Зато костюмы разные. На главе делегации — из долларов, у англичанина — из фунтов стерлингов, у остальных — из марок, франков, лир, крон и йен. На лацканах пиджаков большие значки, как у бойскаутов, с ярко намалеванными названиями фирм: "Всемирный банк"; "Банк мировой торговли"; "Банк всемирной эксплуатации"; "Золотоглотательная страховая компания"; "Загребательная индустрия сырья"; "Экспортеры бракованных промышленных товаров"; "Торговцы человеческой кожей"; "Ростовщики-процентщики"; "Помощь на кабальных условиях"; "Орудия убийств"; "Сборочные заводы по изготовлению каруселей для ярмарки тщеславия"; "Надежные и недорогие цепи рабства"; "Поставщик рабов для семейного комфорта" — и тому подобное.

Мвирери ва Мукираи сидел далеко от своих давешних попутчиков, они могли видеть лишь его макушку. Накануне ночью, подъезжая к Илморогу, они условились прийти на бал, чтобы увидеть все своими глазами. Мвирери роздал им настоящие билеты, без которых их не впустили бы. Они встретились в десять часов утра, предъявили стражам свои приглашения и оказались в пещере.

Пещера? Нет, роскошный зал, настоящий дворец. Гладкий, до блеска натертый пол, в который можно смотреться, как в зеркало. Потолок покрашен в кремовый цвет. Люстры напоминают гроздья спелых фруктов. Между ними натянуты разноцветные бумажные гирлянды, с потолка свешиваются огромные надувные шары — зеленые, голубые, красные.

Официантки скользили между столиками, разнося напитки. Трико из черной шерсти плотно обтягивали фигуры девушек — издалека могло даже показаться, что они голые. Белые помпоны изображали заячьи хвостики, лента на лбу гласила: "Я люблю вас!" Официантки походили на привидения или инопланетянок.

Вариинга заказала себе виски с содовой. Гатуирия, Мутури и Мваура спросили пива, а Вангари — фанту, Гатуирия и Мутури платили за всех.

То был поистине шумный пир. Казалось, все следовали девизу: налейся до краев! Доставь себе удовольствие — сори деньгами! Большинство соискателей радовались случаю выставить напоказ свое богатство. Заказывали по очереди, щедро расплачиваясь за соседей по столику, виски, водку, бренди, джин — бутылками, пиво — ящиками. Вот как пьют настоящие воры! Только нищие заказывают спиртное рюмками или сосут весь день одну жалкую кружку пива.

У многих висели на руках девицы — сладкие подружки, унизанные драгоценностями, ожерельями из жемчуга и рубинов, серебряными и золотыми кольцами. Женщины нарядились, как на парад мод или выставку ювелирных изделий. Мужчины заказывали дамам одно шампанское, бахвалясь: "Пусть оно течет рекой — как пенистая и полноводная Руиру. Если не сможем все выпить, будем в нем купаться!"

— Когда они начнут? — спросила Вариинга.

— С минуты на минуту, — ответил Гатуирия.

Вангари думала про себя: "Вот повезло! Меня отпустили под честное слово. Я обещала указать воровские притоны и исполнить таким образом свой гражданский долг. Какая удача! Этот бал точно специально для меня устроили. Не прошло и суток, а я уже отыскала их логово. Вот они, злодеи, гуляют тут со своими заморскими дружками. Если их арестовать и засадить в тюрьму, не то что Илморог — вся страна очистится от скверны, избавится от грабителей и душегубов. Подожду маленько — послушаю, узнаю все их планы, а потом приведу сюда инспектора Гаконо и его людей. Я их изобличу — улик у меня предостаточно. Вон Мутури все примечает, ни одного словечка не пропускает. В случае чего он выступит свидетелем".

Вангари решила обратиться к нему за помощью и советом, но отложила это на потом. Сердце ее забилось в такт песне, что пела она в дороге накануне:

Оркестр тем временем заиграл популярную мелодию, завезенную из Конго.

Внезапно Мутури осенило, он наклонился к Мвауре и шепотом спросил:

— Слушай, что у тебя за дела с этими громилами из шайки "Ангелы ада"?

