем дело! Сделай новую.
-- Я устала, сегодня пришлось инвентаризацию делать. Может, завтра зайдешь? - устало спросила я.
-- Ну, уж нет. Обещаю, что не скажу маме о том, что ты опять не хотела общаться с Богданом, если ты мне дашь чай и приготовишь помаду. Так и быть, за кремом я завтра зайду.
Шантажистка, ведь знает, что я мамины лекции на тему замужества боюсь до дрожи в коленках. Пришлось поставить чайник на огонь и начать приготовление. Так, сначала надо растереть в порошок кармин.
Пока я пестиком в фарфоровой ступке растирала кармин, Иллина успела рассказать половину новостей и слухов.
-- Еще рассказывают, что вчера в Овражках оборотня поймали. Он несколько дней за молоком к бабушке Охам каждый день ходил, а тут наткнулся на нового жреца Единого. Тот в нем оборотня как-то опознал и в крик: " Как вы, нечестивые, можете терпеть рядом эту тварь богомерзкую!" Мужики за вилы и колья схватились, скопом навалились, да и повязали. Посреди села столб вкопали, хворост принесли, хотели прилюдно сжечь. Народу, говорят, набежало посмотреть на казнь. Привязали оборотня, а жрец ему говорит: "Покайся!"
-- Я не поняла, в чем каяться? Он же оборотень! - недоуменно спросила я.
-- Ну что ты меня спрашиваешь, я же не жрец. Вечно ты перебиваешь! - надула губы Иллина, - Не хочешь, вообще не буду рассказывать!
-- Не обижайся. Рассказывай дальше, - мне и самой стало любопытно.
-- Значит, жрец ему говорит: "Покайся!" Вместо покаяния этот оборотень так ему ответил, что даже сапожник покраснел.
Я тихонько, чтобы не отвлекать от рассказа Иллину, захихикала. Представляю, что он ответил, если сапожник, известный в округе сквернослов, краснеть начал.
-- Жреца, говорят, от этих слов совсем перекосило, он первый и поджег хворост. Только, когда огонь разгорелся сильно, не знаю, как, ему удалось веревки опаленные разорвать и сбежать, - рассказала она.
-- Не поймали? - не удержалась я от вопроса.
-- Нет. Всю ночь мужики искали, но не нашли, - закончила рассказ сестрица.
Пока я пересыпала в мисочку кармин и добавляла в него растопленный гусиный жир, Иллина продолжала рассказывать разные сплетни и слухи. Помада была уже почти готова, когда в аптеку ворвался сын старосты:
-- Верена, мы с отцом только что из Дубровиц приехали. В общем, твоя бабушка...
-- Заболела? Да говори толком, что случилось!
-- Она арестована.
По полу покатилась выпавшая из рук мисочка.
Кто не удивится, услышав подобное? Бабушка у меня на других не похожа. Живет отдельно, периодически ездит на какие-то встречи, знает толк в алкогольных напитках. Нет-нет, вы не думайте, она не пьющая, просто очень хорошо разбирается в разных напитках. И все же трудно устоять на ногах, когда тебе говорят, что твоя бабушка арестована. И тут только два пути: либо не поверить, либо разозлиться.
-- Повтори, что ты сказал?
-- Твоя бабушка арестована. Точнее, задержана, - повторил мальчик. - Папа велел тебе сказать.
-- Поверить не могу! Но за что? - до моего сознания никак не доходило, что бабушка арестована.
-- За нарушение общественного порядка. Так капитан Стражи сказал, который твою бабушку арестовывал. Он велел тебе передать, чтобы ты приехала и забрала ее, они не хотят ее отпускать без тебя.
-- Почему именно я?
-- Твоя бабушка сказала, что если приедет кто-то другой, то она никуда из тюрьмы не уйдет, - ухмыляясь, пояснил мальчик.
-- Я поеду. Только скажи, с ней все в порядке? В смысле, бабушка не пострадала?
-- Что ты! Она великолепно себя чувствует. Развлекает в камере преступников и стражу, заодно, - паренек явно веселился.
-- Не сомневаюсь.
Я хотела расспросить его подробнее о происшедшем, но мальчишка сказал, что отец давно его ждет дома, и убежал, так ничего и не сказав. Я с растерянным видом осталась стоять, бессильно опершись на стойку.
Что же она натворила? Почему просила приехать именно меня, а не маму? Правда, ответ был очевиден: матушка бы живо показала своей свекрови, как себя вести. А отец, бабушкин сын? Тут тоже долго думать не надо, папа, скорее всего или в бегах, или опять какую-нибудь аферу проворачивает. Повезло мне с семьей, нечего сказать.
Из задумчивости меня вывела сестрица, я совсем забыла, что она все слышала:
-- Теперь мне понятно, в кого ты такая уродилась. Из всех членов твоей семьи, только мама у вас единственный приличный человек. Хорошо, что папа запретил ей общаться с родственниками твоего отца.
-- Не смей говорить плохо о моей семье! - возмутилась я.
-- Скажешь, что я неправа?
Увидев, что я набрала воздух для гневной тирады, добавила примирительно:
-- Ну, хорошо, хорошо, молчу. Пойду матушке расскажу.
Угу, кто бы сомневался. Я мрачно наблюдала, как она медленно покинула аптеку, довольная, что последнее слово осталось за ней. Демон с ней, потом разберусь. Надо бабушку выручать.
Я с удивлением заметила, что за окном, оказывается, уже начало темнеть. Я закрыла аптеку и пошла к хозяину. Подойдя к комнатке, которую он использовал одновременно и как лабораторию, и как кабинет, я робко постучалась:
-- Дядя Лука, можно?
Он поднял подслеповатые глаза от учетной книги и улыбнулся: