Песня кончилась, оборвавшись на высокой ноте. Наступила мертвая тишина.

Генерал Р подошел к микрофону и, устремив горящий взор на безликую толпу, дважды кашлянул, прочищая горло. Он знал, что им скажет. Он затвердил свою речь слово в слово, отрепетировал много раз. Но теперь, готовясь ринуться в пропасть, понял, как нелегко будет прыгнуть или хотя бы заглянуть вниз. В одно мгновение перед ним промелькнула вся его Жизнь в лесу: мрачные пещеры Кипенье, налеты вражеской авиации, жажда, голод, сырое мясо и венец всего — победа в Махи. "Расскажи им обо всем этом, — настаивал внутренний голос. — Расскажи, как вы с Кихикой разрабатывали операцию". Но вдруг все разом исчезло. Зато теперь перед ним возникло лицо преподобного Джексона Кигонду, насмешливое и укоризненное. "Он был похож на моего отца", — в порыве откровенности признался Генерал вскоре после того, как они прикончили этого божьего человека; он сказал это Лейтенанту Коинанду. Читая проповеди в церквах и на деревенских сходках, которые собирал Том Робсон, Джексон неизменно предавал анафеме мау-мау и призывал христиан идти рука об руку с белым, их братом во Христе, к восстановлению порядка и мирного благоденствия. Они взяли его дом в кольцо и искрошили проповедника пангой. Джексон не выказал страха. Он преклонил колени и в ожидании смертельного удара молился за убийц своих. Генерал Р еле совладал с собою. Он заставил каждого ударить Джексона, чтобы поровну разделить вину. Почему же теперь лицо проповедника взирает на него? "Ты должен был умереть", — хотел объяснить он лицу, по не нашел нужных слов. Он сжал микрофон, пытаясь успокоиться, и вдруг осознал, что толпа давно перестала петь и следит за ним. Его опалило стыдом и ужасом. Слова прорвались, потекли одно за другим. Казалось, он вымаливал снисхождение, доказывал свою невиновность переполненному залу суда, и Джексон, его обвинитель, стоял перед ним с лицом, обагренным кровью. Люди тоже видят его или он только мне мерещится? — терялся в догадках Генерал, обращаясь к насмешливому лицу.

— Вы спрашиваете, за что мы сражались, почему жили в лесу вместе с дикими зверями? Вы спрашиваете, зачем мы проливали кровь и зачем убивали?.. Белый человек разъезжал в автомобиле. Он жил в огромном доме. Его дети ходили в школу. Но кто пахал землю и выращивал кофе, пиретрум и сизаль? Кто прокладывал дороги в зарослях? Кто платил налоги? Белый жил на нашей земле. Он ел плоды трудов наших. Но даже крошки со стола доставались не нам, а господским собакам. Вот почему мы ушли в лес.

И тот, кто не был с нами, был против нас. Нам случалось убивать и наших черных братьев. Потому что нутро у них было "белое". Я знаю, что и теперь эта война еще не окончена. Сегодня мы получаем Свободу. А завтра мы спросим: где земля? где хлеб? где школы? С ответом на эти вопросы медлить нельзя, потому что мы не хотим еще одной войны… Не хотим снова обагрять кровью свои… наши руки…

Генералу было трудно продолжать, но, оглядев слушателей, он забыл о своих сомнениях, понял, что они на его стороне, что он говорит от их имени. Насмешливое лицо преподобного Джексона исчезло. И он продолжал спокойно и уверенно:

— Несколько лет назад Кихику повесили — вот здесь. Мы собрались, чтобы поговорить о нем, вспомнить человека, отдавшего жизнь за свободу и справедливость. Мы, его друзья, хотели бы открыть вам правду о его смерти, чтобы могло свершиться правосудие. Говорят — я думаю, все вы это слышали, — будто Кихика был схвачен отрядом карателей. А вы не задавали себе вопроса — почему? Почему он сдался без боя? Почему был один? Без оружия? Сказать вам? В тот вечер Кихика ушел на встречу с человеком, и тот предал его.

Он замолчал, чтобы слова его проникли в сознание каждого. Люди изумленно переглядывались, шептались. Значит, правда была еще более страшной, чем им представлялось!

