Я узнал его сразу. Десятки раз изучал его досье и вглядывался в фотографию, стараясь понять, какие чувства движут этим человеком, стремящимся любыми путями и средствами приумножать свое богатство, которое исчисляется десятками миллионов в валюте. Для чего ему такие деньги, что он сможет сделать с ними за всю свою жизнь? Обязательно спрошу его, ведь другой такой возможности не будет.

— Доброе утро, Виктор Николаевич, извините за столь раннее вторжение, но дело у меня срочное и не терпит отлагательства, — заговорил прямо с порога гость и отрекомендовался, протягивая руку: — Александр Михайлович…

Преданно служат мне люди от Бадашева. Даже те, которые попали к другим моим коллегам. Поэтому-то первым, кто узнал об убийстве Гущева, был я. Бадашевец, пристроенный к нему в качестве телохранителя, опоздал всего на пару минут. Посланный Гущевым за сигаретами, он вернулся, когда тот уже бился в конвульсиях с пулей в голове. Телохранитель успел выстрелить вслед прыгнувшему на окно киллеру и ранил его в ногу. Тот свалился обратно в кабинет и был немедленно скручен двумя подоспевшими охранниками из той же спецгруппы. Пока они возились с убийцей, телохранитель Гущева позвонил мне и сообщил о случившемся. Предупредив, чтобы никто никуда не звонил, я взял машину и приехал. Гущев уже не дышал. Посмотрел на сидевшего в полной прострации парня со связанными руками. Кровь лилась у него из ноги. Так ведь знаю его, это Игорь, который послужил мне верой и правдой. За что же он с Гущевым посчитался?

Распорядился, чтоб его перевязали, дали воды. Когда он немного оклемался, я ему сказал:

— Я и сам недолюбливал этого ублюдка, готов мать родную продать за копейку. У него столько грехов, что давно пора ему в ад. Вот ты ему и помог.

Такой расклад вещей пришелся Игорю по душе, он слегка порозовел и попросил развязать затекшие руки. Я выполнил просьбу, но предупредил, чтоб он не вздумал фокусничать, так как за нами наблюдают крепкие ребята и малейшее движение, которое им не понравится, станет для него последним.

— Что меня ждет? — задал Игорь вполне естественный вопрос.

— Если за тебя примутся родные и близкие Гущева, то вышка, а если им покажется, что ты убрал его вовремя, и они не станут вмешиваться, то, думаю, припаяют максимальный срок.

— Перспектива не из приятных, — нашел он в себе силы пошутить и, поморщившись от боли, спросил: — А еще есть варианты, более светлые?

— Есть один.

— Говорите, я готов на все, — встрепенулся Игорь.

— Тебе надо полностью, ничего не скрывая, рассказать, почему ты пристрелил Гущева, куда и зачем он тебя посылал, какую информацию удалось получить в этой командировке, и вообще все, что может меня интересовать. Учти, многое мне известно, поэтому малейшая ложь или утайка не ускользнут от меня, и тогда тебе каюк. Вызову милицию и сдам тебя. Дальнейшее тебе ясно. А если все расскажешь, отпущу тебя на все четыре стороны, даже деньжат подкину. Рана у тебя не опасная, кость не задета. Скоро заживет, и будешь гулять себе на воле.

Игорь согласился, заговорил. Почти час я записывал на пленку, чтобы не забыть его одиссею. Так, значит, весь криминал на нас у генерала Рожкова, а девушка Оля, что возглавляла спецгруппу и спасла меня от киллера, оказывается, приставлена ко мне самим Рожковым! А тот, что налоговым инспектором прикинулся, тоже его человек, остался у чеченцев, против наших воюет. Ну и дела! Со всех сторон обложил меня Виктор Николаевич. Нехорошо. Надо срочно встречаться с ним и договариваться. Думаю, что пары миллионов зеленых будет достаточно, чтобы он сдался на милость победителя. А что именно я победитель, в этом сомнений нет. Пусть попробует отказаться. Небо в овчинку покажется. Немедленно свяжусь с Толстобрововым, предупрежу его, что у Рожкова за пазухой бомба для него заготовлена. Найдет меры, чтобы его обезвредить. Но лучше первый вариант. Толстобровов рано или поздно свернет себе шею. Слишком нагло и бесцеремонно действует, потеряв всякий стыд и страх. А так Рожков снова войдет в кабинет на правах хозяина. И если будет с двумя миллионами в кармане, мы с ним вместе свернем горы.