Мваури точно раскаленной иглой проткнули.

— Откуда ты знаешь? — дрожа от страха, зашептал он. — Кто тебе сказал?..

Оркестр внезапно смолк, шум утих, и в пещере воцарилась могильная тишина. Все глаза обратились к Сцене: состязание начиналось.

Первый из конкурсантов, пройдя между столиками, вспрыгнул на сцену. Воры пренебрежительно переглянулись. Костюм на нем был, что называется, не первой молодости. Судя по всему, его никогда не касался утюг. Хозяин костюма был долговязый и костлявый, глаза — круглые, как электрические лампочки, подвешенные к верхушке эвкалипта. Длинные руки-жерди качались, точно маятники, — он явно не знал, куда их деть: засунуть ли в карманы, вытянуть ли по швам, как при команде "смирно", или же скрестить на груди, чтобы придать своей фигуре вызывающий и решительный вид. Перепробовав все эти позы, он почесал в затылке, похрустел пальцами и наконец сложил руки крест-накрест на груди, хохотнул, прогоняя страх, и начал так:

— Меня зовут Ндайя из Кахурия. Я сейчас немного не в своей тарелке и могу показаться робким и застенчивым. Это потому, что я не привык, когда на меня столько народу глазеет. Но эти вот руки, — он протянул к залу растопыренные пятерни, — эти руки чувствуют себя как дома в чужих карманах. Готов спорить, залезу к любому из вас, и вы даже не почувствуете. Пожалуй, во всей округе нет никого, кто бы искуснее меня выуживал кошельки у женщин на базарах и в автобусах. А как я мастерски таскаю кур!

Бог и небо свидетели, клянусь говорить чистую правду и ничего, кроме правды! Ворую я только оттого, что голоден и мне нужна хоть какая-нибудь одежонка. Другой работы у меня нет, негде ночью голову приклонить.

Я претендую на первое место как непревзойденный карманник. И чтобы подтвердить свои претензии, произведу показательную кражу. — Страх, сковывавший Ндайю поначалу, как будто исчез, и теперь он бойко повествовал о том, как протыкает шилом пшеничные зерна, нанизывает их на нейлоновую леску и подбрасывает курам: "Курукуру, курукуру, курукуру!.." Согнувшись до земли, Ндайя стал заманивать руками воображаемых кур.

Ему, однако, не дали закончить, кто-то из гостей возмутился, другие поддержали его свистом, топая ногами: "Как только впустили сюда этого жалкого курощупа?!"

Распорядитель взошел на сцену и призвал публику к порядку. Затем он разъяснил, что к конкурсу могут быть допущены только настоящие грабители, то есть те, кто достиг международных стандартов. Истории о взломе висячих замков в деревенских хижинах или краже кошельков на базаре недостойны ушей истинных специалистов, не говоря уже о присутствующих здесь иностранцах. Не затем они сюда ехали, чтобы глядеть на разную мелюзгу, которая идет на кражу с голода, холода, из-за безработицы.

— Эти людишки — обыкновенные уголовники. А в нашей пещере получат слово лишь те, кто крадет на сытый желудок. — Распорядитель похлопал себя по брюшку.

Ндайя из Кахурия, потеряв всякий стыд, дерзнул возразить распорядителю:

— Вор есть вор, все мы равны, и причины воровства к делу не относятся. Все мы должны быть допущены к конкурсу без ограничений. Грабитель есть грабитель…

Но тут со всех сторон на него зашикали, затопали ногами: "Пусть этот оборванец убирается со сцены. Она не для таких, как он! В таком убогом наряде только от кредиторов бегать. Вон отсюда! Вывести его! Пусть демонстрирует свой талант курощупа в Нжеруке! Распорядитель, выполняйте свои обязанности, а не справляетесь — живо найдем достойную замену!"

Распорядитель подал знак вышибалам. Размахивая дубинками, они выскочили на сцену и погнали Ндайю ва Кахурию к выходу, не обращая внимания на его протестующие вопли о дискриминации. Его лишили права находиться в пещере. Другие воры злорадно хохотали и свистели ему вслед. Затем распорядитель снова стал призывать публику к порядку, требовать тишины и, когда она установилась, изрек: