— И тут вы моетесь каждый день? — удивленно сказала она.

Одна из женщин рассмеялась.

— Ну конечно. Говорят, что северяне грубы и неотесанны, но даже франкские женщины признают, что норманны чистоплотнее франков.

— Викинги, которые поселились в Англии, — вмешалась другая, — еще чистоплотнее. Говорят, что они не только моются каждый день, но и переодеваются в чистое, чтобы понравиться англичанкам.

Гуннора постаралась запомнить это название, чтобы потом узнать, где же находится эта самая Англия. Но сейчас ей было важнее побольше узнать о герцоге и его окружении. Она начала расспрашивать об этом товарок, и их вечная болтовня перестала ее раздражать. Благодаря им она могла обрести ответы на свои вопросы.

Женщины рассказали ей, что советника герцога, седовласого старика, которого она видела в комнате в башне, зовут Арвид. А Матильда, помощница пономаря, как оказалось, приходилась ему женой. Они уже очень давно служили Ричарду, а их дочь Альруна была той самой девушкой, столь неприветливо встретившей Гуннору в замке. Альруна не была любовницей Ричарда, он относился к ней как к родственнице, и все полагали, что вскоре она выйдет замуж за кого-то из его лучших рыцарей. Некоторые считали, что этим воином станет Арфаст, но в последнее время их почему-то не видели вместе. Собственно говоря, Альруна вообще перестала показываться на людях.

— Альруна очень странная, — как-то сказала ей Хонильда.

— Почему? — спросила Гуннора.

— Она не ходит на рынок. В Руане очень большой рынок, знаешь ли. Сюда привозят товары со всего мира — шерсть из Фрисландии, белое вино с берегов Рейна, франкское стекло, бархат из Византии. Но Альруну все это не интересует.

Гуннору это тоже не интересовало, но она кивнула. Судя по тому, с каким восторгом говорила Хонильда, этот рынок был прекрасным местом.

— А герцог Ричард?

— В смысле?

— Чем он интересуется?

— Он же герцог, управляет своими землями. У него хлопот хватает. Нужно оберегать здешние леса, следить за тем, чтобы все вовремя платили подати и придерживались законов. По его приказу при дворе чеканят монеты. Ну и, конечно, он защищает границы Нормандии от врагов.

— Да, но что ему по душе? Чем он любит заниматься?

— Любит ездить верхом и охотиться. Любит бывать в лесу. Но тебе об этом, наверное, известно больше, чем нам. — Хонильда многозначительно подмигнула.

Однако Гуннора не стала рассказывать ей о себе. Она знала, что в замке ходят слухи, мол, она не простая крестьянка, а принцесса в изгнании. Гуннора не подтверждала правдивость таких россказней, но и не опровергала их. Хотя Гуннора и начала общаться с другими женщинами, она старалась отгородиться от них, и это давало свои плоды. С ней говорили, но не смеялись, делили с ней пищу, но ночью спали отдельно. Только Дювелина и Вивея, потрясенные новой жизнью, искали с ней близости.

По ночам Дювелина часто вскидывалась от кошмаров, и, чтобы успокоить сестру, Гуннора рассказывала ей древние предания. Ей нравилось вспоминать сказания своей родины, они словно доказывали, что она осталась прежней. Осталась дочерью Севера.

Она рассказывала о гномах, ковавших богам оружие. Сковали они и волшебную цепь для Фенрира, злого волка, который хотел пожрать богов. Собственно, это была не совсем цепь, ведь ковали ее не из железа, а из мяуканья кошки, женского волоса, корней деревьев, жилы медведя, дыхания рыбы и слюны птицы.

— В знак благодарности за то, что цепь сковала Фенрира, Один пообещал в жены гному Альвису богиню. Выбор Альвиса пал на Фруд, дочь Тора! — воскликнула Дювелина, повторяя когда-то услышанные слова.

Девочка обнимала Гуннору за шею, сидя у нее на коленях, и девушка наслаждалась близостью сестренки.

— Да, — пробормотала она, глядя в темноту. — Но гномам нельзя покидать подземелья днем, ведь лучи солнца превращают их в камень. Тор знал об этом, а поскольку он не хотел выдавать дочь за гнома, воспользовался хитростью. Он поехал к Альвису, чтобы тот доказал, что умеет не только создавать оружие, но и сочинять стихи. Тор тянул время, и Альвис так увлекся, что не заметил приближения утра, а когда вышел из подземелья, на него упал луч солнца.

