По дороге заглянул в каюту старшины команды турбинистов старшего мичмана Птушко, разрешения спросить. Он там царь и бог, ветеран, в море пошел, когда я только родился. 33 боевые службы, да еще и турбинистом достоин, на мой взгляд, минимум Героя Советского Союза, без малейшей иронии. Птушко, естественно, разрешает и, позвонив в отсек, просит все приготовить. Иду в восьмой. Вахтенный уже все приготовил, но для начала спускаюсь в «машину», к вахтенному на маневровом устройстве. Рубашку же надо постирать? Кстати, стирают одежду турбинисты оригинально. Наверное, нигде так не стирают. Берется разрезанная на половинки пластиковая бочка из-под шихты, заливается водой и туда строгается хозяйственное мыло. Ножом. Затем берем шланг и подсоединяем его к колонке с клапанами для дачи проб пара. Другой конец суем в бочку, бросаем одежду и потихоньку приоткрываем клапан. В холодную воду начинает поступать пар, с температурой градусов эдак 250 по Цельсию. Вот и все. Остается только сидеть и помешивать. Через полчаса закрываем клапан. Споласкиваем одежду. Никогда в жизни, ни в одной стиральной машине я не видел такой белизны и чистоты одежды после стирки. Затем одежда, даже в мокром состоянии, выносится на верхнюю палубу, где запускается огромный, в метр диаметром вентилятор верхнего помещения, и рубашка в расправленном виде кидается на всасывающую решетку вентилятора. Все. Через 15 минут рубашка сухая и чистая. Только немного ребриста, из-за сушки на решетке.
Рубашку я отдал вахтенному. Тот подал пар и стирка началась. Пошел в тамбур-шлюз. Минут десять с удовольствием смывал с тела пот, накопившийся за последние сутки. Потом попил в нарушение всех инструкций чайку с вахтенным, спустился вниз, забрал уже постиранную рубашку, и присобачил ее к вентилятору. Посидели еще минут десять, поговорили. После чего забрал практически высохшую рубашку и пошел в каюту. По дороге перекурил в полупустой курилке. Подвахтенный народ уже почти весь угомонился и спал. В каюте закинул свисающую с верхней шконки руку соседа, КГДУ-1, капитан-лейтенанта Кости Скворцова обратно, разобрал постель и улегся. На часах 01.50. Еще рано, но сегодня бессонницы не наблюдается. Уснул.
07.00. Просыпаюсь от нерешительного потряхивания за плечо. Вахтенный 5-бис вкрадчиво бубнит в ухо:
— Тащ, кап третьего ранга, на завтрак пора… смена скоро. Скворцов звонил, просил разбудить вас…
Встаю. На автомате иду в умывальник, чищу зубы, ополаскиваю лицо. Вставать в это время хуже всего. Вроде на берегу так же встаешь, даже раньше, но такого вареного состояния никогда дома не бывало. Переоделся. Пошел в кают-компанию. Быстренько запихнул в себя завтрак. Надо успеть перекурить, а то помощник — перестраховщик, объявит построение на развод вахты обязательно пораньше, чтобы все собрались вовремя. Вернулся обратно в каюту. Переоделся. ПДУ на плечо и в курилку. Помощник уже там, с деловым и сосредоточенным видом пускает дым.
— Борисыч, давай быстрее, сейчас уже команда на развод будет.
Ага, дождался! Это он во время вахты может отпроситься у старшего в ЦП, проверить вахту и сбежать на перекур на законных основаниях, а мне четыре часа сиднем сидеть. Разве только у кого-то из наших бессонница разгуляется и он забредет на пульт, да и подменит минут на десять, да и то на утренней вахте это маловероятно.
07.45. Развод вахты в 4-м отсеке. Помощник что-то нудно вещает про бдительность и внимательность. Слова правильные, но когда неделями выслушиваешь их минимум два раза в сутки, они надоедают до зубной боли. Напротив пытается проморгать слипшиеся глаза еще не до конца проснувшийся ВИМ, капитан-лейтенант Муравьев, по прозвищу Солитер, прозванный так за неимоверный аппетит и невероятную худобу при этом. Он, как всегда, проспал завтрак и теперь пытается уложить в кармане засунутые в спешке бутерброды. Наконец, ритуальная часть заканчивается, и звучит команда «По местам!».
08.00. Вваливаемся на ПУ ГЭУ. Духота страшная, и все в полуобморочном состоянии. Сразу включаю вентиляцию. Ребята начинают шевелиться.
— Паш, все в порядке, как только подобьете питательную воду, испаритель восьмого переведете на пополнение пресной… Я пошел курить… — Костик схватил в охапку ПДУ и двинул к двери.
