Изменить стиль страницы

Отец поглядел в мою сторону. Затем поднялся со стула и встал в дверях между двумя комнатами.

— Однако если все это так… а, по-видимому, так оно и есть… то сегодня она, вероятно, находится еще в Амстердаме! У того самого человека, который хранит ее деньги! Тогда есть еще время спасти ее! Ханна, ты успеешь ее нагнать, — с необычайным волнением в голосе произнес отец. — Мы еще сможем кое-что для нее сделать!..

Все трое снова посмотрели на меня. Глубоко опечаленная, я медленно покачала головой.

— Сегодня не сможем ничего. И завтра тоже. Никогда. Не смогу ни я, ни ты, папа, и никто другой. Таню удержать нельзя. Она выбрала себе такой путь, которым мы не можем идти. Даже если она возвратится сюда или куда-нибудь в другое место. Таня…

«Таня пропала», — чуть было не сказала я… Проглотив последнее слово, я плотно сжала губы. К моему ужасу, мне показалось, что слово «пропала» прозвучало в комнате громко и категорически. С равным успехом я могла и произнести его. По лицам отца, матери и Юдифи я видела, что они все поняли меня. Я поднялась к себе в комнатку и в полной темноте растянулась на кровати. Я не могла пролить ни одной слезинки, хотя от слез, быть может, мне стало бы легче. Я лежала недвижимо; только душу мою переполнял ужас, и я чувствовала, как все во мне словно цепенеет.

Поручение

Ощущение растерянности и леденящего холода внутри не оставляло меня и на следующий день. Тем не менее вечером я пошла в штаб. Там я застала только Франса и Вейнанта. Франс взглянул на меня; на его лице можно было прочитать удовлетворение, будто он хотел сказать: «Видишь ли, наши парни снова затеяли неплохую штучку!..» Однако он сразу помрачнел, когда пристальнее вгляделся в меня.

— Ты очень бледная, — сказал он мне. — У тебя что-нибудь не в порядке?

— Да, ты плохо выглядишь, — подтвердил Вейнант. — Больна?

— Все в порядке, — коротко ответила я. В присутствии Вейнанта я не хотела рассказывать Франсу о Тане, о том, как печально разрешился вопрос, над которым мы в прошлый раз ломали себе голову. Франс по-отечески кивнул мне.

— Ну, тогда хорошо… — Его лицо сияло добродушием. — А у меня есть для тебя небольшое порученьице… Ага! Теперь у тебя снова появились краски на лице!

По довольному выражению лица Франса я поняла, что это «порученьице» несколько иного рода, чем те, которые я до сих пор выполняла. Я с нетерпением ждала, когда он усядется на диван.

— Ты, наверное, хорошо помнишь, что я рассказывал тебе о двух девушках, которые раньше работали в нашей группе, — заговорил наконец Франс. — Это Ан и Тинка. Тинке было всего пятнадцать лет, когда она в первый раз стреляла в немца. Обе они из рабочей семьи. Это две бесстрашные партизанки, — смеясь, добавил он, как бы припомнив все, что Ан и Тинка успели сделать и что для меня было пока тайной. — По последним полученным мною сведениям, девушки перебрались в Твенте — у них есть родственнику в Энсхеде. Им пришлось скрываться… — Затем Франс заговорил медленнее и торжественнее — Ты должна посетить их, Ханна, и передать им мое задание: организовать там у них группу Сопротивления. Теперь не время сидеть сложа руки. Я направляю туда тебя, потому что женщинам в тех краях еще разрешают ездить.

Несколько мгновений я молчала, обдумывая его слова. В душе я вовсе не была так обрадована, как мне хотелось бы. Я понимала, что этот проект подсказан ему той же необузданной фантазией, которая не раз играла с ним плохие шутки; несомненно, о существовании двух девушек напомнило Франсу возвращение Хюго. Однако он был и оставался моим начальником; я не собиралась нарушать дисциплину, тем более что Вейнант был как будто целиком и полностью согласен с его планом.

— Не очень-то много ты о них знаешь, — сказала я Франсу. — Зовут их Ан и Тинка, и у них есть родня в Энсхеде…

Франс ухмыльнулся и сказал:

— Вероятно, сестры живут в Твенте под чужими именами. Их дядя состоял членом партии; сейчас он, наверное, в подполье, зовут его Эхеринк, он рабочий-текстильщик. Вот и найди их!.. Я могу дать тебе еще парочку старых адресов членов партии; пожалуй, это поможет тебе.

— А как приблизительно выглядят девушки? — спросила я.

