<tab>

<i><tab> «Толпа завалилась разово, к Голиковым было не принято тянуться, вынуждая каждый раз встречать гостей. Человек пятнадцать — ближний круг Антона, те, что были либо равны ему по статусу и по годам, либо те, кто не побоялся предложить свою дружбу и понравился, либо те, кто умело подхалимничал и угождал. Бывшие одноклассники, нынешние сокурсники, случайные знакомцы по ночным клубам и автогонкам по спящим улицам — вот примерный диапазон приглашённых на уже традиционную вечеринку на третий этаж дома Голиковых. Вечеринка посвящалась уходящему лету и предстоящей учёбе. И хотя на самом деле Антон со товарищи не утруждали себя в делах школьно-вузовских, они считали прямо-таки своим долгом «отметить» уход лета, проводить, так сказать, бабахнув напоследок шампанским, фейерверком и громкой музыкой. В этот раз ожидалось обычное зажигалово, по окончании которого отмороженную молодёжь, истерично ржущую или энергично блюющую, развозили по домам таксисты и личные водители. Был приглашён самый крутой ди-джей города, помещение с гуманоидом на потолке наполнилось несущимися ритмами прогрессивного хауса и гипнотическими сэмплами транса под мигание дорогущей световой установки.

<tab>Карина налепила сотню оригинальных роллов и сотню мини-пирожных. Но основная программа, конечно, не еда. А напитки, дым и порошок для избранных.

<tab>Давид боялся этого вечера, так как от обдолбанного Тоши можно было ожидать всё что угодно, а его приглашённых друзей он вообще не знал, вдруг они ещё хуже? Он уже придумал, как себя будет вести. Как только гости пожалуют, он спрячется и будет весь вечер сидеть как мышь. И спрячется он не в своей комнате и не на кухне, а на втором этаже, в кабинете Юрия Владимировича. Кабинет, конечно, был закрыт, и ему входить туда было строго-настрого запрещено, но Давид знает, где хранятся ключи от второго этажа, ему Карина показала. Вот он сядет там под министерски-важный стол, за которым мэр вовсе не работал, а восседал, изображая из себя грозного начальника, засыпал, пересматривая какие-то глупые журналы, в лучшем случае прочитывал речи, которые готовили ему спич-райтеры.

<tab>И всё в начале шло, как Давид и задумал. Конечно, псих велел одеться по-уродски: колготки, юбка в клетку и кожаный корсет и, разумеется, сумасшедшие фиолетовые шузы. Тоша самолично обряжал игрушку, сей ансамбль одежды родился после часовых экспериментов над испуганным Давидом, который сопровождался щипками, шлепками и щекоткой. Сам же хозяин нацепил жутко навороченные чёрные джинсы и тёмную облегающую рубашку с леопардовым рисунком на отвороте. Во время приготовлений Антон интимно «обещал» Давиду пригласить его на танец и велел быть только в пати-комнате, всячески угождая его друзьям. Что под этим имелось в виду, осталось непонятым, так как Давид блистательно провернул операцию «исчезновение» в самом начале кутежа. Он вместе с Антоном спустился, как только открылись ворота для машин, так как псих держал его за юбку. Но когда начались рукопожимания и обнимания с завалившей в грохочущий дом компанией, Голиков выпустил из рук клетчатый подол, а Давид юркнул в гардероб, услужливо подхватив латексный плащик крашеной нифмы, зарылся там в одежды, а как только толпа двинулась наверх, выскочил, открыл маленькую узкую дверь кладовки, где горничная хранила всякие приспособы, подковырнул шпилькой несерьёзный замочек на висящем ящичке, и вот они — связки ключей и ключиков. Снял плоский небольшой ключ со второй связки, всё закрыл и побежал на второй этаж.

<tab> Здесь, в кабинете — прохлада и сумрак. Шкафы с бесполезными для мэра томами законов напоминали толстых пэров с золочёными эполетами, безнадёжно забытых в век информационных технологий. Широченный стол, наверняка тяжёлый как рояль, непоколебимо стоял на львиных ножках, надёжно скрывая странного подростка в короткой юбке, колготках с неровным швом и тугим корсетом, выдавливающим цыплячью кожицу своими перетяжками. Давид снял фиолетовое убожище с ног, ослабил корсет и сел по-турецки, подкатив поближе барское кресло. Он напряжённо слушал, что там делается за дверью. И сердце застучало предательски громко, когда он услышал, как Антон недовольным голосом кому-то говорил:

<tab>— Куда он мог деться? На кухне посмотри! Урою с-с-суку! Нет, наверху его нет. Эй, Макс, ширево — обторчаться! Я оценил! Я тут тебе что хочу сказать…

<tab> Ещё через какое-то время шёпот прямо около двери кабинета:

<tab>— Наружка что?