— И он обратился в камень! — закончила Дювелина.

У Гунноры сжалось горло. Тор был жестоким и сильным богом, но хорошим отцом. Вальрам тоже приложил бы все усилия, чтобы защитить своих дочерей, он не допустил бы, чтобы Сейнфреда вышла замуж за Замо или чтобы Гуннора отдалась Ричарду. Но Вальрам был мертв… убит христианами. Христианами, среди которых теперь жили его дочери. Христианами, которых его девочки не могли ненавидеть, ведь те так хорошо к ним относились.

Гунноре захотелось вновь повстречать Альруну, почувствовать ее враждебность, отплатить той же монетой. Но она виделась лишь с матерью Альруны, а та оказалась женщиной доброй, а главное, очень умной.

Наверное, она заметила, что Вивее нравятся украшения: однажды Матильда позвала девочку с собой.

— Я могу показать тебе, где в Руане делают такие украшения.

— Она останется со мной, — отрезала Гуннора.

— Тогда давай и ты пойдешь со мной, — предложила Матильда. — Наверняка тебе хочется выйти из дома. Ты не похожа на человека, которому хорошо в четырех стенах. Прогуляйся со мной, поможешь мне сделать покупки. Я уверена, ты не пожалеешь.

«Как сохранить свою отгороженность от мира, если кто-то видит в тебе тоску по лесу, видит, как тяжело тебе мириться с бездельем?» Гуннора презирала себя за то, что ее так легко подкупить, но согласилась.

Она подставила лицо под лучи солнца, чувствуя прилив сил. Шум во дворе уже не пугал ее, как в день прибытия, и девушка решила не отстраняться от него, а постараться подметить все детали. Она уже знала, что крепость состоит из множества сооружений, главные из которых построены из камня — башня, дворец, часовня. Но были в пределах крепостных стен и деревянные дома, укрепленные глиной, хворостом и соломой. Там жили рыцари, слуги и писари.

— Пойдем!

Матильда направилась к воротам, и Гуннора последовала за ней, крепко держа за руки Вивею и Дювелину. Она уже не помнила, как приехала сюда две недели назад. Привратники не обратили на нее внимания. Сестры цеплялись за ее юбку, особенно когда они вышли на улицы города, где было полно людей. Невзирая на толкотню, многие узнавали Матильду и уступали ей дорогу.

Они прошли вдоль крепостных стен, построенных из камней и бревен. Матильда рассказывала, что эти стены возвели еще римляне. К крепости жались дома ремесленников: в задней части жилые помещения, в передней — мастерская, в витринах выставлены товары. Тут ковали оружие и инструменты, отливали бронзу, вырезали гребни, шлифовали янтарь, полировали жемчуг, тачали сапоги, лепили горшки, шили паруса, пряли шерсть. Тут продавали воск и мед, вино, масло, ткани и меха, украшения и мечи, точильные камни и холсты. Те, у кого не было здесь своего дома, поставили на рыночной площади перед Руанским собором лотки и с них продавали товары.

— Руан — не только столица Нормандии, но и важный торговый центр, — рассказывала Матильда. — Неподалеку отсюда находится порт, туда каждый день входят корабли, приплывшие из северных городов, из Западно-Франкского королевства, Англии или Ирландии.

Гуннора внимательно ее слушала, но вопросов не задавала.

Она была благодарна Матильде за прогулку, но не доверяла этой женщине, не понимая, почему та столь легко выдавала секреты своего мира. Заметив, что Гуннору так не разговоришь, мать Альруны переключила свое внимание на малышек. Дювелина все еще цеплялась за подол старшей сестры, но Вивея позабыла о своей застенчивости, когда Матильда подозвала ее:

— Смотри, вот это я хотела тебе показать!

Взяв Вивею за руку, Матильда подвела ее к постройке с черепичной крышей. В лицо девочкам пахнуло жаром: там горел огонь, и темноволосый мужчина бил молотом по раскаленному железу.

— Этот кузнец перерабатывает железную руду. Ее плавят, освобождают от примесей, перекладывая древесным углем в плавильной печи. Потом из нее можно делать шарниры, замки, котлы и инструменты.