Но это оказалось ещё не самым страшным из того, что ждало её этим вечером в скромном доме в Марьиной роще. Едва она успела перешагнуть последнюю ступень на свой этаж, как кто-то сзади схватил её за плечи и с силой прижал к стене, зажав рот так, чтобы она не смогла закричать. Но она и так не закричала бы, парализованная ледяным ужасом, потерявшая от неожиданности как голос, так и последние шансы к сопротивлению.

"Гордеев", – подумала Сашенька в последний момент, с упавшим сердцем ожидая, что вот-вот получит удар кастетом по голове, или ножом в бок, или ещё что-нибудь, плохо совместимое с жизнью.

Однако ничего такого не последовало, а вот попытка покуситься на её девичью честь не заставила долго ждать. Саша с отвращением ощутила порывистые и грязные прикосновения к своему телу, до того неприятные и возмутительные, что страх вдруг растаял, уступив место величайшей ярости. Не задумываясь о последствиях, она укусила своего мучителя за руку, по-прежнему зажимавшую её рот, и как только хватка ослабла – рванулась вперёд, пытаясь спасти бегством. На помощь нужно было звать, но Саша не соображала в тот момент, думая исключительно о том, как сбежать подальше от возможного позора. Однако у неё ничего не получилось, преследователь настиг её возле самой двери, которую Саша уже почти успела открыть. Схватил за плечи, с силой швырнул к другой стене и навис над нею, порывистыми движениями расстёгивая ремень на брюках.

"Господи, лучше бы я умерла!" – успела подумать Саша, прежде чем таинственный ночной злоумышленник совершил небывалый акробатический кульбит, перелетев аж через целых два пролёта с верхнего этажа на нижний. Что за неведомая сила толкнула его вниз? Вскинув голову, Саша заметила ещё одного мужчину и подумала, что, наверное, тому попросту захотелось опередить товарища по части совращения невинных барышень прямо в подъезде. От этих ужасных перспектив она застонала в голос, вжимаясь в стену, прекрасно понимая, что деваться ей некуда.

И лишь потом, с запоздалым удивлением и невероятным облегчением узнала в подошедшем к ней мужчине Игната, кучера князя Волконского.

– Вы как? – заботливо спросил тот, подав руку, чтобы помочь подняться.

– Господи боже, откуда вы здесь? – дрожащими губами прошептала она вместо ответа. – Вы же уехали, я сама видела!

– Князь велел проследить, чтобы с вашей головы ни единый волос не упал! А я гневить Михал Иваныча не рискнул бы ни за что на свете, так что, вот, решил убедиться, – в темноте его было плохо видно, но Саша чувствовала, что её спаситель улыбается. – Как видите, не зря.

– Вы спасли меня! Я не знаю, как отблагодарить вас, я… – она хотела что-то сказать, но не справилась с эмоциями и заплакала.

– Да будет, будет, – неловко пробормотал Игнат, к утешению молоденьких барышень как-то не привыкший. – Всё позади! Вы бы, это… шли бы уже домой… А мне тут ещё с вашим, хм, ночным другом, разобраться надо.

Сашин "друг", едва ли не ставший "близким другом", валялся теперь на лестничном пролёте между первым и вторым этажом, отдыхая после своего замечательного акробатического трюка. И постанывал, но уж точно не из-за любовного жару, а скорее из-за сломанной ноги. Потому он ещё и не сбежал, бедняжка.

– Вы убьёте его? – сама не зная зачем, спросила Саша.

– Если Михал Иваныч прикажет, то убью, – спокойно ответил Игнат, решив, что после такой отвратительной выходки медленная и мучительная смерть – это самое меньшее, что мерзавец заслуживает. Потом, правда, он вздохнул: – Но для начала не помешало бы разобраться: кто такой, зачем следил за вами, какие цели преследовал…

– Я вам это и так скажу, – откинув за плечи растрепавшуюся косу, ответила Сашенька. – Это Георгий, слуга Ивана Гордеева. Он здесь по приказу своего хозяина. Ждал меня.

Удивился ли этому Игнат? Может, и удивился, а может, и ожидал чего-то подобного. Не стал бы ведь Михаил Иванович волноваться просто так? И не требовал бы с такой серьёзностью доставить барышню в целости и сохранности? Видать, были причины волноваться.

