М! «М» — это, очевидно, и был футболист; библиотекарша, видимо, не знала, что фамилия его мне неизвестна.

«Беги!» — прочел я.

«Немедленно!»

Я чувствовал, что она там, за моей спиной, думает именно об этом, — беги, немедленно… Мне тоже грозила опасность. Как же быть? Куда бежать? Какая опасность?

«Ищи платок»…

После этого на страничке стоял крестик. Продолжения не будет. И на этой явке — крест. Но платок — женщину, которая уронит платок, — третью явку, я должен был искать. Еще не все погибло.

Я закрыл книгу.

— Ну как, сударь? — спросил у меня пожилой националист.

Я приветливо взглянул на него, все во мне кипело, на всю жизнь я запомнил его ненавистное лицо, — собственными руками я повешу тебя на балконе! — и ответил ему без всякого выражения:

— Как сказать, сударь. Эта книга рассчитана преимущественно на молодого читателя, а не на нас с вами, которые столько видели на своем веку…

Как мне отвязаться от этого господина? И как поскорее уйти отсюда? Скверно, когда не знаешь, какая грозит тебе опасность. Может, внезапно растворятся двери и войдут гестаповцы, чтобы забрать библиотекаршу и меня? Я читал в ее испуганных глазах: уходи, скорей уходи! Может, она ждет, когда я уйду, чтобы тогда тоже спастись самой? Может, пренебрегая опасностью, она сидит тут только ради моего спасения?

— Я не возьму этой книги, — сказал я и положил брошюру на стол.

Библиотекарша смотрела на меня, и в ее глазах я читал только одно: «Уходи, скорей уходи!» Она показала глазами на моего соседа у стола, пожилого националиста: мне надо его остерегаться!

Как же мне уйти, не взяв ни одной книги? Зачем же я приходил в библиотеку?

— Пожалуй, сейчас я ничего не возьму, — сказал я, — мне нужно было именно «Возрождение нации». В другой раз… До свидания.

— До свидания, — тотчас тихо ответила она.

На мгновение я еще раз заглянул ей в глаза. Она тоже посмотрела мне в глаза. Не было в мире людей, которые были бы ближе друг другу по мыслям, по чувствам, по духу, чем мы с нею. Как я любил эту женщину — моего соратника, мою сестру, мою мать! Как любила она меня…

Я повернулся и пошел прочь. Она смотрела мне в спину, пока я не ступил за порог. Я чувствовал на своей спине ее взгляд. Она прощалась со мной. А может, прощалась и с собственной жизнью…

На улице по-прежнему было совершенно безлюдно. Скорее за угол, и — прочь отсюда! Но я не знал, куда же прочь? Угол библиотеки обрушился от взрыва, и тротуар был завален грудами кирпича. Я переступил через два кирпича — вот он, спасительный угол!

— Минутку! — услышал я позади. — Сударь!

Будь ты проклят! Это был опять мой собеседник-националист. Он вышел вслед за мной. Что ему от меня надо? Сомнений не было: это был гитлеровский агент, шпион!

Я остановился, занеся ногу над кирпичом, он поравнялся со мною.

— Вам, сударь, в какую сторону?

Я проворчал что-то невнятное.

— Знаете, сударь, тут за углом букинист, давайте зайдем к нему. Вы меня заинтересовали. В конце концов мы можем заказать ему, и он нам разыщет. — Он вдруг хихикнул. — Знаете, в квартирах расстрелянных большевиков можно найти много любопытного: они очень любили редкие издания. Нечего греха таить, у них было тяготение к цивилизации. На наше счастье, фашисты вовремя все это оборвали вместе с их гнусной жизнью…

Я споткнулся о кирпич, всем корпусом наклонился вперед, чтобы не упасть, и сильно зашиб о кирпич палец. Господин предупредительно подхватил меня под левую руку. Но я уже выпрямился — в правой руке у меня был кирпич — и изо всех сил, — а сил у меня в эту минуту слепой ярости было более чем достаточно, — хватил его кирпичом по гнусной башке.

Он упал, даже не вскрикнув.

А я перепрыгнул через его тело и кинулся за угол.

По улице прямо ко мне шло несколько человек: какая-то женщина, два мальчика, старик с палкой, — и я побежал им навстречу.

Они расступились в испуге. Я снова завернул за угол, — там тоже шли какие-то люди, — но я бежал, и позади уже кричало несколько голосов. Я бросился в какой-то двор сразу за углом.

На минуту я остановился. Сердце бешено колотилось и груди. Бегун из меня был неважный. По улице кто-то промчался, крича истошным голосом.

Потом закричали еще двое:

— Держи! Держи! Беги наперерез!

Но они повернули направо — к Набережной. Через минуту они добегут до угла, увидят, что там никого нет, и вернутся назад. Я вошел во двор.

Стая собак рылась в выгребной яме. В глубине двора над покосившейся дверью виднелась надпись: «Слесарная мастерская».

Я скорым шагом пересек двор, толкнул дверцу и вошел в слесарную мастерскую.

Лысый старичок в очках с железной оправой и с зеленым козырьком над глазами возился с закоптелым примусом.

— Здравствуйте! — громко сказал я. — Нет ли у вас в продаже зажигалок?

Старичок посмотрел на меня и вынул из угла ящичек из-под печенья «Капитен». Он поставил передо мною ящичек и снова взялся за примус.

Зажигалок была целая куча: из патронов, из пластмассы, из алюминиевых снарядных ободков.

Вернутся или не вернутся с Набережной мои преследователи? Пройдут они прямо по улице или заглянут во двор? А может, набежит полиция и начнет обыскивать все дворы?

Я перебирал зажигалки, снимал и надевал колпачки, вертел колесики, чиркал кремнем, пробовал фитилек.

— Сколько за эту?

Старичок поглядел мне на руку.

— Сто.

— Да неужто сто? Это слишком дорого!.

Старичок молча смотрел мне на руку.

— А дешевле нельзя?

Старичок молчал.

— Уступите немножко, она мне нравится.

— У вас на руке кровь, — сказал наконец он.

Сердце у меня екнуло, я поглядел на свои руки. На тыльной стороне правой руки краснела уже запекшаяся кровь. Я содрогнулся от отвращения.

— Я, знаете ли, шел, шел, задумался, споткнулся о камень и — прямо на колючую проволоку.

Старичок пододвинул мне жестянку с водой. Я намочил носовой платок и стер кровь с руки. Рука была чистая — ни малейшей ссадины. Старичок глядел на чистую, без ссадин руку.

— Так, может, все-таки уступите? Право, возьмите семьдесят пять!

Дверь с грохотом растворилась, и в мастерскую ворвался мальчик. Услышав грохот, старичок гневно насупил косматые брови, но тотчас ласково посмотрел на мальчика.

— Дедушка! — закричал мальчик, он задыхался от волнения. — Вот, ей-богу, около библиотеки сейчас кого-то убили! Кто-то как хватит его кирпичом по голове и давай бежать! Партизаны, наверно! Я его видел! Он бежал прямо на меня…

Мальчик совсем запыхался и глянул на меня. Присутствие постороннего привело его в замешательство. Он смутился. Он глядел на меня широко открытыми глазами. Это был один из тех двух мальчиков, которые шли мне навстречу.

Я загремел зажигалками в ящичке. Мне непременно надо было выбрать себе зажигалку по вкусу.

— Ступай, ступай! — строго сказал старичок. — Бабушка тебе сейчас задаст! Где это ты ходишь, где это ты с самого утра шатаешься? А задачки решил? Думаешь, сейчас нет школы, так ее никогда уж и не будет? Ну-ка, марш за уроки!

Мальчик присмирел, но выговор дедушки нимало на него не подействовал. Затаив дыхание, он глядел на мейл широко открытыми черными глазами. Он узнал меня.

— Ну? — сердито прикрикнул дедушка.

Мальчик медленно, не сводя с меня глаз, прошел за прилавок к дверце, которая вела в чуланчик позади мастерской. Притворив дверь, он стал на пороге. Он никак не мог оторвать от меня глаз.

— Кого там убили? — помягче, но все еще ворчливо спросил старичок.

Мальчик молчал. Он глядел на меня.

— Пана… — прошептал мальчик, не сводя с меня глаз, — говорят, референта самого бургомистра…

Ого! Мой камень попал в важную птицу!

— Дедушка… — неуверенно начал мальчик.

— Я тебе сказал, за арифметику! — топнул ногой дедушка.

Мальчик ступил через порог, притворил дверь, но неплотно: я видел в щелку его черный, зоркий, испытующий глаз.