Образ работы меньшого брата говорил о характере старшего. Чудны дела твои, российская периферия!

Не знаю, случайно ли, что столько причастных к исцелению земли в своей жизни соприкасались с Вавиловым: Зайцева, Потапенко-старший, Манченко… Привои очень разные, подвой один. Чем же обозначить это неуловимое единство?

Советская агронаука только складывалась, нравственные каноны ее только кристаллизовались, когда Николай Иванович Вавилов отредактировал и издал (переводила с английского его жена) небольшую книгу Р. А. Грегори «Открытия, цели и значение науки». Вышла она в Петрограде в 1923 году. Используя близкие по мыслям страницы, Вавилов говорил, что нужно, чтобы соль оставалась солью.

«Если научные исследования ведутся с целью материальных выгод, они получают эгоистический оттенок, — к тому же узкая специализация ведет к заносчивости, а если цель исследований — стремление к власти, то они могут стать даже общественной опасностью и привести к «ученому варварству».

«Самопожертвование, настойчивость, сознание долга, точность и скромность являются обычными чертами характера большинства людей науки, хотя об этом редко говорят».

И еще я выписал из той маленькой книги:

«Невозможно приказывать говорить правду; способность видеть и говорить правду — особый дар здоровья, который необходимо тщательно охранять. Возмездие за ложь есть ложь». И еще, исполненное достоинства и веры:

«Чтобы довести научную работу до конца — нужно сознание святости научной работы, и никогда человек науки, взявшийся за труд, не бросит его, ибо он знает, что поле его исследований бесконечно и что его работа будет оценена не по ее непосредственным результатам, но в связи с работой будущих исследователей, которые придут ему на смену. Поэтому ученый работает не за страх, а за совесть».

Книга забыта незаслуженно…

Уже два года езжу на Миус.

Илларион Лямцев, склонив на свою сторону звеньевых и бригадиров примером плацдарма у Репяховатого, заказал проект на новую организацию уже всех угодий колхоза, их 23 тысячи гектаров. Выкорчевал девяносто гектаров продольных лесополос, предварительно заложив гнутые, по горизонталям. Дело вызвало межконтинентальный резонанс: к Иллариону Емельяновичу приезжали американские доки по охране почв, и район месяца три после этого звал председателя «мистер Лямцев». На ветроударных участках «Россия» применяет целинный плоскорез и полосное размещение, как у Бараева. Манченко и Яков Иванович ездили в Целиноград и, разумеется, сделали критические замечания. Вышла новая книга о контурной обработке, сборник докладов Новочеркасского НИИ — тираж (пятьсот экземпляров) сразу занес ее в библиографические редкости.

От обработки отдельных «чаш» Матвеев Курган перешел к овладению стоком в целых водосборных бассейнах. Степные речки Сухой и Мокрый Еланчик, превращенные в цепь заиленных прудов, проходят по землям шести хозяйств. Понадобилась концентрация сил, и первым межколхозным предприятием в районе стало объединение по борьбе с эрозией. Главой его обрядили пробойного председателя «Зари коммунизма» Ивана Игнатьевича Аврамова. Меня обещали принять в члены кооператива, если достану канавокопатель: без специальной техники пятьдесят тысяч гектаров не излечить. Аврамов прилетел в Москву, и в Минсельхозе мы с ним писали впечатляющую бумагу наверх, нажимая на то, что объединение — первое в стране, колхозы кладут свои средства, и просто нельзя не занарядить канавокопатель (один), стосильные трактора (два), бульдозеры — возможно больше… Собственно, дело затеяно межрайонное, потому что соседняя Неклиновка, на чьей земле Еланчики впадают в Азов, создала такой же колхоз колхозов. Оздоровление бассейна Миуса потребует уже кооперации с Донецкой областью, где река берет начало.