— Гм, да-а… — неопределенно протянул Франс. Он почесал за ухом, потом провел рукой по щеке. — Я как сейчас вижу их перед собой, но как это тебе описать?.. Ан — старшая, ей лет двадцать, может быть, двадцать один год; волосы у нее темные, во всяком случае, темнее, чем у Тинки… Тинке около восемнадцати, она младшая… выглядит даже немного моложе своих лет… Да что тут, — с неожиданным раздражением заявил он. — Я не писатель, не могу я передать все с такой точностью. Две сестрички, одна выше и темнее другой. У Ан более узкое лицо, чем у Тинки, вот что я могу тебе еще добавить… Да! У Тинки на шее родинка!

— Все это вряд ли мне поможет, Франс, — сказала я, мало обнадеженная его мастерством набрасывать портреты. — И еще одна вещь: представь, что я найду их, но поверят ли они, если я скажу им, что приехала от тебя?

— Это будет зависеть от твоего умения убеждать людей, — ответил Франс. — Но вообще-то ты можешь сказать им пароль: «Франс спрашивает, где находятся боеприпасы из укрепления в Сантпоорте».

— Будем надеяться, что после этого они мне поверят, — насмешливо сказала я. — А может быть, они сочтут все это просто западней, и на это, право, сильно смахивает. Ну, хорошо. Я сделаю, как приказано. Когда мне отправляться?

— Как можно скорее, — заявил Франс.

— Значит, завтра, — сказала я.

Франс встал со скамьи, подошел к комоду и, вынув оттуда пачку кредитных билетов по два с половиной гульдена, протянул ее мне.

— Вот, это твои боеприпасы.

Глядя на нас, Вейнант смеялся своим беззвучным смехом.

— В крайнем случае спроси девушек, помнят ли они о девентерских коврижках, их Вейнант всегда приносил им, — сказал он. — Пожалуй, это больше поможет, чем пароль.

— Теперь другое, Ханна, — продолжал Франс, очевидно, немного задетый вмешательством Вейнанта. — У них, конечно, сейчас не должно быть оружия. Но они хорошо знают, как можно его раздобыть, кое-чему я научил их… И вполне возможно, что у Ан и у Тинки все же имеется какая-нибудь «игрушка». Возможно также, что они не сразу почувствуют к тебе доверие и приставят к груди револьвер… Я уже говорил, что они ни черта не боятся… Так что риск есть. Но это ведь как раз то, чего тебе хотелось.

Франс и Вейнант захихикали. Набивая карманы деньгами, я ехидно заметила в тон им:

— Спасибо тебе за нежную заботу. А где мой револьвер?

Франс сразу стал серьезным.

— Лучше оставить его дома. Смотри только, чтобы у тебя были приличные документы!

— Фальшивые, значит, — поняла я. — Тогда я возьму документы кашей служанки, Яннетье де Ваард, и поеду в Твенте устанавливать связь.

Франс оторвал от газеты клочок бумаги и написал на нем несколько слов.

— Вот тебе адреса, — сказал он. — Заучи их наизусть и выброси бумажку.

— Знаю, — отрезала я. — Еще какие-нибудь инструкции, товарищ начальник?

— Мое благословение, — ответил он. — Больше ничего.

— И мое тоже! — крикнул Вейнант.

Я пошла к двери и на пороге еще раз обернулась. Состроив гримасу — добродушно-насмешливую, как было принято у нас в штабе, — я удалилась, провозгласив любимый девиз Эдди, который в свое время произвел на меня глубокое впечатление: «Кровь из носу!»

Взрыв хохота в доме был слышен даже через закрытую дверь.

Боеприпасы и коврижки из Девентера

Поездка и розыски в Энсхеде отняли у меня почти целый день. Я не рискнула направиться сразу к двум партийным товарищам, адреса которых Франс нацарапал на бумажке, а я выучила наизусть. Я приближалась к их домам постепенно, делая вид, что навожу справки у соседей. Я проделала долгий и мучительный путь, и к концу у меня было такое ощущение, словно меня прогнали сквозь строй. Мне пришлось выслушивать уклончивые ответы и терпеть подозрения, а протяжный твентский говор, на котором, люди с добродушным видом мне отвечали, желая отделаться от меня, был для них, очевидно, еще одним средством самозащиты. Но я все выдержала; к тому времени, когда наступила темнота, я уже знала, что по первому адресу поселились фашистские молодчики (про них мне было сказано: «люди, которых мы не знаем»), а по второму адресу все еще проживала прежняя хозяйка дома. Это была старая женщина, первая из всех принявшая меня по-человечески. Слава богу, она знала Эхеринков и даже сама проводила меня к ним.