Доктор Боби оказался очень живым и веселым молодым человеком. Пока он вез нас в Госпиталь принца Уэльского, он рассказывал:
- Мы, доктора, живем хорошо - зарплата у нас небольшая, но вполне достаточная.
- Боби, что вы будете делать, когда Китай полностью станет контролировать Гонконг?
- У меня британский паспорт - если жизнь станет хуже, то уеду в Канаду или Австралию.
Госпиталь был построен недавно и выглядел очень современно: три 20-этажных корпуса Оборудование в нем самое совершенное. Первым делом нас повели в Учебный центр и с гордостью показали его. Было чем гордиться! Все в нем было компьютеризировано и так сделано, что любая научная информация со всего мира была доступна в секунды. Такого совершенного оснащения не было и у нас в Нью-Йорке. Я даже немного смутился, когда мои слайды для лекции удивили Боби и других: здесь они казались устаревшими - у них все было переведено на компьютерные СО, и вместо больших каруселей можно везти в кармане один диск.
В прекрасной аудитории собралось более ста докторов и студентов. Я всматривался в лица: спокойные и серьезные узкие глаза ждали от меня новой информации - американцы редко приезжают на лекции в Гонконг. Передо мной были доктора будущего Китая. Профессор Лью представлял им меня неожиданным образом:
- Профессор Голяховский - это легенда ортопедической хирургии. За свою долгую профессиональную жизнь он работал со многими знаменитыми ортопедами XX века, был профессором в Советской России и снова стал профессором в Америке. Он автор известного во всем мире учебника. Но меня особенно поразило, что он - поэт, автор книг стихов, и он же - художник-иллюстратор (тут аудитория неожиданно зааплодировала). Я был удивлен. Когда я получил от него приглашение, он просил меня выслать вперед мой Сигпси1иш УНае, что по-русски можно назвать «Послужной список». В нем я указал, что был в России членом Союза писателей, писал стихи и иллюстрировал свои книги. Но я никак не ожидал, что именно это произведет такое впечатление на него и на всю аудиторию. И вдруг до меня дошло: в традициях китайской культуры поэзия и каллиграфическое искусство издревле ценятся очень высоко и люди, обладающие этими талантами, всегда особо уважаемы - это трогательное приветствие восточной культуры. Я поблагодарил профессора и постарался в лекции не разочаровать аудиторию. Потом несколько докторов просили меня проконсультировать тяжелых больных и дать советы.
Профессор Лью преподнес мне диплом приглашенного профессора и памятный сувенир - декоративную тарелку с видом Университета Гонконга.
- А теперь поедем в ресторан. Вы китайскую кухню едите?
- Спасибо, я ем все (Ирина хоть и не любит китайскую еду, промолчала). Оказалось, что нас привезли в «Жокей клуб», о котором наш гид говорил, что это самый изысканный ресторан для элиты Гонконга - Лью был членом этого клуба. Обстановка там богатая и чопорная,
- Вы говорите, что вы едите все? - улыбаясь сказал Лью.
- Да - я ем все.
- А суп из змей вы есть будете? Это особый деликатес Гонконга. Сейчас как раз сезон созревания змей для супа.
Предложение было довольно неожиданное, но я постарался не подать вида:
- Буду. - И посмотрел на Ирину.
- Я тоже попробую, - она сказала это несколько нерешительно. На развозном столике два вышколенных официанта подвезли большую серебряную супницу. На ее крышке - серебряная кобра раздувает свой капюшон. Горячий суп разлили в небольшие китайские супные чашки. Цвет супа - обычный, вроде куриного, а в нем плавали какие- то отдельные мясные волокна. Лью, улыбаясь, следил за нами. Мы оба осторожно зачерпнули содержимое, на вкус - приблизительно как куриный суп.
- Ну как - вам нравится?
- Да, довольно вкусно. - Мы стали есть более свободно, без опаски. Я спросил:
- Где берут змей для супа и какие это змеи?
- Для этого есть специальный большой змеиный питомник. В суп полагается класть змей трех видов, одна из них обязательно должна быть ядовитая.
