"Я всё-таки слишком мало о ней знаю, – пришёл к выводу Мишель. – Да я вообще ничего о ней не знаю, чёрт возьми! Нужно извиниться. Это, наверное, и впрямь было некрасиво!"
– А впрочем, разве могли вы подумать обо мне другое? – вздохнув, продолжила Александра, в отчаянии покачав головой. – Я же дочь Алёны Тихоновой, яблоко от яблони! Тем более, я затеяла всё это и впрямь не то чтобы совсем уж бескорыстно. Но клянусь вам, ваше величество, если бы мне нужны были деньги, я продала бы это дело Гордееву без лишних сомнений. Уверяю вас, он бы не поскупился.
– Не сомневаюсь, – хмуро сказал Мишель, представив, что могло быть в этом случае. – Так чего же ты хочешь?
Такая постановка вопроса понравилась Александре немногим больше. В очередной раз она вздохнула, мысленно призывая Господа в свидетели безнадёжности этой затеи, а затем сказала:
– Я всего лишь хочу остаться в живых.
"Совсем он, что ли, обезумел?! – подумал тогда Мишель, взглянув на её разбитый висок, который Александра отчаянно прятала за волосами. – До какой степени он должен был запугать её, бедняжку, чтобы она решилась прийти за помощью ко мне?"
– Желание похвальное, – немного помолчав, сказал он. – А что, прости, были прецеденты?
Мишель надеялся, что она расскажет, откуда у неё взялось это ранение, едва не ставшее смертельным, но Александра жаловаться не стала.
– Ещё нет. Но это дело времени, несомненно. Понимаете ли, я случайно услышала разговор… самое время вам сейчас сделать возмущённое лицо и сказать, что барышням совсем негоже подслушивать! Но я не нарочно, клянусь вам!
Саша рассказала ему о том ночном разговоре в кабинете у Гордеева. И если её несказанно удивило предательство ничтожества Воробьёва, то Мишель отнёсся к этой новости с равнодушием. Он-то, в отличие от Сашеньки, никаких иллюзий насчёт Викентия Иннокентьевича давно не питал.
– Даже и не знаю, что сказать, сестрёнка! – сказал он, когда она замолчала, ожидая его вердикта.
– Они ведь поймут рано или поздно, кто это сделал, – с тоской сказала Александра, пропустив иронию мимо ушей. – И от этого Иван Кириллович явно не воспылает ко мне любовью, а его желание убить меня ничуть не уменьшится!
– Что ты такого ему сделала?
– До или после того, как высказала в лицо всё то, что думаю о его ничтожестве? – изогнув бровь, поинтересовалась Саша.
– Это было довольно смело с твоей стороны.
– И кто бы говорил! – она тоже позволила себе скромно улыбнуться. – Вам-то этой смелости тоже не занимать. О том, как вы спустили его с лестницы, у нас по городу теперь легенды ходят!
– Это были… хм… вынужденные меры, – смущённо произнёс Мишель, но глаза его улыбались.
Ах, ну что за дивные глаза! Саша поймала себя на совершенно неуместной мысли, что при других обстоятельствах могла бы смотреть в них бесконечно. Если бы только он не был таким невыносимым, если бы не вёл себя так нагло, если бы они не стали врагами волею случая и Ивана Гордеева, если бы, если бы…
Отогнав наваждение прочь, Александра собралась спросить, что теперь будет, но ей помешал стук в дверь, оглушительно прозвучавший в сумеречной тишине майского вечера. Девушка испуганно вскинула голову и вопросительно посмотрела на Мишеля.
А тот взглянул на часы и выругался.
– Это Ксения, – вполголоса объяснил он.
Митрофанова? Саша тоже посмотрела на часы – половина десятого уже! – и всерьёз озадачилась, а с какой это стати графиня, потомственная дворянка и уважаемая женщина, позволяет себе столь поздние визиты на квартиру одинокого и пока ещё неженатого мужчины?
О да, она действительно не понимала! Более того, Саша и в мыслях не держала, что Волконский мог оказаться не один этим вечером. Да если у неё хотя бы на секунду возникло такое подозрение, она в жизни бы к нему не пришла! Хорошо это или плохо, но Саша оказалась слишком благородного воспитания, чтобы позволить себе хоть и в мыслях допустить неприличное. И в очередной раз пришлось спуститься с небес на землю, тихонько обозвать себя идиоткой и сокрушённо покачать головой, кляня на чём свет собственную наивность.