Министерство сельского хозяйства Федерации собрало в институте Потапенко семинар, зеленую крепость видели устроители Дона, Волгограда, Кубани, Воронежа, Белгорода. Один землемер с Северного Кавказа сказал: «Наука миссию выполнила. Мы поняли, что делали не то». Опыты по разрушению системы «с гор вода» заложило тридцать одно хозяйство России. Проектанты завели иной разговор. Иссякают источники курортов Кавминвод; Пятигорску, Кисловодску, Ессентукам просто не хватает влаги для вековой своей функции — исцелять людей. Радикальное предложение — пресечь здесь всякое земледелие, засадить горы и долы лесом. Но пропитание? Откуда брать свежее молоко, яйца, овощи, ягоды? Не единой ведь водою лечит курорт!

В основу расчетов взяли контурную организацию территории, уведение стока в минерализованные пласты под Бештау, Машуком и Железной. Если поможет — эффект не переоценить.

Не деревце, не веточка еще — только первый росток. Ударит заморозок — и поминай как звали. Мощь дьявольского устройства огромна: в засушливых степях оно сбрасывает сегодня больше воды, чем когда-нибудь способно будет дать орошение. Инерция колоссальна: «Союзгипролес» и поныне в своих проектах заставляет лесополосы бежать «с горы до долу». Пока для миллионов трактористов, бригадиров, агрономов кривая полоса, гон по горизонтали — дурная затея, пустая морока. Достичь, чтоб агроном отвечал бы за землю и влагу с небес — труд титанический…

— Ну-у, это вы слишком!

Борис Александрович Музыченко, заместитель директора по научной работе, и не лауреат, и практичен, и завидно здоров. Казалось бы, куй, пока горячо, добывай докторскую. А вот гоняет по хозяйствам, обращенным в новую веру, ссорится с практикантами, поглощен контурами с головой, с трезвой, расчетливой, вполне современной головой.

— …слишком! Уже сложилось, шестерня зашла за шестерню. Ведет что? Экология, охрана среды. Технически разрешимо? Вполне. Экономически? Да иного выхода нет, без озимых не прожить. Простор вариантам внутри системы огромный — применяй хоть канадский комплекс, хоть там люксембургский. Да оно уже не забудется, засело в памяти, — взялись Матвеев Курган, Миллеров, Милютинский район, лиха беда начало. Ведь по сей день пишете о докучаевской Каменной степи, а сколько ее — пятачок, бригада? Мы сильны тем, что к нам идут.

Мнением, значит, народным…

А тот жаркий июль принес еще одну неожиданность.

— Собрались к больному врачи: «Ну, будем лечить — или пускай живет?» — говорил в дверях посвежевший Яков Иванович, — Хватит, сбежал. Есть предложение посетить некий объект.

За Новочеркасск с брусчатым атаманским плацем, с Ермаком, дарящим корону Сибири Москве, за поля, правобережные курганы — к затишной пойме. Машина оставлена. Сбегающую вниз тележную дорогу стеснила дубовая поросль. Дух высохшего чебреца, треск цикад. Уже и колея заросла, тропа вьется, вьется, и вдруг…

Вы видали старинный виноградник? Настоящий, казачий, где кусты на ошкуренных серых колах сформованы донской чашей, где руками казачек взлелеяны лозы, привезенные некогда в подсумках с востока и запада? Война оставалась далекодалеко — на Дунае, в Париже, под Арзрумом, у Бухары, а в поминки о походе сажали в уютной лощине новый чубук. С детства — рубить лозу саблей, с детства — пестовать лозу виноградную. Удивительная это память о лихом военно-земледельческом сословии — самое северное виноградарство мира…

Вот «кушмацкий», показал Яков Иванович. А тут «желудевый», «крестовский», «мушкетный». Здесь «синий венгерский», из него мадьяры делают чудесное вино «Немеш кадар». Это «ладанный», он из крымских мускатов, это «кизиловый», неведомо откуда. Многое неведомо — кто перекрестил, переделал, сколько поколений пронизала лоза…

Селекционный музей?

Нет, качнет головой Яков Иванович. Просто для размышления, ради души. Не пускаем сюда ни шпалеры, ни технику, ни химию, даже электричество не проводим. Все так и будет — стежка к ручью, верба с зелеными косами, камень вместо стола, точило у куреня. Жили люди, наша родня, за что-то все это любили.

Яков Иванович ел арбуз с дедом в желтом бриле. Они толковали про жару, про полив, про захват — они были ровесники. Виноградарь выздоравливал.