- По-моему, у них немного куриный вкус.
- Это потому, что в суп подкладывают куриное мясо.
- А супов из драконов Гонконга у вас не делают?
- Мы бы хотели, но геосвященники считают, что драконы могут рассердиться и натворить бед. У нас в это серьезно верят - ведь это Гонконг.
По нашим с Ириной расчетам, работать нам оставалось меньше двух лет. Но, прежде чем объявить о решении уходить, нам самим надо было привыкнуть к этой мысли и представить себе, как мы будем жить и чем станем занимать наше время.
Я насмотрелся на некоторых моих пациентов, ничем не занятых стариков. По моим наблюдениям, у них была скучная жизнь. Люди, вышедшие на пенсию, нередко впадают в состояние растерянности. И в самом деле, что такое жизнь на пенсии? Это постепенный переход человека из животного мира в мир... овощей. Пока человек работает, он каждый день «ходит на добычу», как все представители животного мира. Когда он перестает работать, то сидит на своем месте и сосет соки земли, занятый лишь своим метаболизмом, вроде овоща на грядке. Перспектива стать овощем казалась мне непривлекательной. Но, если у человека есть какая-то страсть или пристрастие - чтение, слесарничество, кулинария, - это заполняет его душу и оставляет человеком, помогая переходу в новое состояние.
Я знал, что буду делать, - писать! Лелеял мысль, что опять стану сочинять стихи, во мне давно зрела идея написать что-то о судьбах беженцев, может быть, воспоминания; хотелось записать свои мысли о Пушкине. И еще я буду делать иллюстрации к своим детским стихам.
Если мое отношение к грядущим переменам в образе жизни было идеалистически-творческое, то у трезво-прак- тичной Ирины оно носило сугубо деловой характер: как мы будем справляться с расходами без особых новых доходов? Надо, чтобы в семье сохранялся баланс идеалистических и трезвых планов на жизнь. Ирина всегда заранее знала, что и когда она должна делать. Поэтому у нее постоянно были детально разработаные финансовые планы на каждый следующий год, планы доходов-расходов. Теперь она обдумывала планы расходов-доходов.
- Знаешь, на сколько сократятся наши доходы? - говорила она.
Я проявлял свою поэтическую несостоятельность:
- Знаю, приблизительно раз в пять.
- Я подсчитала точно: в десять раз! Вместо двухсот с лишним тысяч в год мы будем получать всего двадцать с небольшим. Этого нам недостаточно. И вместо бесплатной страховки надо будет покупать ее за большие деньги. Придется снимать деньги из накопленных. А на то, что снимаем, мы должны платить налог.
У всех выходящих в отставку пожилых американцев есть одна важная задача: постараться так жить на пенсии, чтобы по возможности не изменился привычный стиль жизни. А у нас была еще задача - оставить после себя деньги на образование нашим внукам.
Ирина консультировалась с нашим маклером. Он спросил:
- Сколько, вы считаете, вам надо иметь денег в год?
- На все расходы - не менее шестидесяти тысяч.
Он произвел расчеты на своем компьютере:
- О'кей, вместе с социальным страхованием вы можете свободно иметь семьдесят пять тысяч, снимая только проценты на ваши деньги в акциях. Вы будете платить около пятнадцати тысяч налога. При этом основная сумма ваших накоплений останется нетронутой и будет расти (это называется «стричь купоны»).
По всему выходило, что мы сможем сохранить свой стиль жизни - не шикарный, но и не слишком экономный, и путешествовать по миру, сколько захотим. А если надо будет еще - можем взять больше. При этом и внукам останется. И я подумал: если бы мы остались в России, ни при каких условиях мы не смогли бы быть так обеспечены в старости.
Беспокоиться было не о чем. Есть поговорка: «Муж и жена - одна сатана». Мы дружно готовились к будущему. Правда, если будет здоровье и обойдется без неприятных неожиданностей. Как заканчивал свои письма Лев Толстой, «Е.Б.Ж.» - «Если Будем Живы».