Стук, однако, не прекращался, и нужно было что-то делать, пока Ксения, чего доброго, не снесла дверь с петель.
– О-о, она будет в восторге! – прошептала Саша, растерянно оглядываясь по сторонам, ища подходящее место, где можно было спрятаться. Волконский, конечно, негодяй и мерзавец, но ставить его в весьма недвусмысленное положение Александра ни в коем случае не желала.
Правда, имелся огромный соблазн сказать Митрофановой: "Я-то, допустим, его сводная сестра, а вот что здесь в такое время делаете вы?"
– Давай, в комнату, – тихо скомандовал Мишель и по такому случаю даже открыл перед ней дверь, коей оказалась дверь в спальню. Александра послушно зашла, вертя головой, в поисках более или менее приемлемого укрытия.
– Под кровать ни за что не полезу, это уже совсем пошло! – на всякий случай предупредила она, подняв указательный палец.
– Надеюсь, не понадобится, – с улыбкой сказал Мишель, прикрывая за собой дверь. Но, впрочем, он просчитался. Забыл, очевидно, за годы разлуки, как это обычно было тяжело – избавиться от Ксении, особенно если сама она того не желала.
– Миша! Почему ты не открывал так долго?! – прямо с порога возмутилась она и бросилась к нему на шею. – Я чуть не состарилась, пока тебя ждала!
– Я… м-м… спал, – выкрутился Мишель, обнимая её за талию и слегка отстраняя от себя, пока она не набросилась на него с жадностью истосковавшейся офицерской жены, прямо там, в коридоре, как это уже бывало прежде.
– Спал? Так рано? Десяти ещё нет! Что же не дождался меня?
– Прости, я совсем забыл. Выбился из сил за день. Ты привезла документы?
– Да, вот они, как ты и просил, – Ксения вручила ему несколько папок, что держала в руках. – Отец сказал, здесь не всё. В связи с недавними событиями в "Центральном", до возвращения Дружинина банковский счёт аннулирован. Ему попросту отказали.
– Я догадывался, что так просто это не пройдёт. Но всё равно, спасибо тебе огромное и Андрею Юрьевичу тоже спасибо, да, – с этими словами Мишель поцеловал её в щёку, намекая тем самым, что разговор окончен.
Ксения нахмурила брови и с подозрением уточнила:
– Это что, всё?
– М-м. А у тебя ко мне были ещё какие-то дела? – Мишель старательно изобразил непонимание, но Ксению оказалось не так-то просто провести.
– Разумеется! – ласково произнесла она и вновь прильнула к нему, скрестив руки на его шее. – Миша, ведь я же соскучилась! Ты не можешь быть таким суровым со мной, мы весь день не виделись, и я с таким нетерпением ждала этого вечера! Не можешь же ты вот так запросто взять и выставить меня за дверь?
"Ну же, братец, держись… держись, умоляю тебя! – мысленно взывала к нему Александра, которая со своей позиции прекрасно слышала весь их разговор. – Ты же офицер! Не позорь честь мундира!"
– Наверное, смогу, – порадовал Сашину бедную душу Волконский. – Я и впрямь намучился за день и с ног валюсь от усталости, извини. Давай не сегодня, пожалуйста.
– Хорошо, тебе не придётся ничего делать, я всё сделаю сама! Пойдём скорее в спальню! Миша, я так соскучилась, ты бы только знал!
"Какой ужас, – подумала Александра, – и я ведь всё это слышу!"
"Какой ужас, – подумал Мишель, – и она ведь это всё слышит!"
– Ксения, я… – он как раз таки собирался возразить, но Митрофанову было уже не остановить – распахнув двери спальни, она хозяйской походкой зашла внутрь.
"Сейчас что-то будет", – подумал Мишель. Впервые в жизни он оказался в такой нелепой ситуации, и, как ни странно, ему было безумно смешно. Хотя веселье – это, вероятно, последняя из эмоций, которую должен испытывать молодой человек, оказавшийся в столь двусмысленном положении.
Однако ему повезло.
– Чего ты ждёшь? – требовательно спросила Ксения, обернувшись через плечо.
Измученно вздохнув, Мишель поплёлся за ней, к величайшему ужасу Александры, в последний момент успевшей забраться в широкий шкаф, что стоял аккурат напротив кровати. В инкрустированных дверцах имелись небольшие отверстия, так что панорама её взору открывалась великолепная.