<tab>— Ну и вали!

<tab>— Эй-эй! Я же вернусь. Просто надо.

<tab>— И куда?

<tab>— Э-э-э… к брату.

<tab>— Кто у нас брат?

<tab>— Он… э-э-э… ну…

<tab>— Слишком много «э». Не говори, не моё дело. Судак с соусом?

<tab>— Давид, мой брат, он филолог, мне нужна его помощь.

<tab>— Он живёт не в Москве?

<tab>— Н-н-нет.

<tab>— А в Москве филологов нет. Ну-ну.

<tab>— Ты мне не доверяешь?

<tab>— Доверяю, но думаю, что не стоило бы.

<tab>— Дурак. Жди меня послезавтра, с работы встречу.

<tab>Не то чтобы Давид ждал Сергея. Он ждал последствий своей неосторожности. Всю дорогу с работы озирался, дома не мог заснуть. Потом обнаружил, что Сергей оставил у него сумку с вещами. Абсолютно не церемонясь, вытряхнул всё из неё. Джинсы, носки, футболки, провода, книжка «Автор неизвестен», бритва в коробочке, карта Москвы, записная книжка. В ней незнакомые фамилии, номера телефонов, какие-то цифры, много номеров под какими-то закавыченными названиями: «подозрительный», «главный», «она», «болтун», «сторублёвик», «сторожиха». Из книжки выпала фотография, на которой мужчина, уже немолодой, улыбается, ровные зубы, волосы торчком, глаза за очками… ореховые. «Это и есть брат, — понял Давид. — Старший. Сразу видно, что интеллигент. Фило-о-олог!» Больше ничего полезного он не обнаружил. Ноутбук Сергей взял с собой. Давид решил почитать «Автор неизвестен» и честно уснул под книжкой, убедившись, что стиль письма и некоторые словечки узнаваемы.

<tab>Весь следующий день парень убеждал себя, что беспокоиться не о чем. Ник был на выходном, и разговорчивый Пол развлекал его всю смену. Он подтвердил, что клиент с кривым носом разговаривал с ним в прошлый раз, выспрашивал о Давиде, более того, Пашка слышал, как он беседовал с Факаидисом. Что спрашивал, как давно работает официант Дейв, где работал раньше, доволен ли работодатель им… Пол сказал, что Сергей показывал хозяину какой-то документ, так как тот не особо хотел разговаривать с гостем.

<tab>Эта Пашкина информация опять растревожила Давида. И он даже решился пойти к Факаидису попросить у него расчёт — решился удирать от любопытства этого змея. Но хозяина паба на месте не было. А Борисовна подтвердила, что Безуглый довольно-таки известный писатель, хотя она «представляла его совершенно по-другому». Барменша даже попросила взять у него автограф, как только тот вернётся. Придётся ждать — обещал автограф.

<tab>Вроде успокоился. Но опять не спалось. Тени, образы, звуки, запахи навалились и не дают сладко вытянуть позвоночник. Посредине ночи Давид вдруг вскочил, стал смотреть в окно, вышел курить на балкон. Потом сделал странное. Взял вилку и стал подкапывать землю у гигантского алоэ, что околючивало окно на кухне, что-то поддел, вытащил маленький целлофановый пакетик, встряхнул, размотал нитку, которая скрепляла его, и достал из грязного мешочка кольцо. Надел на палец. Немножко велико. Большой квадратный камень презрительно и пристально смотрел на растрёпанного парня. А тот хмуро отвечал ему. Посмотрели друг на друга. Парень оказался сильнее. Щёлкнул по бриллианту и сказал вслух:

<tab>— Пусть знают правду. Удрать успею.

<tab>Решительно запрятал в мешочек кольцо с жалкими листочками вокруг коварного, горделивого камня и зарыл обратно в кадку. Выровнял землю. Примял её и полил алоэ из чайной чашки водопроводной водой.

<tab>На следующий день после маетной работы Сергей, как и обещал, встречал Давида на «мухе». Парнишка выглядел более уверенным и решительным, а писатель, наоборот, подавленным, хотя и старался придать лицу счастливое выражение. Сказал, что не выспался, что в поезде писал, что пришлось встречаться с неприятными людьми, что брат ворчал, но что всё равно был рад видеть. И действительно, по приезде «домой» Сергей сразу свалился на свой диванчик и отказался от ночной трапезы, разрешив Давиду читать и править текст курсивом на ноутбуке. Сам же засопел и, не шевелясь, пролежал в позе падения всю ночь, пока прототип его героя, освещаемый неживым светом монитора, вчитывался в новый текст. Иногда останавливался, отрицательно мотал головой и начинал работать мышью и клавиатурой так, как будто он с кем-то сражался в странной электронной игре, где слова — войны, пробелы — секреты, точки — выстрелы.

