— Во имя всего святого, ты можешь мне сказать, что ты тут делаешь?

Агнесса с облегчением выдохнула. К счастью, в покоях герцогини ее застукала Эмма. А Эмму бояться не следовало — младшая дочь герцогини и герцога, сверстница Агнессы, с самого детства была ее лучшей подругой. Агнесса считала ее кем-то вроде сестры. У нее был только старший брат, Осберн, но девочка была уверена, что лишь с сестрой можно ощущать такую близость, так ссориться, иногда чувствовать такую злость.

Вот и сегодня было так же. Состояние отца, казалось, никак не повлияло на Эмму, по крайней мере девочка не выказывала своих чувств. Как и всегда, она казалась надменной, спокойной, самоуверенной — и любопытной.

— Так что же привело тебя в покои моей матери? И что ты делаешь со всеми этими свитками?

Агнесса хотела рассказать ей о двух монахах и их коварных замыслах, но не успела она промолвить и слова, как один из свитков выскользнул у нее из рук и упал на пол. Эмма поспешно подобрала его и принялась читать.

— Что… что это?

Заглянув подруге через плечо, Агнесса увидела, что это тот самый свиток, так огорошивший ее. На пергаменте были написаны не обычные буквы, а какие-то странные символы, которые Агнесса раньше никогда не видела. У нее мурашки побежали по спине.

— Так что это такое? — нетерпеливо переспросила Эмма.

— Понятия не имею, — пробормотала Агнесса.

— Но что ты тут делаешь? Зачем ты взяла мамины записи? Мама знает, что ты тут? — С каждым словом в голосе Эммы нарастала строгость.

Агнесса покраснела.

— Я… ты… монахи…

Она глубоко вздохнула.

Брат Реми и брат Уэн могли вернуться в любой момент, и одному Господу известно, что случится, если они обнаружат свиток с этими странными пись менами. Хотя Агнесса и не могла прочитать ни слова, она была уверена, что тут-то и сокрыта тайна герцогини.

Девочка уложила свитки обратно в сундук и вырвала пергамент у Эммы из рук.

— Пойдем! Нужно поскорее уйти отсюда!

— Ты что, с ума сошла? А ну отдай!

Но Агнесса ее уже не слушала. Она выбежала из комнаты. Хотя от Эммы ей теперь не отделаться, но ее хотя бы не найдут монахи. Ее и этот странный свиток.

Вскоре Эмма догнала ее.

— Да поговори же ты со мной! — возмутилась она.

Агнесса так запыхалась, что едва могла произнести хоть слово.

— Тайна… настолько опасная… что будущее Нормандии…

— Ты и правда сошла с ума!

— Нет, но…

Агнессе так хотелось заполучить этот свиток, а теперь она не могла смотреть на диковинные сим волы без страха. Пергамент был гладким и холодным, но письмена, казалось, готовы были обжечь ей пальцы.

— Ты знаешь, что это? — спросила Агнесса. — Эти символы похожи на буквы. Но я таких букв еще не видела.

Эмма недовольно нахмурилась.

— Ты мне все-таки расскажешь, что делала в комнате моей матери?

Агнесса облизнула губы.

— Да… Но вначале… нам нужно это спрятать.

— От кого?

— От брата Реми и брата Уэна.

Эмма с упреком посмотрела на подругу. Подойдя поближе, она склонилась над свитком. И вдруг побледнела.

Агнесса едва подавила стон. Во что она ввязалась, взявшись разгадать тайну герцогини?

— Монахи сказали, что будущее всей Нормандии поставлено на карту. Они хотят, чтобы эти земли отошли франкам… — Девочка запнулась. — Что… что там такое написано? Ты можешь это прочитать?

К ее изумлению, Эмма покачала головой. Агнесса потрясенно смотрела на подругу. Эмма никогда не призналась бы в том, что чего-то не знает или не умеет, и уж точно не призналась бы, что ей страшно. Но вот она дрожит и даже не пытается это скрыть!

— Суть не в том, что означают эти слова, эти символы. Суть в том, что они… делают.

— В смысле?

— В этих знаках сокрыта особая сила. Они могут нести благословение или… — Эмма облизнула пересохшие губы.

— Или?

— Или проклятие.

