83. «В пустыне снов твоих безликих…»
В пустыне снов твоих безликих
Взойдет ее суровый лик.
Сверкнут очей сверлящих блики
И встанет вехой каждый миг.
Всю быстротечность, мимолетность
Скует ее подъятый перст.
В обмане канет беззаботность
Тоску врачующих невест.
Но в час нещадный вновь засветит
Забытой сказкой неба твердь, —
И сны былые сердце встретит,
Пытая жизнь, пытая смерть.
84. «Вот жизнь твоя! По этим коридорам…»
Вот жизнь твоя! По этим коридорам
Пройди! Влюбленный в гул своих шагов,
Достигнешь храма. Возликуют хоры,
Твоих приветствуя рожденье снов.
И там умрешь. Одни твои моленья,
Твой тихий мир, твой голубь оживет.
И в очи синие взойдет твое прощенье,
И в очи черные твое прощение взойдет.
Восстанут дни, улыбчивы и милы,
Тебя терзавшие под гул твоих шагов, —
Восстанут вновь, склонившись у могилы,
В сияньи трепетном тобой рожденных снов.
СТИХИ
ВАРШАВА, 1933
Дмитрию Владимировичу Философову
85. «За окном — за синей льдиной…»
За окном — за синей льдиной,
За покоем снежной дали
В робком свете книги синей
Зори вечные звучали.
Он пришел — о боль свершенья!
В белом облаке метели.
Я не верю в привиденья,
Но шаги прошелестели.
Встал в сторонке, точно нищий,
Весь в снежинках — в звездной пыли.
Тени строгие кладбища
На лице его застыли.
Я молчала. Скорбь иная
Мне открылась в этом миге.
Отступая, замирая,
Я замкнулась в синей книге.
86. «Испепелить, испепелить…»
Испепелить, испепелить
И эту маленькую ложь —
И он не сможет больше жить…
Испепелить!.. Испепелить!..
«Люби меня!».
— Могу жалеть.
«Люби меня».
— Нет… умереть
Мне было б легче, чем любить!
Испепелить!.. испепелить!..
87. «Над садом старинным я помню звезду…»
Над садом старинным я помню звезду,
Печального детства светило,
И девушку помню, и — в сонном пруду
Ее голубую могилу…
88. «Цвела весна и гроздья золотые…»
Цвела весна и гроздья золотые…
Леса звенели шепотом тугим,
И вдоль полей в пространства ветровые
Шел от земли творенья терпкий дым.
О мудрости, о вечности, о Боге
Твои слова вещали в тишине,
И проросла в глуши земной тревоги
Томленья боль о небывалом дне.
89. «Туда, туда — в безликий тлен…»
Туда, туда — в безликий тлен.
Избыть столикой жизни плен,
Избыть себя, свой дух, свой прах,
Свою истому, боль и страх.
И нежность разлюбить: твое
Полузабытое лицо.
90. «Чей это гроб туманят свечи…»
Чей это гроб туманят свечи
Слезами тусклого огня?
Чьи это призрачные речи
Встречают призрачно меня?
И эта песнь… Взмахнув крылами,
Умчался в небо душный свод.
И веет древности веками
Надгробной мудрости полет.
Своя ли боль, иль боль чужая?
Целую бледное чело.
О гроб великий! даль ночная!
Предельной тишины русло!
91. «Не трубы прогремят, не тру-…»
Не трубы прогремят, не тру-
бы озарят тревогою
тот день.
На восковые скованные губы
Возляжет траурная тень.
Тот пепел, нацелованный же-
стоко и ласкою и му-
ками земли,
Расскажет вам, что я избыл все сроки
И все повинности свои.
Камни… Тени…
Стихи
Варшава, 1934
КАМНИ… ТЕНИ…
СТИХИ
ВАРШАВА, 1934
92. «Я живу в тени камений…»
Я живу в тени камений.
Над камнями всходит день.
Над камнями всходит тень.
И молчат в тени камений
Камни… Тени… Камни… Тени…
И в подспудной мгле томлений —
Там, где каменно стучит,
Там, где каменно молчит
Сердце, тень среди камений,
Среди теней монолит —
И в подспудной мгле томлений
Над камнями всходит день.
Над камнями всходит тень.
И молчат в тени камений
Камни… Тени… Камни… Тени…
93. «У смерти моей голубые глаза…»
У смерти моей голубые глаза
И странные нежные речи.
У смерти моей золотая коса
И детские робкие плечи.
Темнеет. На травы ложится роса.
Стихаю для трепетной встречи.
И снова склоняюсь над сонной межой
И гасну, опутан лучами;
И долгий как вечность, как вечность пустой,
Мой сон потонул за мирами.