<tab><i>«В новом классе никто, казалось, не обращал на него внимания. Никто не спросил его первого сентября, что за ранки у него на щеке и шее. И сейчас, спустя три недели отсутствия, никто не поинтересовался, чем же болел новенький. Классная руководительница — пожилая математичка Вера Ивановна — даже справку не потребовала. И Давиду представилось, что тут все обо всём знают, а это позорно, а это значит, сейчас будут шпынять, унижать, издеваться, как над слабым — так, как принято в детском доме. Он ожидал от каждого заговорившего с ним презрительного тона, брезгливого взгляда.

<tab>От некоторых он действительно замечал косые, пренебрежительные взгляды, дважды слышал, что в спину несётся шёпот: «Голиковский приблудок, голодранец». Он готов был драться, вцепляться в горло безоглядно на силу обидчика, но серьёзных поводов всё-таки никто не давал. И вообще, Давид очень скоро оценил гимназию: хоть учиться здесь было трудно (из-за всех горестных обстоятельств своей жизни он очень много пропустил), но это было место, где полдня он не видел психа. Гарантированно не видел. Ну и что, что не было друзей. Ну и что, что французский язык казался абсолютным кваканьем и никак не давался. Ерунда даже то, что на уроках физкультуры его не брали в свои команды мальчишки из класса — оказалось, что он просто не знает правил спортивных игр, не умеет водиться с мячом, делать точные передачи, не добрасывает мяч с линии подачи через сетку да и просто с визгом отскакивает от кручёного мяча, летящего прямо на него. Тот ещё игрок! Гимнастика ещё не началась, лыжи и коньки тоже ещё впереди, но волейбол и баскетбол были для него непостижимы.

<tab>Сидел он в классе за партой с девочкой Милой, маленькой и тихой, как и он сам. Только она была отличницей, на уроках не бездельничала, записывала всё, что положено, слушала внимательно, робко переспрашивала непонятные моменты лекций, педантично вела дневник. Но списывать не давала. Когда Давид вытягивал шею и типа незаметно заглядывал к ней в тетрадь, она наклоняла плечо, горбилась, отодвигалась к краю парты. Дружить не получалось. Даже поболтать с ней не удавалось.

<tab>Около месяца после «болезни» длился этот обет молчания вокруг него. К тому же Давид заметил, что двое парней — один безымянный из десятого класса, другой одноклассник, бугай Мансур Байрамалов — постоянно рядом. Похоже, что следят. Однажды Давид чем-то отравился и весь шестой урок провёл, невесело беседуя с унитазом. Так эти двое почти синхронно ворвались в туалет посреди урока, запыхавшиеся, с выпученными глазами. Явно искали его. Мансур, увидев синюшного Давида, тут же вышел, и было слышно, как он говорит по телефону:

<tab>— Нашли… Блюёт в тубзике… Не знаю… Не отпустим… Ага, пораньше…

<tab>За ним чудесным образом приехали раньше, а тот другой — безымянный десятиклассник — практически за шкирку уволок его из туалета в гардероб и лично сдал охраннику Голиковых, что прикатил так внезапно.

<tab>Однажды «опекунов» у Давида прибавилось. Он, как обычно, сидел на физике, безнадёжно вытягивая шею в сторону Милкиной тетрадки, как вдруг отличница вместо того, чтобы отвернуться, закрыть тетрадь с ответами, левой рукой неловко пододвинула Давиду длинный листочек. Записка? Давид недоумённо раскрыл её. «На физре вместо игры иди в девчачью раздевалку».

<tab>— От кого это? — прошептал он, не поворачиваясь к соседке. Та чуть заметно пожала плечами. — А это точно мне? — ещё раз обратился он к Миле. Та кивнула головой, делая вид, что увлечённо решает задачку. — Ми-и-ил! Ну от кого? — та не успела ответить, так как Давида вызвали к доске и он пошёл позориться.