— Костя, аккуратнее там, вроде Фюрер в 5-бис караулит, ловит, кто без команды от мест отойдет, — счел нужным предупредить я. Фюрером у нас, за глаза называли замполита за глубокую идейную убежденность в собственной правоте, а больше за усики, подозрительно смахивающие на усики главного нациста.
— Насрать! Меня уже лишать нечего…
Костя вышел, и сразу захрипел «Каштан»:
— Есть, четвертый.
Это значило, что четвертый отсек уже доложил, пришла наша очередь.
— На пульте ГЭУ, по боевой готовности № 2 подводная, 3-я боевая смена на вахту заступила. В работе реакторы обоих бортов на пониженных параметрах по 22 % мощности, ГТЗА на винт, по 50 оборотов переднего хода, АТГ под нагрузкой, по 2500 Ампер на борт. Холодильные установки в РВО на свои кольца кондиции. Испарительная установка восьмого в работе на пополнение запасов питательной воды. Запас питательной воды 22,1 тонны. Сопротивление изоляции основных силовых сетей в норме. На вахту заступили: капитан 3 ранга Белов, капитан-лейтенант Арнаутов, старший мичман Мигун.
Эту молитву каждый из нас знал назубок. Особым шиком считалось говорить это на докладе так быстро, что придраться было не к чему, но и понять в центральном посту, что к чему, было совершенно невозможно.
— Есть пульт… Борисыч, потом перезвоню, скажешь, что к чему, — по голосу Солитера было ясно, что мой доклад удался.
— Подвахтенным от мест отойти…
Началась моя вахта…
08.20. Утренняя вахта всегда самая спокойная, если нет всплытий на сеанс связи или каких-нибудь учебных или, не дай бог, аварийных примочек. Весь корабль наконец утихомирился, расползся по каютам и распластался по шконкам. На центральном посту в командирском кресле тихо дремлет старпом, и все в ЦП разговаривают вполголоса, не дай бог, придет в себя и начнет со злости дурить. Полудрема центрального передается на весь корабль. Эти четыре часа — самое тихое время в подводных сутках. Кто не спит — тот в полудреме. Пульт ГЭУ не исключение. В эти четыре часа ничего не хочется, только закрыть глаза… Я сижу, точнее, полулежу в кресле. Ноги заброшены непосредственно на панель управления. Вообще, такая поза один в один копирует классическую позу ковбоя в рядовом голливудском боевике. Но это здесь ни при чем, просто это самая удобная позиция для тела, позволяющая комфортно расслабиться. На вахте спать, естественно, нельзя, тем более на пульте управления ядерной энергетической установкой. Но вот что удивительно: по рассказам ветеранов атомного флота, давным-давно, в былинные годы расцвета морской мощи государства, управленцам на пульте ГЭУ обязаны были перед вахтой, а при желании и во время нее давать крепко заваренный натуральный кофе, чтобы не спали и не тянуло и вахту чтобы несли не смыкая глаз. Времена уже не те, и нынешние флотоводцы с остервенением борются с чайниками и кружками на пульте, а мы с неизменным единодушием противимся этому и боремся с этим тупизмом и несправедливостью.
Самое смешное, что сам командир, несущий вахту в центральном посту, хлещет его в открытую (на то он и командир, необсуждаемая персона), но он же может спуститься со скуки на ПУ ГЭУ с кружкой в руке и начать нас сношать по полной за такую же кружку, причем стоя на такой же вахте. Командиру и штурманам можно, они же кораблем управляют, а мы так… сбоку припека с двумя ядреными котлами. Да и бог с ними, с люксами этими, это у них снобизм играет, мол, мы адмиральские погоны с детства во сне видели и трусы расцветки военно-морского флага еще в школе носили! Все равно, как авария, так только механики всю эту братию из говнища-то и вытаскивают, и, слава богу, не все люксы — высокомерные болванчики.
08.40. Чаю мы все же попили. Арнаутов тоже как-то неправильно позавтракал, а потому припер на пульт пакет пряников еще из береговых припасов, собранных женой. Пряники хранились грамотно, не засохли до состояния булыжников и были восприняты нашим маленьким коллективом благожелательно. Перекусили, попили. Не помогло. Мигун, кажется, так и задремал с недоеденным пряником в кулаке, меня же сон окончательно не уложил, а вогнал в состояние нирваны, когда вроде бы вокруг все видишь, все слышишь, все понимаешь, но как бы и не присутствуешь. Арнаутов как старший на пульте и ответственный офицер с дремотой боролся всеми силами, то роняя голову на грудь, то с видимым усилием поднимая ее снова в вертикальное положение. Словом, бил поклоны пульту. Вот таким манером мы и несли вахту. Никто нас не проверял, мощность и ход не меняли, никаких телодвижений в ЦП не наблюдалось. Так, в бессознательном положении, прерываемая только получасовыми докладами в центральный, и протекла наша утренняя вахта.