И если это и впрямь Георгий стонет там, внизу, значит, дела плохи. Хуже некуда. Гордеев за своего человека голову оторвёт! Вот только Игнат не боялся Гордеева, куда страшнее было навлечь на себя гнев его сына и допустить, чтобы с этой милой рыженькой барышней случилась беда. Да и по-человечески девушку было жаль. Пропала бы она, если б не Игнат со своим своевременным возвращением, как пить дать пропала!

– Ступайте домой, – шепнул он Сашеньке, сжав её плечо в жесте дружеской поддержки. – Я со всем разберусь, не волнуйтесь. Ступайте.

– Спасибо вам ещё раз! – с чувством произнесла Саша и, дрожащими руками достав ключи из кармана, стала пытаться открыть замок. Она не преуспела, потому что руки отказываясь слушаться, но Игнат и тут пришёл на помощь и открыл для неё дверь. И повторил:

– Всё будет хорошо. Не бойтесь ничего. Михал Иваныч не даст вас в обиду!

"Хотелось бы верить", – мысленно ответила Сашенька и кивнула, вытирая слёзы краешком рукава.

А потом, как она и предполагала, её ждало последнее испытание на сегодня. Василиса Фёдоровна ещё не ложилась и сидела на кухне за стаканом чая, хмуро глядя за окно.

"Что сказать? – думала Саша, моля Господа о том, чтобы старуха не заметила её ещё не высохших слёз. – Как объяснить столь позднее возвращение?"

Но объяснять ничего не пришлось, Василиса сама прекрасно всё видела. Старушка хоть и дожила до благородных седин, но остроту зрения не утратила.

– Могла бы предупредить, что задержишься! – ядовито произнесла она, не соизволив даже обернуться, а глядя исключительно в окно. – Не думала, что у молодых девиц в почёте столь позднее возвращение домой! И Кирилыч тоже хорош, сказал бы заранее, чтоб я тебя не ждала и ложилась спать!

– А причём здесь… – в последний момент Александра осеклась и постаралась непринуждённо улыбнуться. – О, да… вы же знаете нашего Ивана Кирилловича, ни перед кем не отчитывается! А я побоялась ему перечить, хотя мне и самой страсть как не хотелось задерживаться у них, я же знала, что вы ждёте меня и волнуетесь!

Карета! Эта проклятая карета с гербом Волконских, стоявшая под окном! Господи, до чего смешно! Александра едва сдерживала своё нервическое веселье, бьющее через край, но когда недовольная хозяйка пожелала спокойной ночи и ушла к себе, она расхохоталась в голос. Вот это повезло! Противная старая карга, несомненно, донесла бы обо всём Гордееву – для чего ещё он поселил Сашу у неё под боком, если не для этого? Но она увидела карету с гербовым рисунком Волконских, на которых всё время разъезжал Иван Кириллович, и решила, что это он и был, лично привезший её домой! Господи, вот это удача! Вот это миловал Господь, так миловал!

Поразительно, но сегодня ей прямо-таки феноменально везло. Сначала чудесное спасение княгини Караваевой, затем неожиданное покровительство Сидоренко и ещё один лишний день в больнице, потом милашка Никифорова, для всех слывшая самой вредной из всех пациенток, а её же принявшая как родную, затем это практически безболезненно прошедшее позднее возвращение домой…

Смех её сам собой перешёл в горькие, отчаянные рыдания. Ох, и натерпелась же она страху за этот короткий вечер! А ведь если бы не пошла к Волконскому с этой папкой, а вернулась сразу в Марьину Рощу, что было бы?! О, нет, Саша и помыслить о таком боялась! Ясно же: дело Юлии Николаевны так или иначе попало бы к Гордееву, а она, Сашенька, к Георгию. Воспоминания о его грубых прикосновениях всё ещё заставляли её содрогаться от ужаса, и ей хотелось немедленно смыть с себя всю эту грязь.

Правда, успокоилась она довольно скоро, ещё раньше даже, чем начал действовать отвар из пустырника, который Саша сама себе заварила. Рассеянно глядя, как внизу, под окном, Игнат довольно бесцеремонно загружает в карету бессознательного Георгия, она поморщилась и обняла себя за плечи.

"Убью, если Михал Иваныч прикажет", – вот как он сказал.