<tab>— Он не выходил! Сто процентов! — Давид узнал голос «мил человека».

<tab>— Блядь! Хрена ли вам платят, что вы не можете сучёныша мелкого найти? На этом этаже? Ключи на месте?

<tab>— Да. Ключи висят там, где висели, на месте. — Давид возблагодарил Бога, что тот его надоумил не брать всю связку, а лишь снять нужный ключ.

<tab>— Чердак! Туда дуйте!

<tab>И голоса опять исчезли, только ритмичный бумкающий звук драм-установки, одинокие визги, изредка бегающие по лестницам шаги вверх-вниз. Давид решил, что ему удалось. И плевать, что наверняка после вечеринки его изобьют, главное — не быть на глазах толпы и не позориться сейчас. Сколько он так просидел, напрягая спину и навострив слух, неизвестно. Но с каждой минутой тревога успокаивалась. Потом он стал осматриваться, «ходить пальцами» по ножкам кресла и по частям стола. Высунул нос, отодвинул кресло. Попробовал открыть ящики стола. Открылось два из трёх, в одном аккуратной пачкой газетные вырезки с фотографиями и упоминаниями о его первейшестве, две пачки шоколада, пилка для ногтей, штопор. В другом журналы с голыми тётками, какие-то таблетки, пачка сигарет, флешки, пульт от кондиционера, чёрный блокнотик, где на каждой странице были подписаны месяца и небольшой столбик цифр. Закрыв ящики, уныло обозревая подстолье в полутьме, Давид вдруг обнаружил в углу столешницы, с нижней стороны, квадратную кнопочку. Подполз. Ничего не написано. Страшно захотелось надавить. Мальчишка боролся с собой пару минут. И всё-таки детское любопытство взяло верх. Он зажмурился и нажал.

<tab>Никакой сирены или взрыва не последовало. Только мягкий шум в дополнении того, что бухал сверху. Ш-ш-ш-с… Давид на четвереньках выбрался из-под стола, прищурился и всё-таки разглядел в тёмной комнате перемену. Там, где ещё недавно висела картина в золочёной раме с изобильным натюрмортом, был проём, а картина открылась наподобие дверцы. Давид встал и, прижимая к себе фиолетовые ботинки, на носочках подошёл к окошку. Железная дверь с круглой ручкой и семью маленькими квадратиками с мигающими точками внутри. Клавиатура с цифрами и кнопками «Block» и «Enter». Сейф. Сообразительный мальчик поставил ботинки на пол и вернулся к столу. Достал блокнотик. Во всех месяцах, включая август, по четыре ряда цифр, а в сентябре и последующих три. Ага!

<tab>Совершенно не думая, что за такими действиями может следовать катастрофа, забыв, что его разыскивают по всему дому, Давид стал нажимать поочерёдно семь цифр из столбика «август». Вместо точек отражались зелёные 3349021. И теперь «Enter». Дверка слабо пискнула и загудела. Давид дёрнул за круглую ручку, сейф открыт.

<tab>— Вот дурак! — восторженно прошептал юный медвежатник, явно имея в виду не себя. Заглянул. И глаза расширились. В глубине сложены стопки, перетянутые бумагой — деньги! Тут же какая-то толстая папка. Несколько шкатулок разной формы. Но самое страшное на нижней полке — пистолет! Вещичка старухи с косой! Давид испугался и захлопнул дверцу, ткнул в «Block». Зелёные цифры исчезли, и в квадратиках опять замигали точки. Держась за ребро золочёной рамы он вернул картину в изначальное положение. Прижал и… ш-ш-ш-с — она намертво преградила путь к сейфу. И Давид завороженно стал разглядывать на холсте потные виноградины, золотые яблоки, целлюлитные груши, скрюченные листья и почему-то дохлую рыбу с удивлённым глазом. Так и стоял, уставившись в рыбий глаз. Пока от двери не послышался скрежет замка, она распахнулась, выливая на стоявшего у картины мальчишку сноп света.