Агнесса еще не оправилась от ужаса, услышав эти слова, когда вдалеке показались брат Реми и брат Уэн.

Глава 6

964 год

Шаги, голоса, звон, плеск. Столько шума, столько людей. Нет леса, нет тишины.

Гунноре подумалось, что у нее вот-вот лопнет голова от всех этих обрушившихся на нее впечатлений. Поездка с Ричардом казалась ей невыносимой, но теперь, когда герцог удалился в свои покои, Гуннора чувствовала себя брошенной. Ей был незнаком этот мир, и она не хотела с ним знакомиться.

— Пойдем!

Гуннора подняла голову. Это была не та девушка с печальными глазами и острым язычком, но женщина, заговорившая с ней, очень на нее походила, хоть и выглядела намного старше. Впрочем, это ничего не означало. Тут все женщины выглядели одинаково — с заплетенными в косу волосами, собранными в узел или накрытыми шлейфом. И платья у них были одинаковыми — мягкими, просторными и, конечно, чистыми.

Пришедшая к ней незнакомка сказала, что теперь и Гунноре придется носить такое платье. Женщина казалась горделивой и задумчивой, но не злой.

Вздохнув, Гуннора пошла за ней, стараясь успокоиться. Они вошли в большой дом — больше, чем все дома, которые Гуннора когда-либо видела. Стены тут были удивительно толстыми, шаги эхом отдавались от стен. У Гунноры закружилась голова.

— Тебе плохо? — Незнакомка протянула руку, чтобы поддержать Гуннору.

Невзирая на ее приветливость, Гуннора отпрянула в сторону.

— Не прикасайся ко мне! — прошипела она.

Женщина опустила руку, ничего не сказав. Чуть погодя они оказались в комнате, где находилось много женщин и детей, и незнакомка выгнала их всех оттуда. Похоже, она привыкла отдавать приказы, а остальные привыкли им повиноваться. Никто ей не перечил. Вскоре они с Гуннорой остались наедине. Женщина выдала Гунноре ведро с водой и отвернулась. Раздевшись, датчанка принялась оттирать грязь мочалкой. Ее кожа раскраснелась — от холодной воды и от стыда. На внутренней поверхности ее бедер еще остались кровь от порвавшейся девственной плевы и семя Ричарда. Гуннору охватило отвращение — но в то же время жажда тепла — тепла, которое она чувствовала рядом с герцогом.

Чуть позже незнакомка передала ей одежду и объяснила, как все это носить: множество туник, которые надевались одна на другую, сверху платье и наконец роскошный пояс с золотой пряжкой, а также палла — накидка, скреплявшаяся на груди брошью. По подолу паллы тянулись драгоценные камни, благодаря им она ниспадала ровнее.

Вивее все это понравилось бы.

— Он… он обещал мне привезти ко двору моих сестер, — пробормотала Гуннора. — Он сдержит слово?

Незнакомка протянула ей гребень. Гуннора поспешно расчесалась и заплела волосы в косу, перевязав ее лентой.

— Герцог Ричард может показаться легкомысленным или поверхностным, но я еще никогда не слышала, чтобы он не сдержал свое обещание.

Гуннора немного расслабилась.

— Собственно, ты и сама можешь его спросить. Я должна отвести тебя к нему, как только ты переоденешься.

Гуннора судорожно пыталась сохранить самообладание, глядя женщине в глаза.

— Как тебя зовут?

— Матильда. Я помогаю пономарю вести хозяйство.

Гуннора понятия не имела, кто такой пономарь, но не хотела спрашивать об этом. Она просто постаралась запомнить это слово.

— Пойдем!

Они прошли по коридору и поднялись по ступеням наверх. Гуннора еще никогда не видела столько лестниц, столько роскошных комнат, столько ковров и мехов. Местами стены покрывали чудесные рисунки, а коридоры освещали не только факелы, но и лампады, и они не пахли рыбьим жиром, как в Дании, а источали приятный пряный аромат.

В комнатах Гуннора видела женщин и детей — возможно, наложниц Ричарда и его бастардов. Они находились тут по доброй воле? Казались любопытными или насмешливыми — но не запуганными или отчаявшимися. «Вивее и Дювелине тут будет хорошо», — подумала Гуннора.