— Давай дальше! — крикнул кто-то.

— Мы слушаем! — раздалось еще несколько голосов.

Генерал Р продолжал:

— Не исключено, что предатель и сегодня здесь, среди нас. Мы предлагаем ему выйти вперед, подняться на помост и показаться всем.

Люди завертели головами, глядя, не поднялся ли кто. Генерал Р с волнением ждал. Пока все шло именно так, как задумали. Хотя он и не видел Каранджу, он знал, где тот сидит. Он заранее наказал Мвауре и Коинанду глаз с него не спускать.

— Пусть не надеется, что ему удастся уйти от нас, — продолжал он свою речь, — потому что нам он известен. Он был другом Кихики, пили-ели за одним столом.

— Назови его имя! — закричал, поднявшись на костылях, Гитхуа.

— Его имя! Имя! — раздались дружные голоса. Толпу опьянила жажда мщения.

— Я даю ему последнюю возможность, пусть сам выйдет вперед в знак своего раскаяния.

Но вдруг движение и крики в толпе прекратились. Люди замерли. Все глаза были обращены в одну сторону. Там стоял человек. Он был высокий, широкоплечий. Те, кто сидел поближе, видели его взволнованное лицо, заношенный пиджак, сандалии из старой автомобильной покрышки. "Это Муго", — шепнул кто-то. Никто не заметил, когда он появился на площади. Шепот пронесся над толпой и превратился в радостный крик. Люди захлопали в ладоши. Наконец-то молчальник заговорит! Все уже забыли про недавнее смятение. Женщины пятикратным возгласом "Нгеми!" приветствовали прославленного воина. Генерал Р был раздосадован! Муго сорвал все дело, как бы Каранджа не сбежал теперь, но Генерал и виду не подал, отошел от микрофона и уступил место Муго. Толпа затаила дыхание.

— Вы ищете Иуду, — начал Муго, — ищете человека, пославшего Кихику на это вот дерево? Этот человек стоит перед вами. Кихика пришел ко мне ночью. Он вверил мне свою жизнь, а я продал ее белому. И все эти годы меня терзала совесть.

Говорил он ровным, ясным голосом, размеренно и громко. Но на последних словах голос его дрогнул и упал до шепота.

— Теперь вы знаете…

Никто не издал ни звука. Он спустился с помоста, и люди безмолвно расступались, давая ему дорогу. Все сидели с опущенными головами, избегая его взгляда. Ванджику плакала. "Это слезы о нем, а не о моем сыне, — говорила она позднее Мумби. — Его лицо заставило меня разрыдаться". Внезапно раздался дикий хохот. Гитхуа поднялся из своего угла и заковылял вдогонку за Муго. Он кричал, потрясая костылем: "Лжец! Гиена, прикинувшаяся ягненком!" Он проклинал предателя, жаждал схватиться с ним насмерть: "Взгляните на него! Взгляните! И он еще помышлял руководить нами! Х-ха-ха!" Крики Гитхуа разорвали мертвую тишину, нависшую над рыночной площадью. Муго и Гитхуа скрылись из виду, а люди еще с минуту сидели понурив головы. Потом они поднялись, заговорили, разбредаясь в разные стороны. После признания Муго никто уже не думал о празднике.

Солнце скрылось, на небе собирались тучи. Только Ньяму, Варуи, Генерал Р и несколько старейшин остались на площади, чтобы сотворить жертвоприношение, прежде чем разразится буря.

КАРАНДЖА

Дождь не заставил себя ждать. Он зарядил надолго, моросил и моросил, мелкий, упрямый, нудный. Казалось, вся страна утонула в серой водяной пыли и не будет этому конца. В такие дни солнце не говорит людям ни "доброе утро", ни "спокойной ночи". Если у тебя нет часов, невозможно понять, день сейчас или уже вечер.

Каранджа метался по материнской хижине, запихивая в мешок вещи.

— Неужто даже чаю не выпьешь? — в который раз спрашивала мать. Ваириму сидела на скамье возле очага — совсем дряхлая, высохшая старуха, с пустыми, точно стеклянными, глазами и провалившимся ртом, правая нога, согнутая в колене, покоилась на камне, взор следовал за каждым движением сына.