36. «У смерти моей голубые глаза…»
У смерти моей голубые глаза
И странные нежные речи.
У смерти моей золотая коса
И детские робкие плечи.
Темнеет. На травы ложится роса.
Стихаю для трепетной встречи.
И вижу я снова таинственный пруд,
В дни жуткого детства знакомый, —
И гаснет бессильно домашний уют
В зазывах нездешней истомы.
37. «Как в этот танец не поверить!..»
Как в этот танец не поверить!
Ее огнем не запылать?..
Три ночи плакал я… Три ночи
Томили сны меня.
В пунцовой мгле, где розы жар, —
Мне снилась окрыленность ног…
В пунцовой мгле, где розы жар, —
Я жизнью танца жил.
Кто боль свою, как сказку, любит?
Кто любит сказки стройных ног?..
Три ночи плакал я, три ночи —
В пунцовой душной мгле.
38. «Заря взмолилась: — о, прости!..»
Заря взмолилась: — о, прости!
Мне снов твоих не донести… —
И, сняв пурпурный свой наряд,
В объятья кинулась наяд.
А он таил в душе обет, —
Всегда дитя, всегда поэт.
К утру взломали дверь друзья:
К нему пришла его заря.
39. «Долинам темных песнопений…»
Долинам темных песнопений —
Вершины заревой крови.
Потокам слез и вожделений —
Твой сон, о таинство любви!
Мечта ли гордо вознесется,
Взойдешь ли в сказочную дверь, —
Ожесточивши выю, бьется
В тенетах страсти злобный зверь.
40. «Я отдал всё: всю радость вдохновенья…»
Я отдал всё: всю радость вдохновенья,
Всю силу знойную томлений молодых.
Я отдал всё… и преданный тобою,
Я растворился в песне и затих.
Я как волна к ногам твоим склонился
И как волна низвергнут в бездну вновь, —
Но в звуках трепетных, молитвою венчанных,
Струится и кипит моих желаний кровь.
41. «Высоко взмыла жизни грязь…»
Высоко взмыла жизни грязь
И флейты вешние безмолвны.
О, как бледна разлуки вязь!..
И все пути во мгле бескровны.
Житейской грязи поклонюсь
Страданьем памяти нетленной.
Тебе единой помолюсь,
Тебе единой и презренной.
42. «Мы все — идущие по комнатам…»
Мы все — идущие по комнатам,
Мы все — поющие стихи.
Лишь ты одна, лишь ты бездомна там,
И за окном шаги твои.
И видишь ты наш круг медлительный,
Скелетов праздный хоровод:
Наш дом живой, наш дом пленительный
Твоим очам — могильный грот.
43. «Еще над павшим тайна не витает…»
Еще над павшим тайна не витает,
Еще не умер он.
В моей руке чуть никнет меч
И кровь моя кипит над холодеющею кровью.
В алькове ты… Зовешь…
Что в голосе твоем?
Краснее крови,
Ярче смерти
Твое ложе.
44. «Я приходил для ветхого забора…»
Я приходил для ветхого забора,
Для каменно-надменных ступеней.
Сгущались тени древнего собора
И становились всё длинней.
И вновь во власти мрачных суеверий,
В преддверьи вечной тишины, —
Я слушал звуки скорбных повечерий,
Печальный зов погибших без вины.
45. «В комнате так тихо, тихо так, тик-так…»
В комнате так тихо, тихо так, тик-так…
Что за птица виснет? Чучело никак.
Страшен клюв орлиный, но безжизнен взгляд.
Спи же, царь крылатых! Шах царю и мат!
В комнате так тихо, тихо так, тик-так…
А за дверью крики, брызжет красный флаг.
То орлы свободы в славный бой летят.
Шах царю бескрылых! Шах царю и мат!
46. «Твои шаги на склоне дня…»
Твои шаги на склоне дня
Ложатся вешними садами…
Твои шаги, о тихая моя,
Твои шаги над белыми цветами.
Кладбище звуков оживил я вновь
Всей дрожью наболевшей раны.
Цветы в росе… цветов коснулась кровь…
Как эти капли тяжелы и пьяны!
Твои шаги вокруг меня
Ложатся вешними садами.
Чей это голос, радостно звеня,
Чей чуждый голос меж цветами?
47. «Вино цвело, сжигая слезы…»
Вино цвело, сжигая слезы,
И на пушистые ковры
Бросали мы любви занозы,
Любовь кидали на ковры.
Знобя одежды, мы плясали…
Казалось, — сердце не болит.
О, как мятежно мы ступали
По ранам млеющих обид!
То память жадная кивала
Сквозь брызги арф и звоны труб,
И в ласках женщин скорбь дрожала,
Как чаша сонная у губ.