Я отпустил Игоря, выдав ему гонорар, обещанный Гущевым, — все-таки одно дело делаем. А сведения, которые он мне сообщил, дорогого стоят.

— Уезжай на время из Москвы, а здесь мы тебя прикроем, — посоветовал я ему. — Выбери себе город по душе, устройся куда-нибудь на работу, а через годик заберу тебя к себе. За тобой ничего официально не числится, так что претензий никто не предъявит.

Игорь обещал именно так и поступить.

Я вызвал троих ребят, которые были свидетелями происшествия, и предупредил их, чтобы никому никогда об этом ни звука. С сегодняшнего дня они работают у меня. Проинструктировал, что говорить, когда приедет милиция. А версия должна быть следующая: служили у Гущева по найму в качестве охранников офиса. Только что, войдя в кабинет, обнаружили шефа убитым и позвонили по 02. В остальном: «Ничего не видели, ничего не знаем». У меня в управлении знакомый, долго допрашивать не будут. А мне, чтобы лишний раз не светиться, лучше побыстрее отсюда убраться. Фирму эту потихоньку закроем, и все вернется на круги своя.

В последнее время больше половины фирм моих «друзей» лопнули. У Гиви каким-то образом оказались филатовские документы, и он основательно потряс их финансовые устои, шантажируя мужиков разоблачением через прессу. Но и сам Гиви погорел. «Забыл» расплатиться с Толстобрововым, и его очистила до ниточки посланная полковником спецгруппа. Недавно сам пришел ко мне, просил кредит, обещал вернуть с хорошими процентами. Отказал, несмотря на угрозы, что и до меня доберется, ведь документы сохранились. Ошибочку допустил, признавшись насчет документов. Позвонил Толстобровову. Он все понял. Наутро нашли Гиви мертвым у дома, выбросился с пятнадцатого этажа. Но этим дело не кончилось. Заявился ко мне мой старый знакомый, тот, кто убить меня хотел. Принес филатовскую тетрадь. Говорит, что сам ее достал в Америке и что у него она хранилась после смерти шефа. Готов продать ее за сто тысяч зеленых. Просмотрел я ее. Серьезные документы. И я там значусь как один из функционеров мафии. Но все только на испуг. Вот если к ним нынешние дела прибавить, цены не будет. И это имеет сейчас генерал Рожков. Но филатовские документы, конечно, тоже чего-то стоят. Открыл свой сейф, отсчитал десять тысяч и придвинул ему пачку:

— Бери, а то раздумаю.

Схватил, не считая, и умотался, даже «спасибо» не сказав. Пусть живет, тратит деньги — заработал. Теперь, если удастся и Виктора Николаевича нейтрализовать, можно будет спать спокойно.

Генералу Рожкову позвонил поздно ночью, чтоб почувствовал, как важно мне с ним встретиться. Не ошибся, он действительно согласился пригласить меня к себе, причем даже рано утром.

Кажется, я его разбудил. Силен поспать генерал. Но ничего, настроение в норме. Принял довольно доброжелательно. Даже кофе предложил. Я не ломался. Кофе так кофе, хотя для нашего разговора и коньячок не помешал бы.

— Чем обязан в столь ранний час? — первым нарушил молчание Виктор Николаевич, отхлебнув сразу добрую половину чашки, приспособленной скорее для пива, чем для такого деликатного напитка.

— Я пришел к вам с конкретным предложением, очень важным и срочным, — заинтриговал его я.

Генерал отставил в сторону свою пустую «чашечку» и приготовился меня слушать. Я начал издалека, рассказал, чем занимается моя фирма и какую огромную пользу приносит ее деятельность.

— Все это я знаю, — вставил Виктор Николаевич, — давайте ближе к делу.

Я выразил готовность сократить до предела дальнейшее повествование о своей нынешней работе, но подчеркнул, что без этой информации не обойтись, так как можно не уловить то главное, зачем я пришел. Учитывая пожелания генерала, в сжатой форме рассказал о наших торговых сделках, являющихся основным источником дохода.

Виктор Николаевич сразу оживился и попросил эту часть рассказа развернуть. Я не возражал, но с одним условием: чтобы он постарался понять новшества российского бизнеса и не создавал трудностей в работе.