лет уж прошло, да и точно квартиры не помнил его я.

      Раз только как-то шатался по дворику возле подъезда,

      где проживал Михаил, и глазами искал его окна,

      вспомнить пытаясь этаж, как на детской площадке увидел

      трех мужиков, что "козла" забивали, за столиком сидя.

      Пиво они распивали и громко смеялись, горланя.

      Мне показалось, что был среди них и мой Миша. Обрюзг он

      и полысел, но его я узнал, если только, конечно,

      не ошибался. К нему подходить мне совсем не хотелось.

      Надо же, как изменяет нас время. А ведь он тянулся

      все же к прекрасному. Где те порывы? Где лучшие чувства?

      Нет, не сдаваться. И гибнуть как дерево - стоя. Вот кредо.

      В поезде плотно прижали меня окружавшие люди,

      что, как и я, на работу, наверное, путь свой держали.

      Малоприятный момент, - не люблю, когда много народу

      в поезде, - душно и воздуха всем не хватает. И грустно

      как-то становится. Впрочем, себя приучить я стараюсь

      даже такие моменты ценить - ведь и их не воротишь!

      Время, что плавно течет, я стараюсь дробить до молекул,

      кайф находя в мимолетностях. В поезде можно, к примеру,

      лица людей изучать и пытаться понять о них что-то,

      что сокровенным зовется. И в целом я должен заметить -

      грустно становится... Мало счастливых увидите глаз вы.

      Или еще на рекламу смешную иной раз взгляд бросишь

      и улыбнешься игривому ты содержанию оной.

      Шутки люблю я. Люблю посмеяться. Что сделаешь? Грешен.

      Так, кое-как, я доехал до станции, имя носившей

      очень любимого мною поэта, который лет десять

      где-то назад просто душу лечил мне своими стихами,

      просто бальзамом ложился на сердце влюбленное. О, Маяковский!

      Сколько я глупостей слышал о нем от людей оскопленных

      в области сердца! И где эти люди? А где Маяковский?

      То-то же... Этих людей, что хулили его, знать не знаю...

      По эскалатору вверх подыматься я стал - для здоровья

      вновь зашагал вверх по лестнице, - мышцы чуть-чуть разработать.

      Спортом любил заниматься все школьные годы, - футболом

      я увлекался, борьбою классической, - был чемпионом

      Крыма аж несколько раз среди юношей младших, в четверку

      лучших борцов Украины один раз вошел, но по правде

      все ж через силу борьбой занимался, - душа не лежала.

      Больше футбол я любил. Да и прочьи командные игры.

      В армии тоже пришлось подружиться со спортом, там, правда,

      были свои заморочки, далекие, в общем, от спорта.

      А в институте уже расслабуха пошла в этом смысле.

      Хоть и играли порою в футбол мы на сцене во время

      тех репетиций, где не было мастера, ибо он точно

      нас отругал бы за это, но все ж это было не часто.

      Ну, а потом, после ГИТИСа, спорт я забросил совсем уж.

      Так, иногда, отожмуся от пола иль вот, как сегодня,

      просто по лестнице вверх устремлюсь, разминаясь немного.

      Выйдя на улицу, я с наслаждением солнце увидел.

      Взял я листок, что у входа в метро раздавал всем прохожим

      бледный мужчина в потертом пальто и дырявых ботинках.

      Мельком взглянул на листок: зазывают на платные курсы

      по изученью английского. Русский язык бы освоить!

      Скомкал листочек и выбросил: некогда этим заняться!

      Да и желания нет. Да и денег мне жалко на это.

      Да ведь и денег же нет. Стоп. О деньгах покамест не думать.

      Вот на работу приду... Наслаждаясь чудеснейшим утром,

      я зашагал вдоль забора. Беспечность полезна для духа.

       ГЛАВКА ЧЕТВЕРТАЯ

      Как хорошо бы сейчас оказаться на родине, возле

      моря спокойного. Утром в такую погоду подобна

      глади стекла его даль, и едва возле берега дышит

      море, волну за волной нагоняя на берег беззвучно.

      Там тишина. Только чаек порой крик услышишь да хлюпнет

      тельце баклана о воду, охотника за мелкой рыбой.

      Здесь же, в Москве, если вслушаться - гул беспрестанный и ночью.

      Днем же - и скрежет, и вой, и сигналы - безумие, словом.

      Если не жить этим ритмом и, скажем, приехать в столицу

      со стороны, то подумаешь: бедные, бедные люди!

      Да и себя станет жалко: как в джунглях таких одиноко!

      Если же есть чем заняться, как мне, например, то привыкнешь

      к этому ритму и впишешься в архитектонику эту.

      Впрочем, мечта моя вне этой жизни лежит. Я хотел бы

      жить сибаритом и с женщиной близкой, любимой шататься

      по континентам и странам, в гостиницах разных ночуя.

      Там бы любовью я с ней занимался (чем чаще, тем лучше)

      и наслаждался красотами чуждой обоим нам жизни.

      И оттого, что вокруг ни души нет знакомой, нам было б

      вместе с любимой так странно, так мы бы друг друга любили!

      Два одиноких, заброшенных в мир человека, вдруг стали б

      целым одним. О, как я бы хотел этой жизни на грани

      света и тьмы. Думать лишь о любви и о смерти - вот благо!

      Но для такой праздной жизни нужны людям деньги. О горе!

      Вот и работаю я, чтоб хотя бы частицу мечтаний

      осуществить. А другого мне в жизни, пожалуй, не надо.

      Раньше я славы хотел, да и нынче бы не отказался

      если б пришла она, но не умру без нее - это точно.

      А без любви не прожить. Для чего тогда, братцы, работать?

      Да и работать желательно мало. Чем меньше, тем лучше.

      Все же до нищенства не доводить себя - в нем униженье.

      Я и писателем стал потому лишь, чтоб дома работать.

      Ну, это я завернул - все же были к тому предпосылки.

      Да и не платят за труд ни гроша мне писательский. Фирму

      вынужден был я создать по устройству людей на работу

      вместе с приятелем. Этим кормлюсь я на самом-то деле.

      Вот и иду на работу. В подъезд захожу того дома,

      что знаменит тем, что здесь жил когда-то Булгаков, и здесь же

      происходили событья, известные нам по роману

      про Маргариту и Мастера, - рядом "плохая квартира".

      Ну, а в подъезде, куда я вошел, если верить газете,

      Фанни Каплан проживала, что в Ленина хоть и стреляла,

      но только ранила. Впрочем, что здесь проживала эсерка -

      я почерпнул из "МК", если память мне не изменяет.

      Верить ли вам сей газете, - решайте вы сами. Я верю.

      Так интересней. По лестнице стал подниматься я быстро.

      Был здесь недавно ремонт косметический,- стены белили,-

      так что все чисто вокруг, а до этого стены все были

      сильно исписаны в разное время фломастером, ручкой,

      краской, помадой губной и еще черти чем - непонятно.

      Надписи были на русском, а также еще на английском.

      Я свой имел интерес, когда каждую новую надпись

      взглядом оценивал, но раскрывать тайный смысл вам не буду.

      Детские игры... Но ладно... Поднявшись под самую крышу,

      я позвонил. Мне охранник открыл дверь с улыбкою сонной.

      Как все течет и меняется! Только недавно другие

      были соседями нашими по этажу, - торговали

      то ли бензином они, то ли чем-то еще, а теперь уж

      наши соседи маркетингом заняты. Ихняя фирма

      полэтажа занимает, а мы лишь одну комнатушку.